Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 89



Гопя возился над конструкцией несколько месяцев. Впрочем, торопиться ему было некуда. Он был уже старым, видавшим виды облачником и никаких улучшений, никаких изменений в своей жизни не ждал. Но в день, когда ему удалось услышать тихий и хриплый голос Столицы, он все-таки очень обрадовался. Что там ни говори, а одиночество не самая веселая штука в этой облачной жизни.

Теперь у него было занятие. Приемник частенько выходил из строя, и старик постоянно возился с ним. Вот и вчера в проклятой коробке что-то перегорело. Осмотрев на ночь свою мигалку на вышке и постояв на берегу океана, как всегда пустынного, Гопл уселся за стол, надел очки, обмотанные веревочкой, и принялся за ремонт. Ему удалось быстро найти повреждение, он обрадованно присоединил оборвавшийся проводок, снова вставил все детали в ящик и для проверки повернул ручку. Ровное гудение убедило его в исправности аппарата, и он уже поднял руки, чтобы снять наушники, как вдруг в них что-то зазвучало, да так громко, что старик стремительно сорвал их с головы и стал энергично растирать уши.

Но даже на расстоянии он слышал какие-то странные звуки, идущие из маленьких коробочек. Гопл был твердо уверен: радиостанция в Столице так поздно работать не может. Он поглядел на часы. Было около часа ночи. Он осторожно наклонил голову к наушникам. “Ми-и, ми-и, ми-и…” Было немного похоже на детский голос, но настоящему жителю Облачной голос такого тембра принадлежать не мог, облачник не в состоянии так пищать. Наушники пропищали четыре раза, потом наступила пауза; потом снова послышался писк, теперь уже пять раз, после новой паузы - шесть, и опять замолчали.

Последние сигналы Гопл уже почти не слышал, но разобрал, что они повторились семь раз. Затем все смолкло. Старик подождал немного, потом приложил ухо к наушнику. Привычное гудение, больше ничего. Он еще подождал - аппарат молчал. Он выключил его, сел на кровать и задумался. Впрочем, Гопл размышлял недолго. Ему сразу удалось найти разумное объяснение непонятным сигналам. Просто опять испортился приемник, вот и начались разные фокусы. Радио - дело новое, малоисследованное, мало ли что оно может выкинуть…

“Конечно, - подумал он, - где уж такой старой рухляди, как я, сделать что-либо стоящее!” Гопл с горечью вспомнил, что когда-то, в молодые годы, на него смотрели как на подающего надежды инженера, но жизненные неудачи привели его в конце концов на этот заброшенный островок, омываемый вечно серыми, серыми, серыми волнами.

Старик вздохнул и накрылся с головой одеялом. Он давно смирился со своей участью и старался о ней не думать.

Весь следующий день Гопл копался на своем огородике, а к вечеру включил приемник и послушал новости из Столицы. Правительство издало какой-то новый закон, Гопл не разобрал, какой именно; затонуло пассажирское судно при загадочных обстоятельствах; продолжительность светлого времени суток увеличилась по сравнению с прошлым месяцем почти на целый час - словом, в мире все было в порядке, как всегда. И в поведении своего аппарата он не заметил ничего предосудительного.

Как пришла ему в голову мысль снова включить приемник в час ночи, он и сам бы не мог объяснить. Сделал он это по какому-то наитию. Услышав в наушниках таинственный писк, старик замер.

На этот раз он долго не мог заснуть.

“Ну кто я такой? Кто? - морща лоб, размышлял он. - Старый невежественный дурак, который давно оторвался от всего мира и ничего не знает. Никому ничего говорить я не буду. Очень мне нужно, чтобы надо мною смеялись. Только этого мне и не хватало! Ни за что не буду!” Уговорив себя таким образом, он, наконец, заснул успокоенный.

Единственным средством связи островка с населенными пунктами был телеграф. Проснувшись, Гопл без долгих раздумий отправился к телеграфному аппарату и отстучал донесение в Управление. “Посмеются надо мной. Конечно, посмеются. Ну и пусть смеются”.

К вечеру пришел ответ от Главного смотрителя. Ответ был предельно недвусмыслен: “Будете пить служебное время рассмотрим вопрос вашем пребывании ответственном посту”.

Старик в сердцах разорвал телеграфную ленту, длинно и вычурно выругался, пошел к себе и действительно напился.

Целую неделю он не подходил к приемнику ни ночью, ни днем и не знал -о том, что происходило на Облачной.

Возможно, что на телеграмме Гопла все бы и оборвалось, если бы она случайно не попала в редакцию газеты “Вечерний звон”.

Это произошло так. Над телеграммой долго потешались в Управлении, потом выбросили и забыли про нее. Одна из сотрудниц, решив повеселить своего приятеля-журналиста, вытащила смятый листок из мусорной корзинки и взяла с собой.

– Слушай, - хихикала она, - стариканчик совсем спятил. Нет, нет, ты послушай, послушай, что он тут накрутил…

Журналист смеялся очень весело, но в час ночи он вдруг сорвался с места, подбежал к приемнику и надел наушники.



Услышав писк, о котором сообщал Гопл, журналист так же стремительно влез в пальто и, не обращая внимания на обиженную подругу, помчался на квартиру редактора своей газеты.

– Вы сошли с ума, - рассерженно говорил поднятый с постели редактор, - из-за какой-то чепухи врываетесь ночью…

– Но что бы это ни было, из этого можно сделать удачную штучку. Читатель обожает всякую таинственность. А уж мы что-либо придумаем. Например, что это сигналы внеоблачных разумных существ…

– Ну, уж вы и напридумаете, выдумщик вы этакий, - одобрительно ухмыльнулся редактор, моментально оценив всю сенсационность такого материала. - Ладно, действуйте…

На следующий день “Вечерний звон”, вышедший утром, имел успех, равного которому не знала ни одна газета за всю историю Облачной.

“НЕВЕДОМЫЕ ПРИШЕЛЬЦЫ ПРИБЛИЖАЮТСЯ К ОБЛАЧНОЙ!” “ТАИНСТВЕННЫЙ ПИСК В ВАШИХ АППАРАТАХ!” “ВНЕОБЛАЧНЫЕ, ПРИВЕТ!” “ПЕРВЫМ ПРИНЯЛ СИГНАЛЫ СМОТРИТЕЛЬ ГОПЛ”. “ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА ГАЗЕТУ “ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН”!” “СЛУШАЙТЕ, СЛУШАЙТЕ!” “НЕТ ЛИ ОПАСНОСТИ В ЭТИХ СИГНАЛАХ? МОЖЕТ БЫТЬ!”

Такими заголовками были украшены все страницы “Вечернего звона”. Тираж газеты был увеличен в десять раз, и все равно номер рвали из рук.

В эту ночь на Облачной спали только дети, тяжелобольные и пьяный Гопл. Остальное население с вечера подсело к радиоприемникам. И когда сообщение газеты подтвердилось, наступила неожиданная реакция. Планетой овладел страх.

Необоснованный, дикий страх. Жители боялись всего, боялись собираться группами, боялись оставаться в одиночестве, боялись выходить из домов, боялись сидеть дома. При таком количестве включенных приемников - все старались поймать любую новость - назавтра без труда было установлено, что таинственные сигналы передаются также и днем, как раз в то время, когда радиостанция в Столице устраивала перерыв.

Правительство и Академия Высших Знаний отмалчивались, не зная, как ко всему этому отнестись. Солидные газеты тоже делали вид, что ничего не произошло. Зато “Вечерний звон:” старался изо всех сил.

“ПОЧЕМУ ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ ПРИНИМАЕТ НИКАКИХ МЕР?” “УЧЕНЫЕ, АУ!” “ЧЕГО ЖЕ “ОНИ” ОТ НАС ХОТЯТ?” “ГРАЖДАНЕ, ГОТОВЬТЕСЬ К ВСТРЕЧЕ!”

Наконец на третий день было объявлено по радио, что вечером состоится заседание Руководства Академии - девяти “отмеченных”, самых авторитетных ученых Облачной. Но заседание не состоялось: никто из “отмеченных” не пришел.

“Право же, - заявил один из них, - у нас есть более важные дела. Терять время на досужие вымыслы каких-то щелкоперов - увольте”.

“Вечерний звон” не поленился послать репортера к каждому из “отмеченных”, чтобы выяснить, какими же важными делами те занимались. Оказалось, что Председатель играл в азартную игру “Три облачка”, его помощник отмечал день рождения своей внучатой племянницы, трое не делали, по их словам, ничего, а четверо уклонились от ответа и выставили газетчиков за дверь.

Эти известия, напечатанные крупным шрифтом, вызвали всеобщее возмущение.

Но еще больше масла в огонь подлило сообщение второго утреннего выпуска “Вечернего звона” о том, что двое молодых, никому не известных ученых на свой страх и риск произвели минувшей ночью дерзкий опыт. Пользуясь разработанным ими методом “зеркальных антенн”, они установили, что сигналы действительно доносятся откуда-то сверху, из заоблачных высот.