Страница 8 из 12
Я чуть не съездил ему по физиономии, но сдержался: сейчас не время выяснять отношения. Попытка рассказать о том, что мы с Андерсоном обнаружили вчера на плато, тоже не дала бы результата. Упрямец Гленк не пожелает ничего слушать и, чего доброго, опять подымет меня на смех. Я взял себя в руки и, ни слова не говоря, двинулся в глубь острова.
Боялся ли я? Признаюсь, да. Вирус страха давно поселился в моем сердце. Гнетущая тишина, зыбкий утренний свет, изувеченные стволы мертвого леса — все казалось мне предзнаменованием близкой беды. Однако я был страшно зол на Гленка, и это придавало мне решимости. Я подозревал, что второй помощник умышленно поручил мне самый опасный участок, в тайной надежде, что я не вернусь живым, и тогда между ним и Вандой уже не будет стоять никого, кроме Пита, которого можно не принимать в расчет. Эта мысль еще больше распалила меня.
Ноги, израненные за вчерашний день, нестерпимо ныли, и, пока я продирался через кустарник, настороженно прислушиваясь к каждому шороху, на босых подошвах появилось еще несколько ссадин.
Мне не давали покоя два вопроса. Первый: почему так взбеленился Гленк? Я долго ломал голову, пока наконец в мозгу не блеснула догадка, столь очевидная, что я выбранил себя за несообразительность.
Когда Андерсон поднялся среди ночи и ушел из лагеря, ни один из нас этого не заметил. Стало быть, все, включая шотландца, крепко спали, а значит, Андерсон, если бы захотел, мог без помех забрать у Гленка револьвер. Действительно ли он забрал его? Я вдруг засомневался в справедливости своих рассуждений. Если бы Дэйв имел при себе револьвер, он непременно бы воспользовался им, защищая свою жизнь. Однако ночью мы не услышали ни единого выстрела. С утешительной гипотезой пришлось распрощаться, а жаль — другой возможности обезоружить Гленка может уже не представиться.
Второе, что меня беспокоило: почему Андерсон ушел, никого не предупредив? Ответа я не находил, так как плохо знал характер Дэйва. Во время кораблекрушения и потом, когда наша утлая лодка странствовала по волнам, он показал себя истинным потомком викингов, ничуть не уступая в мужестве и стойкости закаленному в плаваниях Гленку.
Могло статься, что вчера на плато Андерсон заметил нечто, ускользнувшее от моего внимания. В силу природной скрытности он не стал обсуждать со мной свою находку, а решил дождаться, когда мы уснем, и проверить все сам, не боясь, что ему помешают.
Я был уверен, что на этот раз мои рассуждения справедливы, и чувствовал себя виноватым в смерти товарища. Открыв Андерсону тайну острова, я впутал его, даже не испросив на то согласия, в сомнительное предприятие. И хотя ночью он действовал на свой страх и риск, на мне лежала доля вины за то, что с ним случилось.
Меня грызло раскаяние. Какой дьявол понес меня вчера на плато? Не захвати я с собой голубоглазого верзилу, я не смог бы в одиночку раскопать доспехи гигантов, и нынче утром вся компания в целости и сохранности отплыла бы от острова, не ведая о его гибельной тайне.
Тем временем голоса за спиной постепенно затихли. Гленк и Лакруз, по-видимому, разошлись вдоль берега. Ванды тоже не было слышно; должно быть, она хлопотала над приготовлением завтрака или ушла за дождевой водой к ближней расселине.
Взбираясь по крутому склону, я строил самые невероятные предположения о том, что ждет меня наверху. Но вот я оказался на краю плато и со страхом, смешанным с любопытством, стал оглядывать его ровную поверхность.
Зрелище, представшее моим глазам, немного разочаровало меня. Тот же мертвый лес, те же трава и кустарник, те же холмы в центре. Серый монолит, неясно вырисовывавшийся в утреннем тумане, казался еще более угрюмым и неподвижным, чем вчера.
Однако что-то изменилось — я никак не мог понять, что именно. Я еще раз внимательно огляделся: центральная пирамида, рядом высокий холм, затем три холма поменьше… Стоп! Так и есть!
Из трех маленьких холмов осталось лишь два.
VI
Багровое пятно
Добрых полторы минуты я тупо пересчитывал холмы в центре плато, протирал глаза, тряс головой и загибал пальцы. Мне пришлось крепко ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я не сплю. Сомнений не оставалось: холм, который мы с Дэйвом разрыли вчера первым, исчез.
Отерев со лба пот, я заметил, как дрожат мои руки. Немало я повидал чудес, но чтобы холмы сами собой перебегали с места на место — это чересчур даже для нашего безумного острова!
Неуверенно я двинулся вперед, краем глаза наблюдая за пирамидой. Трудно сказать, что именно я ожидал увидеть, но если бы серая громадина вдруг разом подпрыгнула и бросилась в мою сторону, я, кажется, ничуть бы не удивился. С каждым шагом мое беспокойство нарастало; нервы напряглись до предела.
Я шел к тому месту, где вчера возвышался исчезнувший холм. Еще издали я заметил, как матово блеснул осколок металла, и ускорил шаги в надежде отыскать что-нибудь, что пролило бы свет на судьбу Андерсона или помогло напасть на след сбежавшего холма.
Ожидания не обманули меня. Там, где прежде возвышался холм, теперь лежал ровный слой спрессованного ила, в котором поблескивали белые осколки раздробленного панциря, как будто чудовищный жернов расплющил холм, с невероятной силой вдавив его в плато. Я припомнил громовые удары, сотрясавшие ночью остров, и понял, чем были вызваны толчки. Никакое землетрясение не способно превратить холм в лепешку в полдюйма толщиной; холм словно угодил под гигантский паровой каток, проехавшийся по нему несколько раз и как следует его утрамбовавший.
Я не успел толком обдумать то, что обнаружил, так как почти сразу же наткнулся на Андерсона, вернее сказать, на то, что от него осталось. Рядом с тем местом, где мы нашли вчера торчащий из-под ила край сверкающего панциря, я увидел растекшееся багровое пятно.
Содрогаясь, я глядел на неровную кровавую кляксу, по форме отдаленно напоминавшую очертания человеческого тела. В нос ударил приторный запах крови. Усилием воли я поборол приступ тошноты и приблизился к кровавому месиву. В глаза мне бросилось что-то желтое. Нагнувшись, я подобрал несколько светлых прядей. Ошибки быть не могло, это был Андерсон — единственный блондин в нашей компании.
Я выпрямился и с ненавистью посмотрел на угрюмую пирамиду. Она ничуть не изменилась со вчерашнего дня, безучастно возвышаясь над плато, будто дремавшая на солнце исполинская черепаха. Однако ее безобидный вид уже не мог обмануть меня; теперь я знал точно: это живое существо, грозное и беспощадное.
Ужас объял мои чувства. Я попятился, не спуская глаз с монолита, готовый броситься бежать при малейшем его движении. Но он безжизненно застыл на месте; его гладкая поверхность зловеще поблескивала в лучах восходящего солнца.
Отойдя на порядочное расстояние, я повернулся и, подгоняемый страхом, почти бегом устремился к берегу. На ходу я громко окликнул несколько раз Лакруза, который по моим расчетам, должен был находиться поблизости. Никто не ответил, и я постарался взять себя в руки. «Что толку бежать? — успокаивал себя я. — Так или иначе, Дэйву уже ничем не поможешь. Признайся, что ты просто спешишь оказаться подальше от чертовой пирамиды!» Поборов страх и с трудом удерживаясь, чтобы не оглянуться, я двинулся дальше более умеренным шагом.
У лодки не оказалось ни души, не было даже Ванды. Заподозрив неладное, я кинулся к берегу лагуны. Еще издали до моего слуха донеслись крики и шум борьбы, и я припустил во весь дух. То, что я увидел, пробежав по узкому гребню, отделявшему лагуну от океана, заставило позабыть про плато с его жутким хозяином.
Не составляло никакого труда восстановить ход событий, происшедших после того, как Гленк отправил меня с Питом на поиски Андерсона. Покинутая всеми Ванда, видимо, решила искупаться и, раздевшись, пустилась вплавь через лагуну. Тем временем Гленк, обойдя свою часть пляжа, оказался поблизости. Андерсона он, само собой, не нашел, зато увидел плывущую в его сторону красивую девушку… Остальное было нетрудно предугадать. Спрятавшись в кустарнике, он дождался, когда Ванда выберется на берег, затем бросился на нее, обхватил своими грязными ручищами и попытался повалить на песок. Ванда боролась, как дикая кошка, но где ей было совладать с дюжим шотландцем!