Королева для эстонцев

Подушка воодушевился и снова стал что-то рассказывать, тыча то в Ирку, то в меня. Я нахмурилась. Одеяло это заметил и что-то сказал про меня на эстонском. Темненький и серенький засмеялись.

— Что же он такое плоское сказал, что даже эстонцы поняли! — удивилась я.

Подушка потыкал пальцем за спину и снова заговорил.

— Что там про стену говорит? — удивилась Ира.

— Наверное, это он про Ларису, — подумав, сказала я.

— А он уверен, что она там? — на полном серьезе спросила Ира. Мы расхохотались, Подушка был так увлечен своей новой эстонской публикой, что не слышал этого. Итог. Он дотыкался пальцем.

— Я прибью этого наглого эстонца! — низким рыком сказала Ира.

— А я тебе помогу! — таким же голосом ответила я.

— Что-то случилось? — спохватился Одеяло.

— Р-р-р, — рыкнула на него Ира.

— О-оу… — смекнул Одеяло и поскорее сел на тумбочку, а потом перебрался на Иркину к эстонцам и там включился в разговор.

Мы с Иркой быстро обсудили план действий с помощью каменного языка, поругались эстонцев и решили, что больше мы с ними разговаривать не будем вообще. И тут мы заметили, что темненький за нами наблюдает со всевозрастающим интересом. Он встал, его место тут же занял серенький, которому Подушка продолжил докладывать, а темненький сел на нижний ярус мой кровати. Я поспешила пересесть к нему на кровать, он напугался, но кричать не стал. Хорошая выдержка! Я помахала ему рукой, он в ответ помахал мне. Я возрадовалась и начала было что-то говорить.

— Эх, ты же не понимаешь по-русски…

Он тоже начал было говорить, но спохватился и грустно сказал, наверное, тоже самое, только про нас. Я вопросительно пискнула, он ответил мне утвердительным писком. О, есть контакт! И мы с Ирой стали дружно объяснять ему, какие Подушка с Одеялом нехорошие, и как они ему все наврали. Он нас прекрасно понял даже без слов, отличный парень! Теперь на нас стали дико коситься Подушка с Одеялом. Мы переселились ко мне на кровать, ибо Иркина была в недосягаемости, и стали попискивать там. Теперь эстонцы начали изображать что-то уже в лицах. Я присмотрелась. А, это они рассказывают историю про половник с вилками. Одеяло изображал Ирку, Подушка меня, а бедный серенький был и Подушкой, и Одеялом, поэтому не понял никакой разницы. Ира размяла руки, я постучала по голове, темненький нас обеих потыкал, покрутил пальцем у виска и отмахнулся от них. Типа, ну их, нехорошие они, давайте дальше говорить. Мы с Иркой похихикали и стали показывать темненькому, какие Подушка с Одеяло тормозные и тупящие, и что им по пять раз все надо объяснять. Тут зашла Лариса и застыла посреди комнаты, наблюдая за двумя непрерывно жестикулирующими кучками.

— А я думала, тут есть хоть один нормальный, — сказала она и ушла.

— Ира! — показав на себя, сказала Ира.

— Ольга! — темненький ткнул пальцем в меня.

— Ага! — порадовалась я.

Ира задумалась, как же теперь спросить, как его зовут.

— М? — спросил он, указывая на себя. — Сильвер.

Я похвалила сообразительного эстонца, он возгордился.

— Ольг! — позвал Подушка. Я не отреагировала.

— М? Мы-хы-хы, — покачала головой Ира.

— Меня слишком долго звали Леной, — сказала я.

— А? — не понял Сильвер.

— Лен, Лен, — покричала я и сама же обернулась на зов. — А?

— А! Ага, — кивнул Сильвер, сообразив, о чем я.

— Лен? — удивился Подушка.

Темненький схватился за голову.

— Во-во! — подтвердила Ирка.

Подушка выпал в осадок вместе с Одеялом и сереньким.

— Ольг, привет! — в комнату залетела Ксюша. — Ой, Подушка перекрасился? Вы что тут делаете? Мы уже с завтрака вернулись.

Мы с Ирой принялись в два голоса костерить ночного вожатого, который не додумался за нами вернуться. Сильвер следил за нашим разговором как ни в чем не бывало, вслушиваясь в интонации.

— А ты чего суешься! Дай поговорить, а то сейчас рассыпчатую пудру под нос суну! — пригрозила ему Ксюша.

Сильвер отшатнулся, но ничего не понял. Я в лицах изобразила ему, что было с Подушкой после вдыхания пудры, эстонец устрашился и замахал руками, отказываясь. Видимо, Подушка ему рассказал про рассыпчатую пудру. Ксюша с нами попрощалась и сказала, что будет нас ждать у себя после завтрака.

— М? — спросил Сильвер.

Я выразительно поработала воображаемой ложкой и, пожав плечами, подняла руки к потолку. Сильвер тоже «поел» и кивнул, я выразила крайнюю растерянность.

— А! — всполошился он.

— Пошли, — я махнула ему рукой и мы с Иркой и с эстонцем ушли, провожаемые взглядами оставшихся в комнате.

Зайдя в столовую, мы бравенько стали разговаривать с поварами, Сильвер хлопал глазами.

— Мы опоздали, покормите нас, — попросили мы.

— Что это вы делали?

— Он с нами проболтал и тоже не успел.

— Проболтал… — не поверили повара.

— Мы-ы? — спросила я.

— М… — не понял он.

— Надо сказать, что-то более осмысленное.

— Мы-мы? — спросила я, указывая на бутерброды со шпротами.

— Ы, ы, — отказался он и потыкал пальцем в бутерброд с маслом.

Тут повара нам поверили и пропустили без очереди. Мы быстро похватали еду, попугав мимоходом мелких эстонцев, и уселись за стол к старшим эстонцам, где на Сильвера все дружно неодобрительно косились. Видимо, с русскими общаются либо психи, либо дебилы. Сильвер только насадил на вилку огурец, как к нему подошел какой-то мелкий эстонец и о чем-то его спросил. Огурец быстро соскочил с его вилки и плюхнулся в тарелку с хлопьями. Сильвер ему что-то ответил, мелкий покосился на нас и что-то спросил.

— Я РУССКАЯ! — громко и четко сказала ему я.

Эстонец оторопел.

— О-о-о, а ты кто?

— Отряд эстонский, — четко выговорил он.

— ЭСТОНСКИЙ! — я с пафосом постучала по голове, а потом по столу, выражая этим все, что я думала по поводу тупых эстонцев.

Старшие эстонцы оскорбились, мелкий испугался и убежал. Сильвер черпнул ложкой из тарелки и захрустел огурцом с угасающим аппетитом. Наверное, это невкусно, я не пробовала есть огурцы с молоком.

— Огурец! — наверное, сказал он, дожевывая его, и проверил, не плавает ли в тарелке еще парочка, скрываясь за хлопьями.

Мы доели, встали и пошли на балкон, чтобы спуститься там, а Сильвер с диким удивлением пялился на лестницу.

— У-у, их, похоже, сюда только погулять водили, а назад выводили по той лестнице.

Мы научили Сильвера скатывать по перилам, причем он очень вовремя стормозил и не вписался в окончание перил. Потом мы отвели его в медпункт, где он так же мило побеседовал с медсестрой и чрезвычайно воодушевился. Видимо, он понял, что так можно говорить со всеми. Он пожаловался на боль в горле и был очень удивлен, что его тут же полечили. Мы, как обычно, пошли через изолятор, пообщались с украинцами, ободрили своих мелких. Сильвер вдохновился нашим примером и побеседовал со своими мелкими. Старший эстонец явно офигел от такого резкого изменения поведения его родного Сильвера после общения с русскими. Мы вышли через лазарет. Эстонец поразился.

— О, кажется, он не знал, что тут можно выйти, — вздохнула я. — Слишком много для него открытий на сегодня.

Мы его вывели под руки.

— Как психопата ведем, — сказала мне Ира, зачем-то понижая голос. Все равно он не понимает.

Мы уже поднимались по лестнице, когда Сильвер наступил на краешек ступеньки, и та с грохотом улетела вниз, спустив его на одну ступеньку ниже. Он застыл, выпучив глаза, потом повернулся и посмотрел на меня. Я махнула рукой, мол, не обращай внимания, и пошла дальше, потянув его за собой. Ирка заглянула к нам в комнату. Все были на месте, кроме эстонцев и Лариски. Впрочем, последняя поднималась по лестнице. Мы с чистой совестью пошли к украинкам, те как раз переодевались. Сильвер так и застыл с открытым ртом.

— А-а-а-а-а! — завизжали девчонки и быстро прикрылись чем попало.

— Мм… на открытый рот такая реакция! — нашла закономерность Ира и вышла.

Украинки посмотрели, кто и с кем пришел, и принялись переодеваться дальше. Я подвела Сильвера к Ксюше и посадила на ее кровать.