Страница 26 из 29
Впервые за этот деть (и за все остальные) я попробовал поставить себя на место Рэйнхэма. Я даже спросил себя: не зря ли я его осуждал? А если он все же государственный деятель? Не был ли он вынужден сделать страшный выбор и принести меньшинство в жертву интересам большинства? Не сказал ли он себе: «Три миллиона англичан могли жить»? Никого нельзя заставлять делать такой выбор, но он только масштабом отличается от тысяч аналогичных решений, принимаемых на войне почти автоматически.
Не ошибаюсь ли я? — спросил я себя. — Допустил бы я, находясь на месте Рэйнхэма, чтобы потрясенный и ужасающий мир узнал, что наши испытания по частям подрывают нашу планету? Не стал бы я тайно, в строжайшей секретности пытаться добиться прекращения подземных испытаний? Не послужило ли открытие Колстона толчком к новому раунду переговоров, проходящих в Женеве и посвященных запрещению испытаний? Если даже я смогу принудить Рэйнхэма действовать, не добьюсь ли я лишь разглашения жизненно важных секретов и распространения по всему миру паники?
Теперь я полагаю, что я был немного не в себе; открытие Уайта надломило меня еще тогда, когда я не придавал ему значения на фоне надвигающейся гибели Лондона. Но вдруг — к счастью, вовремя — паранойя прошла. Я вновь мог ясно рассуждать, и видел, что подобный выбор не стоял перед Рэйнхэмом. А если и стоял, и он действовал, исходя из него, то он еще больший дурак, чем я его считал. На меня отрезвляюще подействовали мои же собственные слова, сказанные ранее: «Предупредить людей можно было, не подрывая национальную безопасность. Рэйнхэм этого не сделал, и по этой причине я его никогда не прощу».
Воспрянув духом, я поднялся и побежал в кабинет. Через десять минут Холт вез нас к резиденции Рэйнхэма. Я отдавал последние распоряжения и готовился к новой схватке. События быстро приближались к развязке.
Глава семнадцатая
— К Рэйнхэму, и как можно быстрее, Джон. Но, ради бога, не попади в лапы регулировщика и ни в кого не врежься.
Мы влились в толчею городского движения и направились на запад. В битком набитой машине прямо за Джоном сидели Уолли Марш, Маргарет, а я был зажат между Уайтом и профессором Ятсом, оказавшимся почти таким же высоким и худым мужчиной, как и я, с крючковатым носом, придававшим ему вид рассерженной птицы.
— Извините меня, если я покажусь бесцеремонным, — обратился я к нему, — но меня поджимает время.
У меня на коленях в папке лежало все досье Колстона: письмо Уотчетта, теория Колстона, перевод Уайта, повествование Холта об Арминстере и два экземпляра документа, отпечатанного Валери для меня. Я раскрыл папку и вынул из нее реферат Уайта и признание Уотчетта.
— Прочтите, пожалуйста, эти бумаги, как можно быстрее. Не утруждайте себя комментариями — я их уже слышал.
Было видно, что Ятса коробил мой тон, но он ничего не сказал и начал читать. За время чтения он издал один странный возглас, но в остальном выполнил мою просьбу.
Теперь Маргарет.
— Мэтти, я вьшужден использовать тебя, чтобы попасть к Рэйнхэму. Проведи меня к нему, как ты это сделала утром, но потом оставь нас наедине. Это должно остаться между нами.
— Хорошо.
— Нам не должны помешать. Я смогу запереть дверь?
— Ключ обычно в замке.
— Прекрасно Следующим был Холт.
— Джои, от тебя требуется обзвонить вечерние газеты, информационные агентства, Би-Би-Си и телевидение из квартиры Маргарет. Скажи им, что говоришь по поручению сэра Гая. Попроси их прислать своих людей прямо туда в… — Я немного подумал. — Скажем, тут же. Если он заупрямится, им, может, придется подождать, но они к этому привыкли. Скажешь им, что Рэйнхэм сделает важное заявление.
— Они на это клюнут? — с сомнением спросила Маргарет.
— Они подумают, что это связано с вопросом о премьер-министре. Не исключено, что некоторые из них уже там. Попроси ребят с телевидения прислать съемочную группу и быть готовыми прервать свои программы для чрезвычайного сообщения. Да! Когда будешь звонить в газеты, будь пай-мальчиком и позвони в «Телеграм». Не хотел бы я лишиться собственной сенсации!
— Я попрошу прислать фотографа. А уж напишу об этом сам, — заявил Холт.
Я повернулся к закончившему чтение профессору Ятсу, который подравнивал дрожащими пальцами листы бумаги.
— Из всех презренных… — начал было он и запнулся, не в силах выбрать подходящие из эпитетов, вертевшихся у него на языке.
— Если вас обуревают такие чувства, то вы, наверное, с чистой совестью подпишете это.
Он прочел подготовленное мною заявление, из которого следовало, что профессор Ятс ознакомился с полным текстом теории Колстона и удостоверил ее научную обоснованность.
— Тут неверно только одно, мистер Кэртис, — заметил Яте. — Эти формулировки не отражают моих чувств. Но я с удовольствием подпишусь.
Подписались также Уолли и Маргарет в качестве свидетелей. Я положил документ обратно в папку. Мы подъезжали к дому. Я сказал: — Выслушайте меня внимательно, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы ясно понимали, что я собираюсь делать, или хотя бы попытаться сделать. А также, что вы должны согласиться сделать.
Машина замедлила ход и свернула на боковую улицу.
— Я собираюсь вступить в соглашение с сэром Гаем. Простая сделка: жизни трех миллионов лондонцев в обмен на полное молчание об этих событиях. А это значит абсолютное молчание. Я должен иметь возможность уверить его, что ему не следует опасаться ответного удара по окончании кризиса. Мы, шестеро, и Уотчетт, который будет молчать, — единственные, кто знает всю историю. Я должен абсолютно положиться на ваше благоразумие. Вы ничего не знаете. Какую бы историю ни рассказал общественности Рэйнхэм, вы ее одобрите. Когда он будет принимать панегирики благодарных масс, вы будете хлопать в ладоши вдвое громче остальных.
Они, конечно, согласились, хотя Ятс и сказал:
— При условии, что теория Колстона будет опубликована, а его репутация будет восстановлена.
— Я не могу ставить условия, — ответил я, — но думаю, что Колстону воздадут должное.
— Тогда я, естественно, согласен.
Машина замедлила ход. Уолли, Уайта и Ятса я попросил позаботиться о собственной безопасности. Ученые хотели остаться, считая, что их личное содействие может помочь, но я знал, что оно только помешает. У меня были их подписанные свидетельства, и этого было достаточно.
Через девяносто секунд мы с Маргарет прошли на половину Рэйнхэма. Лондону оставалось жить три часа и десять минут.
Мы были вынуждены тут же изменить сценарий, потому что ключ торчал снаружи.
— Чуть не забыла! — воскликнула Маргарет. — Он с трудом вынимается. Это может вызвать шум. Я войду внутрь, закрою дверь и заговорю его. Когда будешь готов, войдешь.
— А если появится охранник?
— Ты ждешь встречи с ним, а я подготавливаю вашу беседу.
Я кивнул, и Маргарет открыла дверь и вошла. Послышался приглушенный голос Рэйнхэма. Мне не удалось различить слов, но говорил он радостным тоном. Наклонившись над замком, я осторожно потянул ключ. Он не шевельнулся. Меня прошибло холодным потом. Невесело было бы, если бы в этот момент вошел дворецкий и увидел редактора «Телеграм», с глупым видом возившегося с ключом от кабинета Рэйнхэма. Но ничего не произошло, и мне все-таки удалось вытащить ключ. Я взялся за дверную ручку и приоткрыл дверь.
— Итак, моя дорогая, — послышался голос Рэйнхэма, — дело идет к тому, что если не произойдет ничего непредвиденного, выбор падет на меня. Как тебе нравится быть хозяйкой в Номере 10, то есть в резиденции премьер-министра?
— Сожалею, сэр Гай, — сказала Маргарет немного нервным голосом, — но я выхожу замуж за Иэна Кэртиса.
Неплохой знак для моего появления.
— Спасибо, Мэгги, — сказал я, распахивая дверь. Она повернулась и улыбнулась.
— Удачи! — прошептала она, выходя. Я запер дверь.
Моя наглость застала его врасплох, но когда я повернулся к нему, он уже пришел в себя. Его рука лежала на телефоне, а лицо побледнело от ярости.