Страница 21 из 119
Второй причиной, почему кантонское правительство под руководством Чан Кайши решилось на Северный поход, была надежда военными лаврами укрепить свой политический престиж, пошатнувшийся в глазах масс в результате переворота 20 марта[83]. Все это было настолько ясно, что один из участников этого похода, коммунист Си Няньи, в статье от 7 августа 1926 г. писал:
«Северная экспедиция при той ее политической характеристике, которая имеется сейчас, лишь в силу объективных условий может считаться льющей воду не на мельницу милитаризма, но на колеса буржуазной революции.»
Тов. Чен Дусю[84], секретарь ЦК киткомпартии, в статье от 2 июля 1926 г. рассказывает об аргументах, которые выдвигали, хотя и очень осторожно, коммунисты против Северного похода:
«По этому вопросу я расхожусь во мнениях с некоторыми товарищами. Они, конечно, также не против наступления на Север. Их точка зрения на этот вопрос состоит в том, что они считают, что Кантону, прежде чем наступать на Север, нужно собрать силы для этого похода, что нельзя сломя голову кидаться, не учитывая опасностей, которые могут встретиться на их пути».
Многие китайские коммунисты понимали, что Чан Кайши собирается в поход не из революционных, а из контрреволюционных побуждений; они считали, что необходима предварительная внутренняя борьба в самом Кантоне, которая создала бы Кантон действительно революционной базой и тем предопределила революционный характер похода. На той точке зрения стояло большинство русских товарищей, занимающихся китайскими делами. (Аргументы китайских коммунистов доказывают глубину понимания классового переплета, проявленного тов. Бухариным. Он порицал меня за то, что я требовал предварительного развертывания борьбы за освобождение крестьян в Гуандуне, прежде чем пускаться в военный Северный поход, оставлявший в тылу власть в руках контрреволюции.)
Следующие объективные условия сделали поход, порожденный страхом борьбы с помещиком и поисками военной силы, революционным фактом: поход обнаружил полную гниль милитаристского режима У Пейфу и в продолжение нескольких месяцев привел к развалу его армии; поход обнаружил громадную силу национальной идеи; наконец, Северная экспедиция повсеместно подняла на ноги рабочих и крестьян. Те же объективные условия заставили Чан Кайши использовать коммунистов, которых он еще вчера арестовывал: половина силы национальной армии состояла не в ее штыках, а в агитации, которую Чан Кайши не мог развернуть без левых гоминьдановцев и коммунистов.
Сила национальной армии состояла в той поддержке, которую ей оказывало крестьянство во время похода. Надеясь на помощь со стороны национальной армии в борьбе с помещиками, крестьянство снабжало армию продовольствием, разведчиками, нападало на более слабые отряды войск милитаристов — одним словом, оказывало национальной армии полное содействие.
Чан Кайши понимал опасности, которые таились в победах кантонской армии. Поэтому он, овладев правительством, Центральным комитетом и военным командованием, сосредоточил всю власть в своих руках. Главная задача Чан Кайши, вокруг которого на громадной территории с 200 миллионами населения начали теперь группироваться помещики и капиталисты, состояла в том, чтобы не допустить до развала старого аппарата, т. е. спасти старый аппарат угнетения рабочих и крестьян помещиками и буржуазией. Всякая революция начинает с разрушения старого правительственного аппарата.
Кантонское правительство у себя в Гуандунской провинции оставило неприкосновенной на местах старую власть помещиков и купцов. Утверждение резолюции VI расширенного пленума[85], что «созданное партией Гоминьдан в Кантоне революционное правительство успело уже связаться с самыми широкими массами рабочих, крестьян и городской демократии и, опираясь на них, разбило поддерживаемые империалистами контрреволюционные банды и проводит работу по радикальной демократизации всей политической жизни Гуандунской провинции» (см. протоколы VI пленума, стр. 71), оказалось сплошной выдумкой. Поэтому вымыслом также надо считать и дальнейшее заявление, что, «являясь, таким образом, авангардом в борьбе китайского народа за независимость, кантонское правительство служит образцом для будущего революционного демократического строительства в стране».
Эта полная дезинформация, прикрашивание действительности в коминтерновских докладах, явилась источником моей ошибочной оценки классового характера кантонского правительства. Опираясь на доклады воет/очных/ работников Коминтерна, подкрепленные воззваниями Гоминьдана, я думал, что кантонское правительство есть на деле «образец действительного революционно-демократического строительства», т. е. рабоче-крестьянское правительство. Если «Правда» (от 29 апреля) по этому поводу нападает на меня, то она смеется над самой собой. Ибо убедившись в ошибочном освещении Коминтерном положения в Кантоне, я сказал правду о нем, а «Правда» 1 апреля 1927 г., за 12 дней перед расстрелом шанхайских рабочих, громила тов. Альского[86] за то, что он в своей книге, на основе изучения фактов на месте, характеризовал кантонское правительство как «либерально-буржуазное правительство». Они обрушились на Альского, упрекая его в расхождении с решениями VII расширенного пленума[87] по китайскому вопросу: «VII пленум ИККИ дал директиву китайской компартии вступать в национальное правительство. Очевидно, было бы правым уклоном, оппортунизмом самой чистой воды, предлагать китайской компартии принимать участие в национальном правительстве, если бы это правительство было действительно правительством «либерально-купеческим», лишь «в известной степени демократическим», которое проводит «политику в интересах лишь одной местной торгово-промышленной буржуазии». VII пленум ИККИ рассматривал национальное правительство как временное революционно-демократическое правительство блока рабочих, крестьян, мелкой буржуазии и антиимпериалистической части буржуазии».
Таким образом, «Правда» 1 апреля 1927 г. настаивала и защищала мнение, что кантонское правительство представляет собой демократическую диктатуру, т. е. является рабоче-крестьянским правительством. Если после этого «Правда» имела мужество выставить против меня рьяного молодого человека, спрятавшегося за инициалами Н. Д. («набитый дурак» — так что ли надо расшифровать?), для того, чтобы разносить меня за определение мною кантонского правительства весной с. г. как рабоче-крестьянского, определение, за которое она так энергично ратует 1 апреля 1927 г., то это доказывает только, что для некоторых лицеистов с Остоженки, делающих теперь ветер и погоду в общественном мнении партии, не существует пределов, за которые они не в состоянии перейти. Эти молодые люди способны, видно, ко всему, но больше ни к чему. Они принесут еще большую пользу, неизвестно только кому.
Как этот образец выглядел в действительности, это показал тов. Тарханов в своем «Очерке социально-экономической структуры провинции Гуаньси», помещенном в десятом номере журнала «Кантон».
«Описание положения крестьянства (в Гуаньси) будет неполным, если мы не осветим политического положения в деревне, — пишет Тарханов. — В этом отношении между восточными и западными районами нет большой разницы. В обоих районах деревни представляют собой царство глубокого произвола местных чиновников и минтуаней[88] и абсолютного политического бесправия крестьянской массы. Ни постепенное разрушение натурального хозяйства, ни рост городов, ни победы нац/иональной/ армии не изменили ни на йоту порядков в деревне... Начальники уездов назначаются провиници-альным правительством. Почти все начальники уездов назначены уже новым революционным правительством. Однако все они — это бывшие начальники уездов или занимавшие другие чиновничьи места до переворота. Правительство стремится обычно в каждом уезде назначить начальником уроженца этого уезда, что ведет на практике к тому, что начальники оказываются связанными с местными помещиками и джентри узами родства и землячества. Судебный аппарат также сплошь старочиновничий. Судят, конечно, по старым законам, из которых некоторые имеют более чем тысячелетнюю давность, ибо других законов не существует. Там, где стоят правительственные войска, гражданские власти целиком зависят от них, но так как командный состав этих войск представляет собой более реакционную массу, чем старые чиновники, то в сущности, если это изменяет картину, то лишь в худшую для крестьян сторону. Во время классовых конфликтов в деревне правительственные войска во всех без исключения случаях занимают сторону врагов крестьянства и поддерживают их всеми силами и средствами» (журнал «Кантон», № 10, стр. 112-114).