Страница 22 из 167
— Ну, волны, — пренебрежительный взмах руки.
— Волны, — раздраженное бормотание.
— Волны… — тошнотворные восклицание. — Укачало…
Капитошка ходит, собирает всех, кому плохо, и спроваживает в трюм. Вот и меня увел. О, вот и сам пришел.
— Вот и меня укачало, и я зелененький, — сказал он.
— Больше похоже на голубенького.
Мы посидели, полегчало, Капитошка собрался идти наверх.
— Эй, подожди, возьми меня с собой, — попросила я.
Мы вышли, он принялся скакать по палубе и на месте.
— Капитошка! Не прыгай! — взмолилась я.
— Так, теперь понятно, почему тебя укачивает, — усмехнулся он.
— Правильно, с одной стороны волны, с другой ты! Поневоле укачает!
— А, меня тоже укачивает, поэтому и прыгаю, — сообщил он.
Я попробовала.
— Что-то на поезд больше похоже, — сказала я.
— Вот именно. В поезде меня не укачивает.
У меня устала шея, и я стала старательно пялиться в одну точку. Ах! Дельфины! Дельфины!!! ДЕЛЬФИНЫ!!!
Я поскорее сбежала по трапу.
— Земля! Земля родная моя земля! Не качает! УРА! — возликовала я.
— Земля в иллюминаторе! Земля в иллюминаторе видна! — запела Лариса.
— Мы уже не на катере, какой иллюминатор? — возмутилась я.
Обед прошел под знаком качки, но тут нам сообщили, что сегодня второй тур! Вот, ромашка, тошнотворный второй тур! Мы быстро запаслись нашатыркой, оделись и были уже в Су-уксу, предварительно распетые на синей даче. Пришли туда, а там украинцы.
— О, господи…
Тошнотворный второй тур. А до этого вечером мы узнали, что во второй тур прошли все! Весело!
Спели, слава богу!
— Что это вы так тихо спели! — прикопались украинцы.
— Мы не виноваты, что у вас серные пробки в ушах.
— Нет, это вы тихо пели.
— Сейчас послушаем, как вы поете.
Классная песня, ромашка. Белочка! Белочка! Белочка! Белочка! Белочка! Белочка! Ой, что-то еще раз начали. О, на третий раз спели правильно, у них оказывается три партии. Кто это у них вечно мазал? Ей-богу, белая горячка!
Полдник прошел в гордом одиночестве, ибо кто до конкурса поел, кто после, потом еще час ничегонеделания и коллективный поход до камеры хранения. Кому что понадобилось, я пошла в магазин, затарилась вожатским значком. Меня тут же командировали в магазин за лимонадом, там приняли за вожатую, Ира тут же предложила купить пивка. Я не захотела порочить свое честное имя. Поспорив, мы решили, что в крайнем случае присобачим значок Подушке и отправим его.
Вечером нас позвали на концерт конкурсантов. По идее мы, конечно, должны были петь, но… в общем, не судьба… мы вместе с эстонцами просто так посмотрели. Потом побродили по Кипарисному, вездесущие эстонцы слазили на Кипарисные дачи и вернулись восвояси несолоно хлебавши. Тут часть наших девушек попадали в обморок, пришлось вожатым их тащить, причем и нашим, и эстонским, а сами эстонцы тащили своих мелких, которые тоже были не в восторге от погоды. Эх, ушла наша нашатырка вперед, не добраться…
Девушек привели в чувство только около столовой, а эстонцы так и бегали вокруг своих мелких, не зная, что делать. Одолжили и им целебной нашатыри. О, очухались и что-то заговорили, да так быстро. Наверное, так:
— Вы что, дебилы, — нам эту пакость совать! Уберите ее нафиг, и не подносите близко!
Мы повернули оглобли в сторону дачи.
— К вам приходить? — спросил Подушка.
— Сама решай, — зевнув, сказала я Ире.
— Сам не знаешь? — бросив томный взгляд из-под ресниц, сказала Ира и мы ушли.
Вожатые воспротивились было нашему коллективному походу в медпункт, но были поставлены перед фактом, что и нам, и им нужно лечиться. Сходили мы полечились, пришли эстонцы, им градусников не хватило, как и таблеток от горла. Нашатырку мы тоже забрали.
— А чем вы наших мелких в сознание возвращали? — спросили эстонцы.
— Вот этим! — мы помахали перед ними пузырьком.
— Что это?
Мы открыли пузырек и подсунули самому любопытному под нос.
— Фу! — эстонцы отшатнулись.
— Поэтому и в чуйства приводит, — проинформировали мы их.
Мы окончили осмотр и собрались домой на дачу.
— Эй, подождите, до нас еще очередь не дошла! — попросили нас.
Мы переглянулись, покрутили пальцем у виска, постучали по низенькому кипарису, уселись на скамеечку и принялись обсуждать кипарисов, то есть эстонцев.
— Тебе что важнее — длинные волосы или ноги? — спросила Ира.
— Длинные извилины! — усмехнулась я.
— То есть чтобы русский хорошо знал?
— Лучше твоего Подушки никто русский не знает.
— Твой Одеяло больше знает.
— Ага, где это?
— Он хотя бы роды ни разу не путал.
— Ты чем его слушала?
— Что? Путал?
— И не только роды, — вздохнула я.
— А что еще?
— Предлоги!
— Да? Тогда будем только по внешности судить, — решила Ира.
— Длинные волосы.
— А мне ноги.
Ноги хорошо просматривались со скамейки.
— А ты их головы видишь? — спросила я.
— Ну, давай встанем! — предложила Ира.
— Ага, на скамейку! В самый раз будет!
— У этого ноги ничего! — отметила Ира.
— Да ты на его прическу посмотри! Угольником, что ли, делал? — возмутилась я. — Вот у этого прическа ничего.
— Ноги коротковаты.
— А вот у этого и с ногами порядок, и с прической, — сказала я.
— Да ты на рожу посмотри! Ужас!
— Ага…
Тут вышли наши эстонцы, причем какие-то потрепанные.
— Ну что, сразу на синюю дачу? — спросил Подушка.
Ира смерила их взглядом. Я поперхнулась воздухом и закашлялась. Эстонцы озадачились. Ира двумя пальчиками подергала Подушку за рукав. Эстонцы переглянулись. Ира подергала за свой рукав.
— Вам переодеться надо? — догадался, наконец, Подушка.
— О, господи! — закатила глаза Ира, содрала слюнявчик и стала им помахивать. — А вам не надо?
— А, точно! — хлопнул себя по лбу Подушка.
Мы пошли каждый на свою дачу, но Ира же так просто не может. Она схватила кипарисную шишку и запустила в парней. Попала почему-то по Одеялу. Тот обернулся и уставился на меня.
— Я? — я взмахнула руками. — Меня нагло подставили!
Ира схватила кедровую шишку и замахнулась, я быстро отобрала метательный снаряд и запустила сама. Попала точно Подушке по затылку и поскорее отвернулась.
— Ну все, Ира! — злобно пообещал Подушка, и эстонцы рванули на красную дачу, что-то лопоча по-эстонски. Наверное, планировали месть!
Мы быстро ретировались, чтобы успеть переодеться. Я по дороге успела упасть, а потом на лестнице добавила. Аура падучести! Мы переоделись и стали ждать. Тут за окном послышалось кряканье.
— Тут утки водятся? — удивилась я.
— Тут эстонцы водятся! — поправила меня Ира, выпросила у меня флейту, тихонечко подкралась к окну и, как следует дунула. Послушалось кряко-хихиканье. Ира закрыла окно. И что вы думаете? Они через главный вход зашли.
— Для вас и дверь надо закрывать, — вздохнула Ира.
— Обе, — поправил Подушка.
— Ромашка, они еще и про смежную комнату знают! — сокрушалась я.
Подушка уселся на свою тумбочку, Одеяло — на свою. Подушка увидел открытую дверцу тумбочки и поспешил сунуть туда свой нос. Лак понюхал, тушь проверил, и тут Ира заметила его действия. Всплеснув руками, она щелкнула Подушку по носу. Тот отшатнулся.
— И не думай! — Ира закрыла тумбочку.
Подушка надулся.
— Сигареты ему не хватает, — сказала я.
— Ну извини, я сигареты не взяла, — усмехнулась Ира.
— Я не курю, — сказал Подушка.
— А я курю, — пожала плечами Ира. — Одеялка, иди-ка сюда, — елейным голоском позвала Ира.
Услышав такое обращение, я хрюкнула, уткнулась в стену, беззвучно хохоча. Сам Одеялка покорно поплелся к Ире, внутренне содрогаясь и боясь предположить причину, по которой он понадобился страшной русской девушке. Подушка пересел на кровать нижнего яруса, Одеяло уселся к Ире, а Ира уселась на тумбочку.
— Ну все, сейчас тебя красить буду! — сообщила Ира, доставая косметику.