Страница 23 из 46
Сутки в пути — и вот оно, гусиное гнездовье! Вокруг еще настоящая зима. Девственной белизны снежная пелена. Колючий, пронизывающий ветер срывает с гребней заструг снежную пыль. Впрочем, меня эта картина радует. Значит, мы не опоздали с переездом, значит, нам удастся застать самое начало прилета гусей.
Оборудование лагеря заняло немного времени. Место для него было выбрано заранее, еще во время зимних маршрутов. Теперь требовалось лишь стащить с саней домик — это без труда сделал трактор, — поставить рядом с домиком палатку-склад и сложить в ней ту часть имущества, что боится снега и дождя. И не успел еще умолкнуть за дальними увалами тракторный мотор, как лагерь принял жилой вид. Из высокой трубы над домиком приветливо вился дымок, на бугре и на склонах оврага — берегах будущего ручья — наметились первые тропинки.
Весна будто и впрямь забыла про эту часть острова. Три дня подряд температура воздуха здесь не поднималась выше минус двух градусов, то и дело начиналась поземка. Утром двадцать второго мая повалил густой, мокрый снег, а к вечеру разыгралась нешуточная пурга. Обычно в эту пору на острове уже видят первых гусей, но теперь их задерживала погода. Из пернатых нас навещали пока только пуночки. Пять или шесть пар их, появившиеся у лагеря еще в день нашего приезда, очевидно, на правах «первооткрывателей» упорно изгоняли из его окрестностей позднее подлетавших соплеменников. Закончив оборудование лагеря, мы сразу же устроили ловушку для пуночек. Уже несколько часов спустя все «первооткрыватели» перебывали в ловушке и теперь отличались от остальных пуночек алюминиевыми кольцами, надетыми на лапки.
Двадцать пятого мая нас навестил вездеход. Он привез кое-что из оставленных в поселке грузов и последние новости — а они были интересны! Оказалось, что гуси все-таки выдерживали издавна установленное ими расписание. Несмотря на снегопад, первая стайка гусей показалась над бухтой Сомнительной двадцать первого мая. Двадцать второго стая пролетала над поселком, и Нанауну, на зависть всем остальным охотникам, удалось добыть из нее пару птиц (судя по рассказам, Василий и сам немало гордился своим успехом: с небрежно заброшенными за спину трофеями он не спеша прошествовал вдоль всего поселка, хотя здесь и не проходила ближайшая дорога к его дому).
Погода у нас резко изменилась лишь двадцать шестого мая. Уже ранним утром температура воздуха поднялась выше нуля. На глазах стал оседать снег, с крыши домика весело зазвенела капель. Прошло немного времени, и из-под снега появились камни, темные пятна лишайников, а в середине дня над лагерем протянулась первая стайка из девяти белых гусей. К исходу следующего дня от снега освободилось уже около четверти, а еще через день — почти половина поверхности тундры. Весна стремительно врывалась вглубь острова. Появились первые кулики тулесы, и в воздухе зазвучали их меланхолические крики. В окрестностях лагеря исчезли пуночки: теперь им стали наконец доступны семена тундровых трав и расщелины среди камней, где можно устраивать гнезда. Появлялось все больше и больше гусей.
Редкий человек, не говоря уже об охотнике, останется равнодушным, не остановится при виде стаи летящих гусей: настолько гармонично сложение этих крупных птиц, настолько совершенен и слажен их полет. Но особенно волнующее зрелище — косяки белых гусей, плывущие в голубом весеннем небе. Часами можно было провожать их взглядом, следить за размеренными взмахами черных окончаний гусиных крыльев. Стаи одна за другой подлетали теперь с востока, переваливали через горный хребет и, снизившись, начинали кружить над гнездовьем.
В ближайшие дни еще возвращались холода, шел мокрый снег, но было ясно, что зима отступила. Второго июня впервые можно было выйти из домика без темных очков, а это значило, что снежный покров исчез больше чем на половине поверхности тундры. Вода, которую до этого впитывали и удерживали снежные наносы, прорвалась наружу бесчисленными ручьями, и их журчание временами соперничало по силе с разноголосым гомоном птичьих голосов и весенним тявканьем песцов.
Теперь выяснилось, что подавляющее большинство островных песцов размножается вблизи гусиного гнездовья. В ближайших окрестностях его, да и среди самой колонии, на площади пятьдесят квадратных километров, мы насчитали десять песцовых семейств. Плотность обитания песцов здесь оказалась самой высокой на острове. Важную роль в этом играют особенности местного почвообразования. И без того тонкий слой почвы на острове сильно разрушается ветрами и вешними водами. Поэтому, несмотря на пересеченный рельеф и обилие рек и ручьев, здесь не так уж много мест, пригодных для устройства песцовых нор. Лучшие условия для поселения звери находят на участках с дерновыми почвами, которые образуются по склонам увалов и речных долин, на песчаном и супесчаном грунте, в местах с хорошо развитой травянистой растительностью. В таких же условиях устраивают свои колонии и белые гуси. Песцы, следовательно, находят здесь не только благоприятные условия для устройства своих жилищ, но и обильный корм: в гусиной колонии летом можно поживиться и яйцами, и птенцами, а при случае и взрослыми гусями.
Кстати, обнаружилась еще одна любопытная особенность в жизни островных песцов. Проходя в один из этих дней по гнездовью, я издалека заметил лежащего на оттаявшем бугре песца. Зверь (несомненно, и он наблюдал за мной) подпустил меня к себе шагов на двадцать и лишь после этого побежал. В тот момент, когда песец вскочил на ноги, что-то темное отделилось от его живота и упало на землю. Подойдя ближе, я с удивлением увидел, что в старом гусином гнезде, сохранившем еще подстилку из птичьего пуха, лежат шесть беспомощных, слепых песцовых детенышей. Хотя было довольно тепло, щенята вскоре начали дрожать и расползаться из логова. Я отошел от них; тут же, на моих глазах, появилась мать и прикрыла малышей своим телом. Позже такой же выводок попался Феликсу и еще один — мне.
Значит, это не была случайность. Действительно, как рассказали потом местные охотники, рождение молодых вне нор вообще свойственно островным песцам, и лежащих под открытым небом детенышей здесь находят каждый год.
Эта черта биологии заметно отличает песцов с острова Врангеля от зверей из других частей Арктики. Как правило, всюду звери щенятся в норах или, в крайнем случае, в укрытиях среди каменных россыпей. Впрочем, всему находится объяснение. В то время когда размножаются островные песцы, их норы бывают забиты ледяными пробками (снег здесь слишком мелок и не защищает нор от промерзания, устройству же глубоких убежищ препятствует высокий уровень вечной мерзлоты), а начинающая оттаивать почва пропитана влагой. Едва лишь протаяли и слегка подсохли норы, как щенята из временных убежищ стали исчезать: родители переносили их в более надежные подземные убежища.
Вешние воды затапливали зимние подснежные гнезда леммингов. Летние норки их также еще были заполнены льдом, и зверьки оказались в бедственном положении. Они метались по тундре, с писком бросались на гусей, даже на человека и тем самым еще издали выдавали себя. По сухим островкам земли теперь неутомимо рыскали песцы, в воздухе парили поморники и чайки-бургомистры.
С каждым днем птичье население вокруг нашего лагеря увеличивалось. Появлялись все новые виды куликов. С громкими прерывистыми трелями быстро кружились в воздухе компании пестрых красноногих камнешарок. То и дело встречались пары гораздо более степенных, чем камнешарки, исландских песочников, часто слышались мелодичные, журчащие песни самцов этих птиц. Невероятно раздув зобы, низко над землей пролетали и монотонно дудели кулики-дутыши. Всюду над каменными россыпями звенели песни луночек, давно уже не появлявшихся в «столовой» возле нашего домика, хотя там по-прежнему были набросаны крупа и хлебные крошки. Раздавались не менее мелодичные песни самцов лапландских подорожников.