Игромания Bet

— Делай, что говорю!

Пресвитер Иоанн нехотя (за один и девять — не смирившись внутренне) извлек из-за спины две здоровенные палки, на которых рулонами была накручена жесткая бумага, и протянул мне.

— Дай ему и тубу. Подумай сам, как он понесет Апокалипсис в руках?

— Хорошо, учитель, как ты скажешь, так и будет. Пресвитер дал мне тубу из кожи с крышкой и на ремне, чтобы носить ее за спиной. Она отдаленно напоминала футляр для хорошего дорогого виски.

— И кусок хлеба дайте…

— Учитель, может, ограничимся только духовной пищей?

— Не-е-е-ет, — топнул ножкой в изящной сандалете апостол Иоанн, — обязательно дайте ему кусок хлеба. А то я не поведу вас в Эфес!

— Даю-даю, учитель, только оставайся с нами. Куда же мы без тебя пойдем? Никто, кроме тебя, не знает глаголы вечной жизни и путь в Царство Небесное. Прости нас, мне было жалко своего труда.

— Несмышленые! Это к вящей славе Господней! — уже снисходительно укорил свою ребятню апостол. — А тебе, чужеземец, советую сдаться римлянам. В этом нет никакого греха, ибо они представляют законную власть, данную нам от Бога. Мои соотечественники подняли бунт не ради веры, а ради гордыни. Римляне это понимают и рады принять раскаявшихся. Иди вот этим узким туннелем. Он выведет тебя к их лагерю. А мы пойдем проповедовать от края земли и до края.

— У земли нет края, апостол. На это даже с минус десять ставки не принимаются.

— Опять бесы гордыни побуждают тебя нести околесицу, но это все временно… Вообще все временно… Только любовь вечна!

— А почему ты сам не сдаешься римлянам?

— Потому что это станет задержкой в нашем пути. Святые братья ждут нас в Эфесе. Они давно ждут. Мы терпели до последнего. Вся община уже перебралась в Пеллу. Намного раньше. А мы ждали чуда — не уходили. Пока знамение, — тут Иоанн покосился на пресвитера, — пока знамение Божье не указало нам, что город не удержится и по пророчеству Иисуса нам следует его оставить. Не пройдет и двух лун, как город, побивающий пророков и отвергший Спасителя, этот город падет перед царями земными и обратится в прах и пепел.

— Хорошо, сдамся римлянам. Спасибо вам. Хотя, конечно, вы могли бы меня осчастливить по-настоящему, но не захотели — про «Маккаби»…

— Запомни, счастье внутри тебя. Никто со стороны тебе его не даст. Понял?

— Понял. Прощайте!

— До встречи в Небесном Иерусалиме, — весело выкрикнул Иоанн и повел своевольную ватагу в широкий проход.

И тут я сообразил, что пожал руку такому успешному во всех отношениях мужику! Знаменитому! Супер-стару! Все его слушаются. Знает наперед, что будет. Настоящая историческая личность. Про таких в учебниках и научных трудах пишут. Он даже покруче Ленина. Да он вообще круче любого, кого я знаю. Даже, наверное, круче Абрамовича. Теперь, после того, как он мне руку подал, такой фарт попрет!

Вместо Кристины я провел ночь с апостолом Иоанном. Нехилая замена!

Фрагмент 45. Дневной свет — источник бед.

Через несколько секунд я оказался в одиночестве, с лепешкой и двумя дубинами, обернутыми бумагой, — будет хоть чем отбиваться, если римляне окажутся недружелюбными. Правда, заботливый апостол не догадался оставить факел. А я был слишком шокирован встречей с ним и раздосадован потерей роскошной ставки, чтобы задумываться о насущных проблемах. И вот из-за своей незадумчивости пополз на четвереньках.

Пластунские опыты закончились примерно тем же… Увидел просвет, собрал все силы, ускорился и остановился только тогда, когда уперся головой во что-то металлическое. Заросший щетиной мужик в латах положил мне на голову меч и слегонца надавил. К счастью,

не острой стороной. В двух шагах от него занес здоровенное копье другой мужик в блестящем панцире. Оба вопросительно глазели на меня. Я фаталистически ждал от них решения своей никчемной участи.

— Ты кто? Сикарий, каннаим или из банды Шимона-идумеянина? — выкрикнул на латыни солдат с копьем.

Я не знал, насколько опасны для римлян названные категории населения, и даже не знал, отношусь ли я к ним, поэтому решил не отвечать прямо.

— Я человек доброй воли, — вспомнил я сюжет из новостей в перерыве трансляции. — Я пришел сюда с добрыми намерениями.

— Не уходи от ответа! Кто ты? — гаркнул воин, угрожавший мечом.

— Я — шпилер. Играю на результаты матчей. Ну… Как бы объяснить?.. О! На Олимпиады ставлю! Вы же знаете, что такое Олимпиада?

— Мы знаем, но не занимаемся подобной ерундой. Это греки могут неразумно тратить силы и время, а мы вместо этого подчиняем себе весь мир, — укоризненно заметил тот, что с мечом.

— А ты играешь в кости? — неожиданно поинтересовался копьеносец.

— Конечно, когда ничего другого нет, то могу, — обрадовался я тому, что встретил понимание. — И на автоматах случалось. Когда до начала матча есть время.

Солдаты почему-то прекратили допрос и грубо извлекли меня из лаза. И я обрадовался. Потому что благодаря их хамским действиям я наконец увидел свет Божий. Меня волокли, а я смеялся. Потому что лучше пусть тащат на казнь, но зато казнь произойдет на солнышке. Все веселее, чем сидеть под землей в спертом воздухе пещеры.

Местность вокруг депрессила — скалы, пыль и пустота. Вдалеке впечатляли основательностью башни и стены города. Правда, прилично подпорченные осадой. Из-за их зубристости выбивалось что-то сверкающее и нереальное. Какая-то причудливая постройка из мрамора, от нее исходило сияние из-за позолоты, использованной при отделке крыши. За один и девять — дворец местного туза, падишаха или не знаю, как он у них там называется.

У стен города громоздились обгоревшие остовы загадочных конструкций. И вообще там все было завалено древним хламом. Несколько башен из дерева вплотную примыкали к стенам. Впрочем, я особо не приглядывался — было далеко, и к тому же мои изверги тащили меня на хорошей скорости к холму, на котором располагался огромный шатер, окруженный толпой солдат.

Они стали ржать, когда увидели меня. То ли мое бедственное положение их смешило, то ли одежда — не знаю. Но сами они тоже, по правде говоря, выглядели пугалами. А воняло как от них! Даже скунс задохнулся бы. Вообще под землей пахло получше, чем здесь. А когда ветер задувал от города, то воняло сгнившим мясом.

Меня бросили на здоровенный камень, который я тут же приспособил под сиденье. Обыскали. Видимо, подозревали, что я вооружен. Да, за один и восемь — искали оружие, потому что в результате ничего не отобрали.

Они стояли вокруг, смотрели и смеялись. Глупые рожи. Но я от них это скрыл — как воспитанный человек, а вовсе не из-за их здоровенных мечей, щитов и копий. Тот, что дежурил возле меня, вообще напоминал бочонок. И когда он пихнул меня в бок, падение на землю получилось весьма болезненным — он хотел, чтобы я встал на колени.

Подошел их начальник, и они проорали приветствие, бряцая своими железяками. А я отряхнулся и встал. Даже засунул руки в карманы. Для независимого вида.

Их начальник выглядел китчево: перья на шлемаке, золотые пряжки на сандалиях, здоровенные перстни с драгоценными камнями, которыми запросто можно убить, если выковырять и бросаться ими. Впрочем, он ими просто понтовался.

У него были большие надутые губы. Не уродливые. Чем-то отдаленно напоминал Лужкова. Только Лужкова в молодости. Ведь и у Лужкова она была, молодость… Интересно, он в молодости воровал?

И тут я понял по тому, как все вокруг склонились перед ним, что это римский император.