Семейная сага

Я всегда любила творческих людей. Внешность мужчины мне была безразлична, хотя и первый мой муж, и второй — оба с завидной внешностью и очень нравятся женщинам. Да и про Михаила другого не скажешь: он очень видный, привлекательный мужчина. Видимо, в меня просто влюбляются красивые мужики, сама-то я их не ищу. Одним словом, совсем запуталась! Хотела я сказать только одно: мне суть человека важнее, чем его облик, хотя…

Но с Михаилом мне, как это ни грустно и как это ни больно, надо кончать. Нужно, наверное, прекратить отвечать на его письма… Смогу ли я? Мне ведь и самой это жизненно нужно… Нужны его письма, его стихи, нужны эти его безумные поездки из Риги в Каунас, чтобы повидаться со мной каких-то двадцать-тридцать минут…

Михаил. 1954, 20 августа

Вот и осень… В юности меня угнетала весна, теперь все

время кажется, что осень — именно эта вот осень, которая сейчас на дворе — последняя моя осень… Наверное, это ненормально. Меня же все считают таким жизнелюбом! Да и сам я о себе ныл всегда такого же мнения. Но вот теперь в голову постоянно лезут глупые, а вернее — страшные мысли… Но что с собой поделаешь?

Мысли о Марии неотрывно преследуют меня. Я стал буквально больной: я ложусь с ее именем на устах, я просыпаюсь с ее образом в глазах… Что со мной творится? Мои сверстники долдонят о притуплении чувств, о появлении безразличия ко многим проявлениям жизни с возрастом. А у меня всколыхнулось чувство несоизмеримое и с первой моей юношеской любовью. Меня это даже страшит: вынесу ли я этот груз, который одновременно и сладостен и непомерно тяжел?..

Осень яркой свечкой тает. Жизнь пошла на убыль. Потянулись к югу стаи. Рек сомкнулись губы.

Как распятья, сеют трепет

Леса голые стволы.

И бредут в унылом небе

Туч усталые волы.

Время жаркой свечкой тает.

Жизнь пошла на убыль И безжалостно листает Нелюбимых губы.

Я распят, как на Голгофе,

Стигмы кровоточат…

Твой в туманной дымке профиль

Сердце болью точит.

Мария. 1954, 15 сентября

Я нашла повод по работе поехать в Ригу. Всего на

день: мой обратный поезд был вечером того же дня. Я не могла не поехать: я хотела увидеть Михаила и по-честному, глядя в его глаза, сказать о своем решении. Надо смириться с судьбой, нельзя ставить под угрозу существование семьи. То, что я не абсолютно счастлива с Аркадием, это еще не аргумент вести двойную игру, изводить Михаила, к которому я так привязалась… Что за глупые слова! Да не "привязалась"! Я его по-настоящему сильно люблю. Но тем не менее, продолжать все это нечестно, нечестно по отношению ко всем и, в первую очередь, по отношению к Михаилу.

Я не сообщила ему заранее о своем приезде. Я

фаталистка, я решила, что если я его не застану, то значит, это

судьба… Тогда я напишу ему последнее, прощальное письмо…Я позвонила с вокзала из автомата. Набрала номер с бешено колотящимся сердцем. Когда я услышала голос Михаила, у меня перехватило горло каким-то нервным спазмом, и я не смогла произнести ни слова…

— Алло. Алло… Мария?.. — Почти с надеждой, как мне показалось, спросил Михаил, видимо, узнав мой голос.

— Да… Это я… — Смогла, наконец промолвить я.

— Ты приехала? — Почему-то без колебаний спросил он

меня.

— Да…

— Жди меня около справочной у входа в вокзал. Я буду

максимум через десять минут. — И он, не дав мне ответить,

повесил трубку…

У меня было десять минут, подумать, собраться с мыслями, успокоиться. Как я все это ему скажу? Моя решительность куда-то пропала. Я не могла думать ни о чем, кроме как о том, что вот-вот я его увижу…

Он приехал раньше. Я видела, как он сунув купюру таксисту метнулся в сторону вокзала. Я вышла ему навстречу. Он подбежал, схватил меня в охапку и закружил так, что с моей головы свалилась моя беретка. Он не поцеловал меня, хотя мне этого очень хотелось: он был слишком деликатен, чтобы целовать меня на улице, под посторонними взглядами. А зря! Ведь могли же мы быть мужем и женой для всех этих безразличных куда-то спешащих людей?

Мы пошли пешком по направлению к той организации, в которую я приехала. Это было буквально в пятнадцати минутах ходьбы.

Дело у меня было пустяковое, всего часа на два: нужно было согласовать какие-то пункты совместной работы и завизировать окончательные документы. Михаил сказал, что он подождет меня на скамеечке в парке около здания.

Когда я, наконец, вышла, было всего около полудня. Михаил сказал, что время обедать, но если я могу еще полчасика потерпеть, то мы сможем пообедать в Юрмале в уютном ресторанчике на берегу моря. Я с радостью согласилась и мы поехали на электричке. Я все никак не

решалась начать этот решающий разговор, трусливо откладывая его на потом.

Пообедали быстро, поскольку в обеденное время ресторан работал в режиме столовой — обед был хоть и комплексный, но очень вкусный. В Риге вообще с едой хорошо, мы своей родной "кое-какошной" культурой еще не испортили до конца обаяния Прибалтийских республик.

Потом мы долго ходили по берегу моря, сидели на дюнах, глядя в серое северное море. С погодой нам повезло: дождь не моросил ни разу и даже большую часть времени светило скупое рижское солнце. А я все так и не решалась начать тот разговор, ради которого, как я себя убеждала, я и приехала в Ригу. Михаил вел себя так, будто он просто наслаждается жизнью. Он был весел, ироничен и, как всегда, легок в общении. Опять он отдал инициативу в мои руки, не пытался ни обнять меня, ни поцеловать. И это было хорошо, ибо я была так взволнована мыслями о предстоящем разговоре и так боялась его начать.

Когда стало попрохладнее, и солнце спустилось уже довольно низко, он накинул на меня свой пиджак и предложил поехать город.

Чтобы согреться, Михаил предложил зайти в кафе

"Луна" на площади Свободы рядом с "памятником свободе", как шутят латыши. Он рассказал мне, что эта стилизованная женская фигура, держащая в вытянутых вверх руках три скрепленных звезды по числу исторических латвийских провинций — Курляндии, Латгалии и Видземе, символизирует первое в истории существование независимого государства Латвия.

Мы зашли в уютное кафе, сели за маленький столик и заказали кофе и миндальные пирожные. А кофе в Риге, а особенно в этом кафе, исключительно вкусное! После кофе по телу побежали приятные теплые струйки. Момент для того разговора, который я собиралась начать, был совсем неудачный. Получилось, что я добилась прямо противоположного результата: Михаил может подумать, что я не смогла удержаться и приехала повидаться с ним… Ну, что же, в некотором смысле так оно и было!

Когда мы вышли из кафе, Михаил повел меня на площадь перед Домским собором. Михаил говорил мне как- то, что в каждом городе, где он жил, у него всегда было место, которому он как бы доверял свои самые сокровенные помыслы и мечтания. В Риге таким местом для него была эта площадь.

Все же, наконец, собравшись с духом, я начала что-то говорить о неразрешимости ситуации, о сложности и двусмысленности своего положения, о том, что я много думала… Слава не складывались, речь моя была сумбурна и вряд ли понятна вообще. Я замолчала, а Михаил шел будто погруженный в свои мысли. Мне показалось, что он понял, о чем я пыталась ему сказать…