Страница 5 из 35
Всыпали Епишке на царской конюшне полста розог, исполосовали так, что ни сесть, ни лечь. Вернулся Епишка на монастырское подворье и запил горькую. Монахи обрадовались, гусей поотобрали и на откорм поставили. У игумена уже слюнки текли: знал брюхатый толк в птице!..
Но в эту же пору опять вынырнуло вверх гусиное дело. К государыне пожаловал аглицкий посол лорд Эден. Прибыл он курьером от самого аглицкого короля. Государыня пригласила лорда отобедать с ней. Поражался аглицкий лорд обжорству придворных. Сидел он скромно, ел умеренно и по-собачьи государыне в глаза глядел, словно спрашивал: «Ну, как, надумали, ваше величество?»
Дошла очередь до жареного, подали тут гуся. Гусь был небольшой, на вид неказистый, но знатно приготовленный. Тут лорд ожил, зашевелился и налег на гусиное. «Ага, — думает государыня, — что, господин посол, разобрало!» И рада, что понравился гусь аглицкому лорду.
Вышли из-за стола, царица подала послу руку. Засиял он весь: такая честь не всякому приводилась. Идя по дорожке, государыня пошутила:
— Я вижу: вам, господин посол, русский гусь понравился…
— Осмелюсь спросить, ваше величество: откуда сию дивную птицу вы получаете?
— Ну, уж и дивная… Такой птицы у нас в Сибири премножество…
На том и покончилась царская аудиенция послу. Два дня спустя министр коммерц-коллегии доложил императрице:
— Аглицкое посольство сильно заинтересовалось, ваше величество, шадринским гусем и строит решпект об открытии торговли сей птицей… Коммерц-коллегия полагает, с сего большая польза купечеству и торговле российской пребудет…
Царица на то изволила распорядиться:
— Изъявить согласие на доступ того гуся в Англию… А шадринского мужичину, что на конюшне выпороли, наградить ста рублями, дать офицерский чин и отпустить с миром в Сибирь.
Вернулся Епишка в Шадринск к воздвиженью. Уже пал с березы золотой лист, и голая березка стояла погашенной свечкой. На Епишке был новый офицерский мундир и медная медалька.
Именитые шадринские купцы наказали попам звонить по церквам во все колоколе, от души ставили пудовые свечи. — Еще бы, шадринский гусь нашел дорогу в торговую аглицкую землю. Купцам дела будут!
Глава шестая
о том, как пошли в гору дела шадринского купечества и как сделался купцом Епишка
Подлинно дела шадринского купечества быстро пошли в гору. Коммерц-коллегия, по высочайшему повелению, дала указ о гусином торге с аглицкой торговою землею. В том указе прописано, что гусь шадринский пойдет в иноземщину в живом и мороженом виде. Тушки гусиные чтоб были доброго изготовления, и коммерц-коллегия наставляла, как готовить их, дабы англичанам любо было и тушки те быстро раскупались. Из аглицкой земли в Шадринск приезжали торговые гости, и хотя дорога на Урал им издавна известна, однако поражались они дорогам и раздолью российскому и, больше того, диву дались богатствам сибирским.
Проворный Епишка, хотя аглицкого языка и не ведал, однако быстро снюхался с теми торговыми людьми. Возил Епишка англичан по селам и посадьям и показывал, сколь гусей можно поставить в аглицкую землю. Был Епишка непоседлив, егозлив и ловок; торговые гости учли то дело и доверили ему поставку шадринского гуся в иноземщину. Чтобы знали Епишка и шадринские купцы, какой гусь нужен на аглицком торге, торговые гости пожелали учинить испытание. Самый главный аглицкий гость сэр Уокерт попросил шадринских купчишек сготовить знатно гусиное блюдо. Купцы обрадовались тому случаю — показать товар лицом. Епишка созвал со всего Шадринска знатных стряпух, и те двое суток били птицу, потрошили и готовили ее. Той самой порой аглицкие гости своим людишкам препоручили изготовить птицу по аглицкому манеру. В памятный день, в который сошлись шадринские и аглицкие купцы, было показано гусиное диво. Столы ломились от гусей жареных, пареных, копченых, гусиной потрохи, заливного — кругом были тучность и изобилие. Шадринские купчишки носом водили: боже, твоя воля, какое благорастворение воздухов! На славу постарались шадринские стряпухи. А аглицкие гости своих людишек-кухмистеров стребовали, и те свои гусиные блюда приволокли.
Аглицкие гости через толмача поведали, что англичане любят, чтобы сало не текло по губам, а чтобы оно растекалось по мясу, как прожилки белые, и тогда мясо на мрамор походит. Звалось то «беконным» откормом…
После того гусиные торги пошли на ярмарках Шадринска, Далматова, Мехонской слободы, в Стери, что у села Маслянского, и в прочих местах. Торжки те были весьма оживлены, крестьяне навозили гуся живьем и битого; сюда же наезжали купцы и прочий торговый народ; были тут екатеринбургские, камышловские, верхотурские, ирбитские, шадринские, курганские, ялуторовские, тюменские, туринские, ишимские, челябинские и ордынцы (ордынцами шадринцы прозывали татар, башкир, киргизов и бухарцев). На торжках лавки и балаганы строились, в коих всякая всячина продавалась: кожи, овчины, шкурки, холсты, красный товар, железный, женское рукоделие мехонских мастериц, кои обладали редким искусством ткать ковры браные, красить шерсть в цвета разные с тенями. Ковры те бухарцы и то хвалили: хороши больно выходили по рисунку, прочности и мягкости. Холст и белье мехонские рукодельницы ткали не уступающие фламандским полотнам. На торжках сплошной гусиный крик: навозили крестьяне гусей десятками. Купчишки подворья понастроили, конторы и скупали шадринского гуся за бесценок. Хороший гусь стоил три алтына.
Чтобы мужик от рук не отбился в трудную минуту — в зиму, — купчишки давали ему в долг из понастроенных по селам и посадьям клетей муку, крупу, горох и соль, а потом гусем долги получали. А сами в долг гуся брали, а в уплате не горазды были. Купчишки быстро в гору пошли от торгов гусиных. Строили палаты каменные, выезды завели — жили прибыльно и сыто. А у мужика, который гуся растил-пестовал, на столе всегда пища постная; холодное из тертой редьки с луком, картофелем и огурцами, — капуста, грузди, щи из толстой ячневой крупы, репные паренки, морковь да квас…
Епишка в Шадринске от торгов гусиных в три года разжирел, каменные хоромы воздвиг на самом видном месте. Купчишки уважали бывшего воеводского писца: ловок и проныра, прохвост. Никто лучше его не мог обстричь мужичка. При гусином торге Епишка — теперь подобревший, с расчесанной бородкой, при медальке — охулку на руки не клал. Язык у него был складный, быстрый.
Забирая у крестьянина гуся, Епишка говорил ему:
— Три алтына за гуся хошь?
— Хочу, купец, стоит того гусь, — откликался, понуря голову, продавец.
— Что же, верно, стоит гусь три алтына, — ухмылялся в бороду Епишка.
А мужик радовался: вот-де купец-удалец и не торгуется.
— Ладно, гони сюда, — показывал Епишка на подворье, — за расчетом к вечеру приходи…
Гнал хозяин гусей на подворье, сдавал на руки Епишкиным приказчикам. А вечером Епишка отсчитывал продавцу:
— Так-то, десять гусаков, говоришь. Считай по алтыну, всего десять алтын, — получай, сударь…
— Как так? Да ты сказал: по три алтына гусь.
— Верно, — улыбался Епишка, — от своих слов не отрекаюсь, говорил я, что гусь три алтына стоит… Ты вот мне скажи: что гусь твой жрал-пил? Известно что: траву, воду. Так. Трава — алтын, а чья трава? Богова. Скащиваю алтын на господа бога. Вода — другой алтын, а чья вода? Богова. Скащиваю другой алтын на господа бога. Третий — тебе остается. Получай, хозяин…
Гусиный хозяин кричать:
— Караул! Разор, купец грабит!..
— А ты помалкивай, — спокойно грозил Епишка, — где это видно, чтобы честный человек за божье добро деньгу брал? Проваливай, пока приказчики по шее не накостыляли!
Спасибо и на алтыне, а то с Епишки, статься, и ничего не получишь, особо когда в долг возьмет. Тогда поминай как звали!