Королева для эстонцев

— Ну и? — спросила я.

Тот разразился громкой тирадой и чуть ли не бегом бросился ко мне. Я выждала нужное время, и хлопнула дверью перед самым его носом, точнее, прямо по нему. Подождав чуток, чтобы парень протормозился, я открыла дверь и невинно спросила его, собирая все гласные подряд. Тот взревел, как раненый медведь. Хотя он и впрямь ранен! Больно дверью-то по носу. Я протянула ему руку в знак мира. Тот расплылся в кровожадной ухмылке и принялся мять мне руку. Пыжится, пыжится и все без толку. Я уж было хотела предложить ему двумя руками сжимать. Есть один секрет: сколько ни пыжься, больно не будет. Эстонец побагровел.

— Не обделайся! — тихонько сказала я.

— А?

Я в лучших традиция погладила его по головке и сжала его ладонь.

— Ау! — воскликнул он, выдирая руку, скорее от неожиданности, чем от боли.

Я наступила ему на босую ногу и убежала в другую комнату, где у нас жили украинки. У них там спали эстонцы, и один из них говорил во сне.

— О, и тут Лариска!

Я положила ему руку на лоб и провозгласила что-то пафосно-похоронное. Тот проснулся и что-то у меня спросил, протирая глаза. Я честно ему ответила, хотя не поручусь, что именно. Парень резко прозрел и выдал какой-то длинный монолог. Я показала ему кулак, он мне — свой. Как все предсказуемо! Я двинула ему его же кулаком. Тот примирительно взмахнул руками и лег на кровать, будто говоря:

— Ладно-ладно, не возникаю. Сплю!

Шкафчик забежал и в эту комнату, я проскользнула мимо него и вернулась в комнату к «своим» эстонцам. Они, кажется, уже померли от ужаса. Неужели так за меня боятся?

— Да не бойтесь, парни! Я ему ща накостыляю — заречется связываться с маленькими… и русскими… — сказала я им.

Шкафчик залетел в комнату и принялся орать, наступая на меня. Болтать ему быстро надоело, он замахнулся, я отодвинулась, и по голове досталось спящему эстонцу. «Гав-гав-гав-гав» — заорал разбуженный столь бесцеремонным образом и настучал по голове Шкафчику, я добавила, приложив его несколько раз лбом об бортик кровати. Эстонец озверел и бросился на меня, я снова отошла и подставила ему подножку. Куда ему, такому большому и эстонскому, до меня, такой маленькой и русской?

— Ау! Я тебе! — я пригрозила ему, потирая ногу, и добавила пару грозных слов на псевдоэстонском. Мой оппонент валялся на полу, потирая ушибленное плечо. Наверное, больно с такого роста падать! А интересно, кто выше, — Шкафчик или Подушка?

Я плюхнулась на подушкину кровать и попала кому-то на ноги. У меня тут же что-то спросили. Я потерла ногу, мне посочувствовали и спросили, кто же все-таки я. Я ответила, что все «ок», изобразила, что сейчас этого Шкафчика в окно выкину. Эстонцы проследили траекторию воображаемого полета и похихикали. Шкафчик стал подниматься. Я наехала на него по поводу того, что ушиблась об его ногу, и выбежала из комнаты. Эстонцы все еще боялись, только теперь, похоже, не за меня, а за своего собрата. Да, он им роднее меня!

Куда спрятаться? Куда? В женский туалет? Неинтересно! Я зашла в мужской душ. Там все шесть раковин были заняты эстонцами. Мне что-то сказали.

— О-о! Сто вопросов в секунду! Опять ты? — спросила я.

— А?

Я изобразила ему, что он чистит зубы и поперхивается. Тот рьяно замотал головой.

— Как же, как же! Это точно ты! — я обличительно ткнула в него пальцем. В душ залетел Шкаф. Я схватилась за голову.

— Как он меня достал!

Мой знакомый быстренько стал споласкивать зубы.

Шкафчик попер на меня с кулаками. Ну уж нет! Я оттолкнулась и уехала по мокрому полу к двери, Шкафчик вписался в стену и упал.

— Тьфу-тьфу-тьфу! Кхе-кхе-кхе! — закашлялись пять эстонцев, а шестой, мой знакомый, вещал, какой он умный, что сполоснул зубы. Я выбежала из душа, хотя из самого душа кто-то тоже вышел. Эх, зря, надо было посмотреть! Я вернулась к своим эстонцам с важным видом.

— Все, уделала я вашего другана!

Эстонцев хватил паралич. Они стали переговариваться.

— Она еще жива?

— Но как такое возможно?

— Как ей удалось выжить?

Шкафчик ворвался в комнату и снова стал наезжать. Я невозмутимо ему отвечала, улыбаясь. Видимо, моя улыбка ему не понравилась.

— Хочу и лыблюсь! — ответила я.

— А?

Я показала улыбку на нем же самом, поогая ему улыбаться руками!

— А!

— Ха-ха-ха! — заржали все эстонцы, Шкафчик, подумав, присоединился. В комнату ворвался Дима.

— Да что тут такое? Чего вы шумите? Вы хуже синей дачи! Это все из-за тебя! Зачем я тебя сюда привел? Ты чей?

Я ответила на псевдоэстонском.

— Ты чей? — Дима потряс меня за рубашку.

Я оттолкнула его руки и высказала все, что я о нем думаю по-псевдоэстонски, красноречиво размахивая руками и делая морду кирпичом.

— Что ты еще, мелочь, выступаешь тут? — завопил Дима.

— Лох пузатый! — ответила я.

— Украинец!

— Абуэбеяу!

— Кто тебя выучил этой фразе? — взорвался Дима.

— Да пошел ты в девчачий душ! — старательно коверкая произношение, завопила я.

— Тут таких нет! — ответил Дима.

— Дат! — ответила я.

— Р-р-р! — разозлился Дима и ушел.

— О-о-о! — оценил мой концерт Шкафчик. Меня признали за свою и дружно со мной побратались.

В комнату вошла вожатая.

— Что вы тут учинили? Где у вас тут понимающий по-русски? — спросила девушка.

— Я понимать!

— Обалдеть!

— Через пень колода!

— Заметно! А что у вас тут случилось?

— А и Дима шу-шу из эта… комната! — коверкала я.

— Ясно, а почему ты до сих пор не раздет и не спишь? — спросила она.

— А… эмм…. а зачем? Смысл? — о как мне сложно говорить по-русски!

— Спать! Спать! Спать! — сказал вожатая, изображая, что надо делать.

Шкафчик попался сообразительный — брякнулся там, где стоял, и захрапел. Остальные последовали его примеру и «заснули» кто где. Я картинно шмякнулась прямо на Шкафчика. Надо отдать ему должное — он лишь слабо пискнул, а я ведь костлявая.

Вожатая разозлилась и ушла. Я вышла следом, сказав эстонцам не шуметь.

— Пойду медсестру позову. Его надо убрать, а то у нас никто спать не будет. И будет намного хуже, чем на синей даче!

— Давай, надеюсь, я с ним продержусь!

Я поскорее вернулась в комнату с ошалевшим лицом. Парни спросили, в чём дело, я им быстро объяснила, что меня приняли за психа и теперь увезут. С пятой попытки до них дошло, с шестой они поняли, что этого не хотят. Все глобально задумались, в том числе и я. В комнату зашла медсестра.

— На градусник, — я послушно взяла. — Повышенная температура.

Я изобразила, что прыгала, поэтому и повышена.

— Говоришь, что прыгал, поэтому и повышена. Верю. Он не буйный! — сказала медсестра.

— О, его надо забрать, а то он остальным спать мешает. У нас из-за него никто не спит.

— И-и-и, — стала я подвывавать. — Ы-хы-хы-хы, — я зарыдала и уткнулась в парня, сидящего рядом.

— А-а-а! — заорал он на меня. Я с ужасом отстранилась. Вот кто на самом деле бешеный! А с виду такой спокойный!

Медсестра взяла с собой этого эстонца и ушла с ним.

— Куда? Это наш!

— Он буйный!

— Как?

Я вышла следом и подошла к вожатой.

— Ты еще здесь? — ужаснулась она.

Я сглотнула, показывая, что хочу пить.

— Ты не мой!

— Я говорю! — запротестовала я.

— Не мой! Чужой!

Я опять попросила попить.

— Иди на синюю дачу, может там, и останешься! — ответили мне.

Сейчас… сама оттуда только вот пришла. На красной интереснее — тут еще народ не шуганный и вожатые такие милые!

Я вышла из красной дачи, и меня тут же окликнул Подушка. Я проигнорировала, зашла на синюю дачу, сперла оттуда шесть бутылок (ничего, не обеднеют!) и вышла на улицу. Подушка подскочил ко мне и затараторил.

— Муабамуее! — ответила я и злобно прищурилась, сказала еще пару глупых фраз, махнула бутылками и пошла дальше. Вслед мне раздались две короткие эстонские фразы — одна Подушкина, вторая Одеялкина. Я триумфально вернулась на красную дачу и раздала бутылки. Те исчезли вмиг, я едва успела захапать себе одну.