Скульпторша

У Роз вертелся один вопрос на кончике языка. Ее так и подмывало спросить: почему же, если Роберт Мартин действительно сорвал куш на бирже, он предпочел провести остаток своих дней в доме, который никому не удастся продать? Разумеется, человек, обладавший половиной миллиона, мог позволить себе переехать на новую квартиру вне зависимости от того, как оценивалась его недвижимость. Что такого было в его доме? Что заставило Мартина пожертвовать собой и остаться в нем? Но Роз явно чувствовала враждебность со стороны Питера и посчитала, что сейчас лучшим проявлением смелости будет простое благоразумие. Питер Крю являлся одним из немногих людей, которые могли предложить ей хоть какую-то подтвержденную информацию. Возможно, они больше никогда не увидятся. Правда, симпатии Питера находились на стороне отца, а не дочери, и это тоже было вполне очевидным.

— Еще два-три вопроса, и на сегодняшнее утро хватит. — Она улыбнулась так же заученно и неискренне, как и сам Питер. — Я все еще продвигаюсь наощупь в этом деле, мистер Крю. Честно говоря, я пока что даже не чувствую, получится ли из всего этого материала достойная книга. — Здорово сказано! А главное то, что она предпочла недоговорить. Ведь она вовсе не собиралась ничего писать. Или это не так?

Питер сложил ладони домиком и нетерпеливо побарабанил пальцами.

— Если помните, мисс Лей, я утверждал то же самое в своем письме к вам.

Она мрачно кивнула и решила немного побаловать эго адвоката.

— Да-да. Но, как я уже вам говорила, я не хочу заполнять страницы только кровавыми подробностями того, что натворила Олив. В одном месте в вашем письме было и указание на нечто, что могло оказаться достойным исследования. Вы посоветовали ей обратиться в суд с просьбой пересмотреть дело в связи с ее ограниченной вменяемостью на момент совершения преступления. Если бы это было доказано, то, по вашим утверждениям, она была бы отправлена в психиатрическую лечебницу на неопределенный срок. И вы даже рассчитали, что там она могла бы пробыть лет десять или пятнадцать, если бы спокойно перенесла лечение и поддалась ему.

— Все правильно, — согласился мистер Крю. — И я полагаю, что рассчитал все верно. Конечно, это нельзя было даже сравнить с двадцатью пятью годами, которые суд рекомендовал для нее.

— Но она отвергла ваше предложение. Почему же?

— Она смертельно испугалась того, что будет заперта вместе с сумасшедшими. Кроме того, она неправильно поняла понятие «неопределенный срок». Ей почему-то казалось, что это равносильно приговору «навсегда». Как мы ни пытались переубедить ее, нам это не удалось.

— В таком случае, почему вы сами не подали жалобу от ее имени? Даже сам факт, что она не понимала, что вы от нее хотите, уже говорит о том, что она не могла действовать самостоятельно и нуждалась в вашей помощи. Вы, должно быть, подумали, что у нее есть основания надеяться на оправдание. Иначе не стали бы предлагать свой план.

Он мрачно улыбнулся.

— Я не понимаю, мисс Лей, почему у вас сложилось такое впечатление, будто мы в чем-то подвели Олив. — Он быстро нацарапал на бумаге фамилию, имя и адрес какого-то человека. — Я советую вам переговорить кое с кем, прежде чем вы начнете снова приходить к ошибочным заключениям. — С этими слова он подтолкнул бумажку к журналистке. — Это тот самый адвокат, которого мы готовили для выступления на суде. Грэм Дидз. Но ей все же удалось перехитрить его, и Грэма так и не вызвали в суд.

— Почему? И как же ей удалось перехитрить вас? — нахмурилась Роз. — Простите, мистер Крю, если я покажусь вам чересчур придирчивой, но, поверьте, вы были неправы, когда посчитали, будто я уже сделала какие-то выводы, причем не в вашу пользу. — «А искренне ли я сейчас говорю?» — подумала она и тут же продолжила. — Я просто запутавшийся сторонний наблюдатель, который хочет докопаться до истины, а потому задает свои вопросы. Если этот Дидз серьезно сомневался по поводу ее, как вы говорили дословно, «нормальной психики», тогда он мог бы настоять на своем присутствии вне зависимости от того, хотела она этого или нет. Говоря проще, если бы она была чокнутая, тогда суд сам был бы вынужден признать это, даже если она сама себя считала абсолютно здоровым и нормальным человеком.

Питер немного смягчился.

— Вы очень эмоциональны, мисс Лей. Никто никогда не сомневался в том, что Олив обладает нормальной психикой. Речь шла только об ограниченной вменяемости. Но я понял, что вы имели в виду. Ведь я умышленно сказал, что она именно перехитрила нас. Дело в том, что за несколько недель до начала суда Олив написала письмо министру внутренних дел с просьбой объяснить ей, имеет ли она право сама признаться в содеянном или же, согласно британскому законодательству, лишена данного права. Она заявляла о том, что на нее оказывается излишнее давление, в результате чего судебный процесс может затянуться. Это, по ее словам, все равно ни к чему бы не привело, а только усилило страдания отца. Начало судебного разбирательства было перенесено на более поздний срок, пока комиссия проверяла ее и выясняла, способна ли она заявить о своей виновности. После этого она была признана вменяемой, и ей разрешили признаться в содеянном.

— О Господи! — Роз нервно пожевала нижнюю губу. — Господи! — повторила она. — И они не ошиблись?

— Нет. — Наконец, Питер вспомнил о сигарете. Она сгорела уже наполовину, с конца ее понемногу осыпался пепел, и адвокат с раздражением затушил окурок. — Она прекрасно понимала, к каким последствиям все это приведет. Ее даже предупредили о том, какого приговора следует ожидать. И тюремное заключение не явилось для нее неожиданностью. Кстати, перед судом она провела под стражей четыре месяца. Честно говоря, даже если бы она согласилась на участие адвоката, исход дела был бы таким же. У нас было слишком мало доказательств ее ограниченной вменяемости. Вряд ли нам удалось бы изменить мнение присяжных.

— И все же, несмотря ни на что, в своем письме вы утверждаете, будто она страдает психопатией. Почему?

Он провел пальцем по папке.

— Я видел фотографии тел Гвен и Эмбер. Они были сделаны перед тем, как трупы увезли из дома. Кухня больше походила на бойню с лужами крови. Пожалуй, ничего страшнее мне видеть не приходилось. Никто и ничто теперь не убедит меня в том, что психически уравновешенный человек мог сотворить нечто подобное с другим человеком, не говоря уже о том, что это были ее мать и сестра. — Он устало потер глаза. — Нет, даже несмотря на то, что говорят психиатры — и вы должны помнить об этом, мисс Лей! — в общем, они до сих пор спорят о том, является ли психопатия заболеванием или нет… Так вот, Олив Мартин была и остается опасной женщиной. И я советую вам быть чрезвычайно осторожной и бдительной все время, когда вы будете иметь с ней дело.

Роз выключила магнитофон и потянулась за кейсом.

— Я полагаю, нет никаких сомнений в том, что преступления совершила именно она?

Он посмотрел на нее так, будто она произнесла какую-то непристойность.

— Конечно, нет, — отрезал мистер Крю. — А что вы, собственно, имели в виду?

— Мне просто пришло в голову простое объяснение несоответствию между признанием Олив психиатрами нормальным человеком и совершенно ненормальными преступлениями. Наверное, она не совершала их, а прикрывала настоящего убийцу. — Она поднялась со стула и, сжав губы, чуть выразила мимикой свое недоумение. — Но это только лишь моя догадка. Я понимаю, что в ней мало смысла, но и в самом этом деле здравого смысла не так уж много. То есть, если предположить, что она действительно является кровавым убийцей, ей было бы наплевать на то, какие страдания должен был испытывать отец во время судебного разбирательства. Спасибо за то, что уделили мне столько своего драгоценного времени, мистер Крю. Провожать меня не надо.

Он поднял руку, задерживая Роз еще на минутку.

— А вы уже читали ее заявление, мисс Лей?

— Не успела. Ваш помощник обещал переслать его мне. Питер вернулся к папке и вынул оттуда несколько скрепленных листков.