Страница 61 из 62
Фессания замялась. Оглянулась.
Что? Что он должен? Брать уроки у Гупты, а потом покончить с собой? Чтобы вместе с ней блуждать по матрице Вавилона, как два проказливых привидения?
Не был ли ее голос голосом взывающего к нему неисполненного самоубийства?
Она так и не сказала, что он должен или что не должен делать.
– Я узнала столько нового! Столько восхитительных тайн! Но не сейчас. Мне нужно уходить.
– Подожди, Фес! Ты являлась Гупте?
– Нет, только тебе.
– А можешь? Явиться нам двоим? – Тогда он смог бы удостовериться, что она не галлюцинация, не образ, сформировавшийся в его голове за месяцы работы над отчетом, образ, в который он поверил так сильно, что тот воплотился в призрачную реальность. – Пожалуйста, Фес?
– Не знаю. Не уверена, что это безопасно. Модель в этом случае концентрируется, уплотняется. Она может обнаружить меня и поймать. Думаю, я буду являться тебе одному. Когда смогу. Пожалуй, тебе не стоит говорить обо мне Гупте. Не знаю. Подумаю.
– Выходит, Вавилон все же elektronik модель? Фессания рассмеялась.
– А как же еще я могла бы стать призраком? О!
Она исчезла у него на глазах как раз в тот момент, когда из-за угла вышел мужчина. Высокий, чернобородый, на голове тюрбан. Помахивая резной палкой, он миновал Алекса и вошел в ворота храма. Шазар, наверно, решил взглянуть на образцы предлагаемого Иштар товара. Но уж точно он пришел не за новой невестой для Мардука.
Минуло около трех месяцев с тех пор, как Дебора-Зарпанит отправилась в Нижний мир, а Мардук взял новую супругу. Кандидатуру подбирал уже не Шазар, и следующую тоже выбирать не ему.
Скорее всего он просто наведался с дружеским визитом. Син в гостях у Иштар, как в Игре в Вавилон. Вечной игре.
Страж снова занял место у ворот и торопливо подтянулся. Проходя мимо Алекса, Шазар едва ли обратил внимание на незнакомца. К тому же волосы у Алекса успели отрасти.
Ему не нужно было брить голову в знак верности Фессании. Ее метка, знак льва, навсегда останется на щеке, как слишком пылкий поцелуй.
Послесловие
Давным-давно, когда я был еще ребенком, в доме родителей в отдельном книжном шкафчике у камина стояли двенадцать иллюстрированных томов «Чудесной страны знаний», изданных то ли в тридцатые, то ли в сороковые в синем тисненом переплете «арт-деко». Сверху на шкафчике громоздился радиоприемник с такими станциями на шкале, как Варшава и Хилверсум.
В одном из томов была глава, посвященная «Вратам Вавилона» с черно-белой репродукцией «Брачный рынок в Вавилоне», на которой были изображены девушки в легких одеждах, терпеливо ожидающие аукциона. Великий путешественник и рассказчик Геродот описывает эту практику как «постыдный» обычай, согласно которому каждая женщина должна была раз в жизни прийти в храм Афродиты, как он его называет, и предложить себя каждому, кто ее пожелает. Гм… В школьные годы Геродот произвел на меня сильное впечатление (как и «Метаморфозы» Овидия). В «Чудесной стране знаний» я также нашел картинку и с изображением висячих садов, которое было далеко от действительности, а может быть, и не было.
Все это варилось во мне долгих тридцать лет, а потом соединилось с футурологией, которую я преподавал в художественной школе Бирмингемского политехнического. Вавилону, многократно переживавшему взлеты и падения, предстояло возникнуть вновь, теперь уже в пустынной части Аризоны, в рамках экспериментального проекта по изучению судьбы народов. А еще потому, что мне хотелось перестроить его, о чем, между прочим, мечтал и Саддам Хусейн.
«Блудницы Вавилона» вышли в свет в 1988-м и удостоились премии Артура Кларка. Тем не менее, когда я взялся перечитывать книгу десять лет спустя, стало ясно, что она нуждается в доработке. Не все предложения передавали тот смысл, который я в них вкладывал. Когда пишешь, понимаешь, о чем речь, но потом, перечитывая, начинаешь сомневаться, все ли так же понятно другим. Этим я и занялся.
Авторам приходится учитывать и стилистические замечания. В рецензии на один из моих ранних романов строгий Колин Гринленд указал, что слишком много предложений заканчиваются многоточием. Текст, на его взгляд, становится немного фрагментарным. Происходит это оттого, что автор видит в предложении больше смысла, чем оно действительно содержит. Я заглянул в следующую книгу – гранки которой вычитывал – и с прискорбием обнаружил, что и она перегружена многоточиями. Я поработал над этим и убрал лишнее, что обошлось мне в 39 фунтов. Уж и не знаю, то ли я должен выразить благодарность Колину, то ли он должен мне те самые 39 фунтов. Так или иначе, но недавно он предложил угостить меня выпивкой.
В «Блудницах Вавилона» меня постигла другая беда: двоеточия. Предпринятая хирургическая операция сократила число этих вредных знаков, так что в новом издании их уже меньше.
Кроме того, я обновил текст в соответствии с учетом требований времени. Когда я писал «Блудниц», новое тысячелетие еще только всходило на горизонте. Теперь мы живем в нем. Эта книга о циклах и волнах истории, о том, заложен ли изначально в каждой цивилизации срок ее существования, нечто вроде механизма, аналогичного пределу Хейфлика в биологии, а также о тревогах, порожденных ожиданиями нового тысячелетия. Мне показалось, что внесение некоторых изменений, которые не скажутся на динамике романа, пойдут ему на пользу. В конце концов, компьютерная технология сделала большой шаг вперед, и ссылки на кассету с пленкой выглядят неуместными.
Как и в случае со многими другими романами, этот начался с рассказа, в котором я уже потом обнаружил больший потенциал. Рассказ я уже написал, и назывался он «Мы помним Вавилон», когда мне позвонила Сьюзен Шварц и попросила представить что-нибудь для антологии, посвященной жилищам будущего. Получилось как нельзя лучше. Я не часто пишу в расчете на определенный сегмент рынка, а в данном случае предложение устроило всех. Сьюзен купила рассказ, который был прорекламирован – не совсем, на мой взгляд, правильно – на обложке антологии: «Под чужими звездами со Стеном Шмидтом, Танит Ли, Иэном Уотсоном и многими другими…» Думаю, в то время люди смотрели на звезды несколько иначе.
Потом Дон Уоллхейм отобрал «Мы помним Вавилон» для ежегодника лучшей фантастики 1985. Меня это ободрило, так что, закончив «Блудниц», я отправил их, разумеется, Дону Уоллхейму, за что получил строгий выговор. «Кто захочет читать о воссоздании Вавилона со всей его грязью и нищетой?» Так писал Дон. Что ж, виноват, ошибся.
Похоже, «Мы помним Вавилон» и последующий роман предвосхитили дальнейшие события. В 1988-м Саддам Хусейн повелел озаботиться созданием реконструкции Вавилона на местности во исполнение «патриотического, национального и интернационального долга» с использованием термалитовых блоков и оригинальной вавилонской каменной кладки, совместить которые предстояло суданским рабочим. Планировалось построить врата Мардука, Вавилонскую башню и царский дворец.
В 1997-м я прочел в «Нью-сайентист» о том, как группа ученых института в Санта-Фе создала компьютерную программу, моделировавшую развитие и падение культуры индейцев-анасази, а другая группа в Римском университете попыталась смоделировать подъем и падение Ассирийской империи, рухнувшей за три года, с 612-го по 609-й. Исследователи ставили цель понять проблемы, с которыми может столкнуться наша цивилизация, и попытаться найти возможные решения. То же и у меня.
И если кто-то посчитает невозможным научить современных людей вавилонскому, то позволю указать на такой факт: в 1999-м «Ассошиэйтед пресс» сообщил о том, что профессор Юкка Аммондт из финского университета Йиваскила записывает песни Элвиса Пресли на древне-шумерском. Учитывая отсутствие замши и обуви вообще, рокер-лингвист передал «Blue Suede Shoes» как «Esir Kus Zagin», «сандалии из кожи цвета голубой жемчужины». Элвис живет в Вавилоне (или где-то рядом)!
Такие открытия греют душу.