Аристос

56. Те, кто возражает по политическим мотивам, говорят: сильное государство нуждается в многочисленном населении — чем выше рождаемость, тем больше у нас солдат и рабочих.

57. С наступлением эры атомного оружия стало ясно, что, с точки зрения военной стратегии, главное — не перевес в численности, а преимущества в ноу-хау, оснащенность передовыми технологиями. Ситуация эта была очевидна уже в момент изобретения первого пулемета. Так что, даже с точки зрения традиционных военных требований, абсолютно все страны мира сегодня, включая и те, у которых помимо собственной территории имеются заокеанские интересы, перенаселены.

58. С введением автоматизации неквалифицированная рабочая сила неизбежно становится все менее и менее востребованной в мире. Даже по оценке 1967 года, сделанной консерваторами для выяснения текущей невостребованности в высокоразвитых индустриальных странах, «лишним» оказался один из каждых четырех рабочих.

59. Только применительно к немеханизированным крестьянским хозяйствам, таким как, например, в Индии, еще можно приводить довод о том, что большие семьи — это экономическая необходимость. И даже если признать этот довод состоятельным, большие семьи будут необходимы только до тех пор, пока мир позволит хозяйствам такого типа оставаться немеханизированными.

60. Те, кто возражает из индивидуалистических соображений, говорят следующее: выбор численности семьи — один из последних свободных выборов, еще оставшихся у взрослых людей в цивилизованном обществе. Обязать их ограничить численность семьи — значит сдать последнюю цитадель индивидуального. И эти доводы представляются мне наиболее привлекательными; но все же и они рассыпаются под натиском реальности. Ведь решение такого рода — иметь или не иметь определенное число детей — далеко не только сугубо личное. Если данный мужчина и его жена решают завести шестерых детей, они тем самым принимают решение, затрагивающее то общество и тот мир, в котором они живут, в масштабах, далеко выходящих за рамки их собственных прав как индивидов — и даже за рамки их собственного существования.

61. Как установили американские социологи, у экономического процветания есть один внушающий тревогу побочный продукт: оно превращает дополнительного ребенка в желанную и позволительную, с точки зрения материальных возможностей, роскошь в дополнение к и без того богатой жизни. С этого момента он становится символом изобилия, жизненного успеха. Политики и священники всегда ратовали за большие семьи; а Мужская Сила и Плодовитость — это те великие божества, культ которых вызвать к жизни труда не составляет. Но еще один ребенок в мире голодающих детей — это, вне всяких сомнений, та самая роскошь, которой уже обласканные удачей и преуспевающие не имеют никакого права себя тешить. Ибо если мы будем настаивать на том, что мы свободны плодиться, как кролики, то эволюция, будьте уверены, позаботится о том, чтобы мы и мерли, как кролики.

62. Остается еще вторая категория возражающих — те, кто утверждает, что контролировать численность населения будто бы антиэволюционно. Тут угадывается эгоизм генерации: дескать, пусть наши дети заботятся о себе сами. Лучше бы прислушаться к другому доводу: наша потенциальная способность плодить себе подобных идет рука об руку — как и задумано — с нашей потенциальной способностью себя прокормить. Но, согласно вышеупомянутой лихой теории «плодитесь, и будь что будет», мы, дабы оставаться здоровыми, должны оставаться в состоянии острого кризиса. То есть каждый раз, строя лодку, надо не забывать делать в днище пробоину — потом знай откачивай воду.

63. Даже если бы мы могли прокормить население, в два раза превышающее по численности население мира сегодня, и накормить его лучше, чем это делается сегодня, нет ни малейшей вероятности, что такой перенаселенный мир был бы счастливее, чем мир, населенный в разумных пределах. Людям потребен не только хлеб насущный; а все прочее, что им потребно, расцветает тем лучше, чем давка меньше. Прочее — это мир, образование, жизненное пространство и индивидуальность.

64. Будущее, несомненно, расценит наше равнодушие к контролю за численностью населения как величайшую беспечность нашей эпохи. В будущем станет очевидно, что в наших обществах имелась целая обширная структура, совершенно бесполезная, — просто как следствие необходимости кормить слишком много лишних ртов и чем-то занять слишком много лишних рук. Но самое главное — станет очевидно, что состояние перенаселенности обращает прогресс в регресс. Вдумайтесь, сколько современных изобретений, сколько экономических теорий на самом деле вовсе не прогрессивны: это просто-напросто отчаянные попытки остановить течь в тонущей лодке! Сколько изобретательности и энергии уходит на то, чтобы удержать нас на плаву, вместо того чтобы двигаться вперед!

Заключение

65. В обществах, одержимых деньгами, и мужчины и женщины обречены испытывать неудовлетворенность, потому что привычка покупать так же труднопреодолима и в конечном счете так же пагубна, как привычка употреблять героин. Хочется все больше и больше, и так пока не умрешь. В таких обществах люди обречены быть виновными, потому что слишком немногие имеют слишком много и слишком многие сурово наказаны за нищету и невежество, в которых они не виновны. За каждым шиллингом, франком, рублем, долларом стоит дистрофичный ребенок, — грядущее: исходящий завистью и изголодавшийся мир будущего.

66. В научном смысле мы больше знаем теперь друг о друге, и в то же время, словно удаляющиеся галактики, мы, каждый из нас, становимся все более одинокими, далекими друг другу. И потому многие из нас сосредоточивают все усилия — в очевидно бессмысленной и явно (даже чересчур явно) ненадежной вселенной — на том, чтобы извлечь для себя как можно больше удовольствия. Мы поступаем так, будто родились в камере смертников; будто нас приговорили к эпохе опасности, к неотвратимой всеобщей гибели; к существованию, в котором только и есть примечательного, что его смехотворная скоротечность и на финише — полная утрата всякой способности получать радость. То, что нас выхолащивает, действует как шило — в двух направлениях одновременно. Мало того, что нас изводит неспособность получить все, чего нам хочется, так, с другой стороны, нас еще подтачивает мучительная догадка о том, что с позиций смутно различимой, но стократ более содержательной человеческой реальности то, чего нам хочется, вообще ничего не стоит. Никогда еще в мире не было такого количества опустошенных людей — куда ни глянь, груды пустых раковин, вдоль всей бескрайней полосы прибоя, а каждая волна добавляет к ним все новые и новые, и так без конца.

67. Повсюду мы видим назревшую потребность в переменах; и так мало где — удовлетворение этой потребности. И здесь я подхожу к решающему фактору. К образованию.