Страница 24 из 66
И за
Прежде чем начать путешествие по дальним странам, задержимся на бывшей русской границе с Финляндией, у маленького курортного городка Сестрорецк на Финском заливе под Ленинградом.
Почему он Сестрорецк? Он стоит на Сестре-реке: она-то и была русско-финской (а затем и советско-финской) пограничной рекой до 1939 года. Почему она названа так: Сестра?
В нашей стране не одна река с таким именем. Есть еще одна Сестра, в Московской области, приток Дубны. Есть еще несколько мелких речушек-тезок. Казалось бы, имена их всех значат одно: «дочь тех же родителей», ан не так-то просто.
Конечно, и тут вопрос о каждой реке надо разбирать отдельно. Я буду говорить о единственной Сестре — той, над Разливом (огромной запрудой), на которой стоит прославленный шалаш, где в 1917 году скрывался В. И. Ленин. Другие Сестры, возможно, и «сестры», а вот эта...
Когда при Петре I устье Невы и подступы к Выборгу стали русскими, наши предки нашли тут лесную реку, носившую шведское имя Систер-Бек — «Сестрин ручей».
Шведы не принесли это чисто шведское имя сюда с собою из Скандинавии. Они взяли за основу старое финское имя этой реки — Сьестарйоки. «Йоки» — «река», а «сьестар» показалось им похожим на их шведское «сюстер» — «сестра». На деле же Сьестарйоки означало Смородинная речка [46]1, как русская былинная Смородинка. Наверное, по берегам ее, как на многих северных реках, густо кустилась и темнела ягодами пахучая лесная смородина.
Русский язык, как и шведский, — язык индоевропейский. Слово «сестра» в обоих звучит похоже. Русские приняли шведское имя, но заменили в нем «сюстер» на «сестра», и «бек» — на «река». Так и получился новый гидроним, с русским словом «сестра» по происхождению не связанный. Это были все народные, не законодательные замены, но их принял и официальный язык. {111}
Вот вам история имени, как ее излагает академик Яков Грот. Что же, однако, случилось с ним после Грота?
У маленькой Финляндии были долгие счеты обид к царской России. Получив свободу из рук Ленина, финское правительство занялось спешным уничтожением на своей карте малейших следов русского владычества. Как это часто случается, руководили этим далеко не всегда знающие специалисты, не историки, не языковеды. Им и в голову не пришло, что Сестра — старая финская Сьестарйоки. Они уничтожили этот «явный русизм», заменив его новым названием: Райайоки — Пограничная река (мы, русские, со своего берега, продолжали, конечно, называть Сестру по-прежнему; создалась река с двумя именами, только имена эти лежали по ней вдоль, простираясь до половины ее ширины).
Спору нет, финны имели право поступить так. Но им следовало бы знать, что слово «райа» — «граница», «край», вовсе не исконно финское слово. Это переделанное русское «край». Финский язык не выносит скопления согласных в начале слов. Финские масляничные извозчики — вейки в дореволюционном Питере,— торгуясь с седоками, обычно так и ворчали сердито: «Рицать копеек — рáйний сэнá!» То есть: «крайняя цена»...
Получился топонимический анекдот: из патриотических соображений финны заменили финское по происхождению имя на имя по происхождению русское...
Очень осмотрительными надо быть при всяких спешных переименованиях!
Всюду одно
Я не знаю, какими языками вы владеете, мои читатели. Поэтому из богатой россыпи подобных превращений, пестрящей на картах мира, я продемонстрирую перед вами немногие, существо которых можно разъяснить и не многоязычнику-полиглоту.
Вы слыхали про зáмок Альгамбру в Испании? Это памятник испанской истории, в каком-то смысле такая же эмблема этой страны, как Кремль или Петропавловская крепость нашего Ленинграда — эмблемы России. Бессмертный Козьма Прутков неда-{112}ром даже стихотворение «Желание быть испанцем» начал так:
Тихо над Альгамброй,
Дремлет вся натура...
Разница в том, что кремль по-русски значит «огороженное, укромное место»; оно, вероятно, одного корня с «у-кром-ный», с «за-кром»; а вот Альгамбра по-испански не значит ровно ничего. Тот, кто знает только испанский язык, не объяснит вам, откуда оно взялось.
Опять выручают историки. Между VIII и XV веками Испания испытала сильное влияние мавров, то есть западных арабов. Арабами создано в ее границах много замечательных архитектурных сооружений, в том числе и знаменитый Келаат аль Хáмрах — «Красный замок». Вот из этого-то арабского словосочетания и получилось затем в испанском языке облетевшее весь мир слово-имя Альгамбра. Километрах в ста пятидесяти к северу от Гренады с ее Альгамброй течет не менее прославленная река: «шумит, бежит Гвадалквивир». В нашем представлении имя Гвадалквивир такое же типичное испанское имя, как, скажем, Иваново — русское. А ведь и оно совершенно не понятно испанцу — жителю той речной долины. Гвадалквивир — это Вади аль Кабир — «река Великая» — на том же мавританском языке.
Упомяну уж и третье испанское название — Гибралтар. И это — в прошлом — сочетание арабских слов: Джебель—эль—Тарик — «гора Тарика», одного из мавританских полководцев, первым переправившегося здесь в Испанию...
Бывает, имя-слово наследуется не одним, а несколькими народами. Как я уже показал вам на примере римского «кастеллума», каждый народ тогда изменяет его на свой манер. Так случилось и с арабскими названиями Аль-Хамма. Они означали места горячих минеральных источников, древние водолечебницы-купальни: по-арабски «альхаммам» значит «баня».
Теперь несколько местечек на Пиренейском полуострове носят имя Альгама; в Италии, на полуострове Апеннинском, есть курорт Алькамо. Тут и там действовали разные фонетические законы; арабское слово {113} изменялось не с бухты-барахты, не как вздумается, а совершенно закономерно.
Закономерность радует топонимиста. Благодаря ей он может добраться до того, как то или другое современное имя должно было звучать десять или пять столетий назад не только там, где оно было когда-нибудь записано и сохранилось в этой записи. Он узнает это чисто теоретически, потому что знает законы таких изменений.
У великого французского писателя Мопассана есть рассказ. Автор приехал в провинциальный городишко Жизор и встретил там приятеля школьных лет, великого патриота этой глухой дыры и к тому же заядлого топонимиста. В его представлении Жизор — замечательнейший из городов Франции. Его имя означает «Врата Цезаря»! Как из «Врат Цезаря» могло получиться «Жизóр»? Очень просто.
По-латыни «Врата Цезаря» звучало «Цезáрис Остиум». Это название затем стало произноситься: «Цезáрциум», «Цезóрциум», «Гизóрциум» и, наконец, «Жизор»... Просто?
Не пожимайте плечами: все можно придумать! Мопассан использовал данные топонимистов. Альбер Доза, большой ученый, спрашивает: можете ли вы представить себе, как из древнеримского имени Вапинкум могло получиться современное французское Гап? И приводит такую лесенку превращений:
Все эти формы найдены в разное время в старых документах. Но, если бы документов не было, топонимист мог бы обойтись без них: каждая ступенька лестницы закономерна и необходима!
Из римского Медиомáтрицес должно было получиться и получилось немецкое Метц. Греко-римское имя Базлеа — «Царственная», название крепости в Альпах,— должно было сначала превратиться в народном римском языке в Бáзила, чтобы потом стать немецким Бáзелем и французским Бáлем... Когда топонимист в своих разысканиях руководствуется знанием этих законов, он добивается точных результатов; нередко они подтверждаются случайными открытиями в старых пергаменах; да, так оно и было. А не подтверждаются — не надо: он может поручиться за свои построения. {114}
Вот еще несколько примеров причудливых приключений древних имен в языках западных народов.
На Лазурном берегу Франции, на ее средиземноморском Юге, насупротив друг друга лежат на берегу небольшой бухты два городка с непонятными французу названиями: Ницца и Антиб.
46
1 См. Я. Грот. Филологические разыскания.