Страница 14 из 66
Но рядом с каждым из этих «прозрачных» по значению названий мы в любой миг можем поставить хоть два, хоть три, хоть десять имен, смысл которых от нас скрыт и значение абсолютно неясно.
Ленинград понятно каждому, а вот что может значить слово Москва — подите растолкуйте.
Петрозаводск не вызывает сомнений, но смысл названия озера, на котором оно стоит — Онéго, вряд ли хорошо известен вам.
Города Иваново, Владимир, Ярославль — не требуют (или почти не требуют) комментариев. Но города Суздаль, Галич, Углич, Ростов, расположенные тут же поблизости, носят названия очень мало понятные.
Гора Магнитная — проще простого, гора Благодать — тоже. Но не будем уж ссылаться на имена гор Кавказа или Алтая: возле них живут иные племена; возьмем чисто русские области: Псковщину, Новгородчину... Гора Судома, горы Валдай — что это значит? Что значат названия таких исконно русских городов, как Тверь (его новое имя Калинин, кажется, понятно всякому), Псков, Порхов, Калуга, Тула, Кострома, Вологда, Пермь, Вятка, Рязань, Пенза, Тамбов? Посмотрите, какая странность: добрая половина (если не большая часть) самых старых, самых русских поселений нашей Родины носит названия, значение которых мы отказываемся опознать.
К именам этого рода никак не применишь всего того, что мы говорили, рассуждая о названиях «Таинственного острова» — ясных, понятных, организованных по нескольким очень точным правилам и от этого сáмого несколько скучных. Про наши имена никак не скажешь, что они скучны, какое там!
Как вам понравится село, именуемое Новая Ляля, а такое название встречается в Свердловской области. Что вы думаете о происхождении и значении имени Майор-Крест: вы найдете его далеко от Москвы, в Якутии. А река Мокрая Буйвола? Это не из юмористического рассказа: она течет себе, где ей положено течь, на Северном Кавказе. А другая река — Мачеха, в Поволжье, а населенные пункты: Материки (Волог. обл.), Марсята (Свердл.), Люксембурги (Гру-{66}зия)? А уже упомянутое мною Паровози? Как образовались они, кто их придумал, почему и зачем?
Может быть, Жюль Верн не учел каких-то способов называния, которыми пользуются люди? Может быть, нашим предкам было свойственно устраивать из «крестин» географических мест нечто вроде веселой «игры в чепуху»? Нашли новое озеро, основали поселок — и давай наперебой выдумывать для них название посмешней, в беспорядке сочетая звуки и слова своего языка, пересыпая их, как стеклышки в калейдоскопе, на все лады. Вот город. Назовем его, скажем, так: Мокторса? Нет, не интересно? А так: Атсорком? Тоже что-то не получается. Ну, а если Кострома? Отлично! И оставили имя Кострома...
Сейчас так не бывает, но, может быть, раньше было? Откуда же иначе могла запорошить просторы нашей Родины позёмка ничего не означающих слов, имен без тени значения? Бузулук — это ведь прямо курам на смех! Бугульмá... Крайне странно! А Кóтлас, а Вчегда, а Пяв-озеро, а город Балаклáва...
Погодите! Как вы сказали? Балаклава? Это сущая абракадабра! А ну-ка —
Абракадабру
под рентген!
Пересмотрите весь словарь русского языка: слов, похожих на «балаклáва», вы в нем, пожалуй, не найдете... Вот разве только «балк» — копченая рыбья спинка. А откуда оно у нас?
Специалисты-этимологи мгновенно укажут вам: этот простой «балк» мы взяли из тюркских языков. По-турецки «балк» — «рыба». У турок много слов этого же корня, родственных «балыку». Есть среди них и такое: «балыклавá», означает оно «рыбный садок», «пруд, где содержится живая рыба».
Где находится наш город Балаклава? В Крыму. Но ведь Крымом, как мы помним, долго владели татары, говорившие на языке, почти не отличающемся от турецкого.
Слово «балыклавá» было им совершенно понятно.
Вы не были в Балаклáве? Чудесный приморский городок этот лежит на берегах удивительной бухты — глубокой, отлично закрытой со стороны моря, моря очень обильного рыбой. {67}
Искони веков Балаклáва была родиной и пристанищем смелых крымских рыбаков. Есть у известного писателя А. И. Куприна прелестная повесть-очерк «Листригоны»; если не читали, советую прочесть. Повесть эта — гимн тихой, теплой, пропахшей морем и рыбьей чешуей Балаклаве и ее мужественным обитателям-рыбакам, смелым охотникам за белугою, опытным ловцам макрели, камбалы, лобана, кефали — всевозможных черноморских рыб...
Вот как описывает Куприн осеннюю Балаклаву девятисотых годов:
«...И на другой день еще приходят баркасы с моря. Кажется, вся Балаклава переполнилась рыбой. Ленивые, объевшиеся рыбой коты с распухнувшими животами валяются поперек тротуаров, и когда их толкнешь ногой, то они нехотя приоткрывают один глаз и опять засыпают. И домашние гуси, тоже сонные, качаются посредине залива, и из клювов у них торчат хвосты недоеденной рыбы.
В воздухе много дней стоит крепкий запах свежей рыбы и чадный запах жареной рыбы. И легкой, клейкой рыбьей чешуей осыпаны деревянные пристани и камни мостовой, и руки и платья счастливых хозяек, и синие воды залива...»
Не город, а сущий «рыбный садок», «рыбное гнездо». Если бы ему давали имя русские, они могли бы назвать его Рыбинск или Рыбница. Но, будь вы турком, жителем этих мест, вероятно, вам показалось бы наиболее подходящим точное и приманчивое название Балыклавá. Подумайте: оно построено в полном согласии с правилами «Таинственного острова»: «Уткино болото» — где много уток; «Рыбный садок» — где уйма отличной рыбы. Старые хозяева Крыма так и поступили, не спрашивая наших с вами советов, а рус-{68} ские, унаследо-
По-
вавшие от них Крым, оставили городу старое имя его, только слегка переделав его на свой лад. Из «Балыклавá» получилось звучное, но не имеющее прямого значения в русском языке название «Балаклáва».
Тот, кто хорошо знает Украину, скажет: «Есть еще очень похожие географические имена на нашем юге. В Харьковской области, на речке Балаклéйке, стоит небольшой городок Балаклéя... Рыба? Что-то не слышно, чтобы эта степная речка и городишко на ней славились своими рыбными богатствами! Тогда откуда же у них такие названия?
В наши дни Харьковщина — сердце Украины: никаких тюркских племен здесь и в помине нет. Но несколько веков назад украинские степи были еще диким полем, ничьей землей, власть над которой в разное время оспаривали и Киев, и Москва, и татарский Бахчисарай. В те времена степи были полны пернатой дичи, по бесконечным равнинам носились табуны диких коней — тарпанов, антилоп-сайгаков... В глубоких реках омуты кишели великолепной рыбой. И раз до наших дней дошло название Балаклéя и Балаклéйка, можно утверждать, что именно здесь этой рыбы было особенно много. Ведь по-турецки и по-крымско-татарски «рыбный», «изобилующий рыбой» — «балклы». Наверное, так — «Балыклы-чай», «рыбная река», — была названа и нынешняя Балаклейка, а затем по ней получил свое имя и поселок.
Если даже сейчас в этом скромном притоке Донца не сохранилось особенного рыбьего богатства, топонимика позволяет утверждать, что оно некогда было тут налицо. Топонимика не только объясняет нам происхождение названия, она дает возможность сквозь название взглянуть и на далекое прошлое того места, которое это название носит. И очень часто она может оказаться единственной свидетельницей тому, что было когда-то, что давно исчезло и от чего не сохранилось никаких следов нигде, кроме как в имени географическом.
Не могу удержаться, приведу еще один, тоже крымский, пример.
Никто уже теперь не помнит и не может утверждать, жили ли когда-нибудь в крымских степях дикие лошади. Ни наши деды, ни деды наших дедов их там не видели. {70}
Но было до недавнего времени в Крыму (не на побережье, а на сухой внутренней его равнине, куда редко забредает современный горожанин-турист) маленькое древнее селение с татарским именем Тарпанч.