Страница 14 из 24
Кошмар продолжался, лишал сил. И во сне не отпускало чувство усталости, сон был необходим, но не нес облегчения, а таил новые испытания.
Он не имел места ни среди скал, ни.среди лучей, ни среди деревьев: те знали друг друга по имени, осознавали себя именно особенным, конкретным, отличным от других лучом, деревом, скалой. А кем был он?
Горечь боли сменила радость открывателя мира.
Он увидел перед собою дерево. Широкие ветви звали к себе.
Неизвестный увидел плоды, почувствовал голод и понял, что плодами можно утолить его.
Но сил подняться и достать яблоко не было. Он взглянул под дерево. Несколько плодов ждали прикосновения его руки.
Он поднял их, рассмотрел. Ранние морщинки виднелись на боках. Неизвестный с удовольствием хрупнул. Свежий кисловатый сок ожег гортань… Он скривился, вынул яблоко изо рта. Потревоженная гусеница показала головку из мякоти. Неизвестный осторожно достал ее пальцами и положил на ствол яблони.
Гусеница заскользила вверх по стволу. Он с улыбкой рассматривал ее, и каждое струящееся движение доставляло ему радость.
Теперь он ел подобранные яблоки осторожно, чтобы не причинить боль спрятанным в них существам.
Нечто неведомое подкралось к нему; это мохнатый сон нава. лился на него, и он уснул.
Неизвестный пробудился с криком - ему приснилось море.
Свет исчез. Может быть, море снова вернуло его к себе, пока он спал, молния мелькнула в нем, и он в страхе вскочил. Нет, моря не было вокруг. Над ним колыхались звезды, и казалось, звали его вырваться из объятий бесконечной тьмы. Он протянул к ним руки, словно хотел уцепиться за ветки-лучи, и вспомнил, - самым первым ощущением в жизни была необходимость плыть вверх. Бессильный перед чуждым, странным миром, в котором появился, он вновь попытался оттолкнуться от земли.
Нет, из этого мира нет выхода. Он зубами хотел впиться в эти плотоядные звезды-насмешки. Так хотелось вверх! Глаза чуть привыкли к ночи, и он рассмотрел яблоню. Нащупал под ней два яблока и вспомнил, что в яблоках живут гибкие красивые существа и он может навредить им во тьме. Он переборол чувство голода и положил яблоки рядом с собой на землю…
Нет, он не смог бы принести никому вреда. Никому.
– Алло? 4827-й?
– Да.
– Начало прошло удачно?
– Мы не ожидали Такого прекрасного результата.
– Приборы в нужном режиме?…
– Да,- ответил почти радостно голос.
– Объект имеет чистое сознание? Ручаетесь?
– Ручаюсь не я - приборы!
– Сплюньте три раза и не кричите так. Дело только началось,- на другом конце канала связи послышались официальные нотки.
– Кто бы думал, что еще в двадцатом веке… И никто не узнает… простите меня за эмоции!
– Это дело всей жизни… Готовы к продолжению эксперимента?
– Да!
– Начинаем!
– Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль..
Неизвестный почувствовал, как теплая, умная волна проснулась где-то рядом, ласково подошла к нему, обняла тысячами невидимых рук, и зазвенело в ушах. Человек ощутил каждую клеточку возрождающегося организма, словно в него впервые вдунули жизнь. Желание света усилилось в нем, он услышал свое ровное, громкое дыхание, понял, как прекрасно оно - жить, как прекрасны небо, и скалы, дыхание, как это чудесно и трава, и яблоня.
Новая невидимая и неслышимая волна нахлынула, и обняла, и осмотрела ласково, и очистила, и вдохнула, и влюбила в жизнь - и ушла…
Непередаваемое счастье влилось в него, и человек потерял сознание.
…Он очнулся. Снова тихо вокруг, точно в предшествующее рождение. Желтенький цветок склонился над его глазом. Он рос на отлогой стороне канавки. Щуплый на вид стебель крепко держал головку. Человек нашел в себе силы поднять руку и погладить его.
Только он пошевелился - острый привкус боли напомнил о себе. Небо погасло и снова ожило, как только он вернулся в первоначальное положение, когда боль как звереныш свернулась клубком - и стихла. Он лежал с замеревшим сердцем, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить ее вновь.
Поднял голову. Широкая крона яблони загораживала солнце. Лучи с трудом пробирались сквозь густую сеть листьев.
Он с наслаждением смотрел на них. Несмотря на боль, вид листьев приносил радость. Долго наблюдал за одним из листьев.
Этот лист был самым желтым,.и ярко-желтый цвет останавливал на себе внимание. Неожиданно желтый листок отделился.
от материнской ветки и медленно поплыл к канаве. Он плыл и летел как живой, в его полете не было тоски. Он летел, точно раздумывая, где приземлиться. Листок опустился на грудь незнакомца - словно поцеловал его. И тот внимательно рассмотрел лист. Верилось, что он может улететь обратно, и Неизвестный не хотел мешать ему. Он чутко следил за ним, с наслаждением разглядывал прожилки. Они - и лист, и он - словно смотрели друг на друга, привыкали друг к другу. Из стенки канавы торчал камень. Незнакомцу казалось, что и камень внимательно смотрит ему в глаза и они родные. И он сам испытывал родство и с камнем, и с листком, и с ветром, и с небом. Куда ни стремился его взгляд - везде он улавливал понимание и сочувствие, если боль вдруг возвращалась к нему. Даже казалось, что они все вместе дарили ему сон.
Неясные голоса послышались невдалеке. Потом все стихло, и яркий огонь пронзил ночь. Нагому человеку показалось, что все огромное тело ночи, тоже нагое, вздрогнуло. Человек выполз из канавы, своего временного обиталища, вслушался.
Два голоса звучали на дороге. Но вот вдали послышался таинственный звон. Два человека, обменявшись репликами, побежали.
“Погоня”,- пришло незнакомое доныне слово, и он еще глубже врос в землю - стал травинкой, деревом, камнем.
– А, попался!-услышал он возглас и вздрогнул, словно эти слова относились к нему. И пригнулся к земле.
Но любопытство заставило высунуться из укрытия.
Люди в доспехах вели дряхлого старика. Один из легионеров толкнул старика, и тот упал в вечернюю пыль. Звезды вышли из черной неизвестности и встали над головой старика.
Когда смех иссяк, легионер, который был повыше, беззлобно сказал:
– Вставай, пророк.
Жалкий хохолок нелепо топорщился на голове старика.
Тот, кого назвали пророком, тихо встал на колени, сделал попытку приподняться и рухнул на дорогу.
– Я не люблю, когда притворяются,- молодой легионер, который пнул старика, поднял его резким движением.
– Где же твой Христос, и почему он тебе не поможет? Может, ты ему не нужен?
И вправду, кому нужна такая развалина.
– Он придет, вы увидите, он придет, и тогда…- Старик не договорил.
– Плохой у львов будет ужин.
– Обыщи-ка его. Не затерялась ли монетка в его лохмотьях.
– У таких ничего нет.
– У таких все может быть.
Молодой легионер нагнулся, обшарил рубище старика: - Ничего!
– А молодой-то как припустил.
– Далеко не уйдет. А львы могут немного обождать.
– Убейте меня,- взмолился старик.
– Попроси об этом своего Христа.
– Он все видит. Разверзнется земля под вами. Дайте мне уйти к нему. Отпустите. Убейте меня. Дайте мне уйти к нему.
– Нельзя. Люди ждут.
– Убейте меня, дайте мне уйти к нему,- просил старик без заискиванья.
– Что ж, ты хочешь, чтоб только двое удовольствие получили?
В словах легионеров звучала неприкрытая издевка.
Старик молчал. Его участие в разговоре подтверждали жесты. На каждую ухмылку он отвечал молчанием. Старик потрогал разбитое лицо, проглотил слюну. Он был исполнен достоинства перед глазами смерти. А легионеры вели себя так, словно никогда не умрут.
– Хочешь умереть? Пожалуйста… Народ уже ждет… Нужен хоть один праведник… Готовься, старик!
– Послужи людям,- легионеры говорили с одной и той же интонацией. Чувствовалось, что они устали и хотели разрядки.
Их лица выражали уверенность.
– Отпустите меня!- восклицал старик.
– Старик, ты хочешь умереть раньше времени. Мы не окажем тебе такой услуги… Тебе льва не жалко, а он, бедняжка, уже столько дней без мяса. Молодой-то драпанул, а о льве не подумал.