Страница 128 из 167
— Пошел я умываться! — сказал Андрейка и вышел.
Только за ним закрылась дверь, как мы тут же сообщили:
— А мы его водоустойчивой и суперустойчивой косметикой накрасили! — сообщили мы.
— Ха-ха-ха.
— А нас обычной? — спросил Капитошка.
— Не-эт. Тебя, — я ткнула в Капитошку, — водоустойчивой, тебя — суперустойчивой.
— Ну хоть не тем и другим, — нашли хорошую сторону они.
— Можно нам что-нибудь для снятия этой… этого шедевра! — попросили они. Шпаклевкой и ужасом не назвали, так что можно смыть. Смывали долго.
— А с ногтей?
— Знаете, у нас и так дефицит этого средства!
— Какого?
— Для нашего лака нужно специальное средство для снятия ногтей.
— Да нам их не надо снимать!
— А что вы решили снимать? Пальцы? Это тоже можем устроить. Подуш! — позвала я.
— А?
— Не пакостничай там!
— А куда вы нас послали?
— Далеко!
— Можете уже возвращаться, в той комнате пакостничать не надо.
Эстонцы вернулись в растрепанных чувствах и непонятках.
— Никогда не поймут, — хихикнул Капитошка, следя за парнями.
— Знаешь, сколько мы Подушку от этого шкафчика отваживали! — в сердцах вскрикнула Ирка.
Вожатые задумались, припоминая, что там такое, переглянулись, вспомнив, и заржали.
— Во-во! Поэтому мы все в один шкафчик сложили, чтобы в других не нашли! — покивала Ира.
Эстонцы ступорились.
— Думай, думай, глядишь, что-нибудь надумаешь умное… через часок, — Ира погладила по голове Одеяло.
— Вряд ли, — хихикала я.
Мы расселись, кто-то из девчонок пошел стирать ногти, не желая тратить драгоценную жидкость на обучение. Эстонцы переглянулись и стали переговариваться на эстонском, видимо, обсуждая что же до них должно дойти умного через часок. Блин, опять по-эстонски! Ну что за свинство! Я подхватила подушку и со всего маху стукнула Подушку. Парень отстранился и боязливо на меня посмотрел.
— Я больше не буду, — сказал он.
Оделяло что-то возмущенно заговорил, обращаясь ко мне, и опять по-эстонски. Ну он вообще!
— А ты вообще молчать, мелочь пузатая! Нечего тут возникать! — прикрикнула на него я.
Одеяло оскорбился и выпрямился, показывая, что он не мелочь и тем более никак уж не пузатая.
— Ну когда на тумбочке сидишь, как раз мелочь! — поправилась я.
Тадыцк!
— Извини, отвлеклась, — это Ира поспешила отвесить заработанную затрещину.
Одеяло разом сгорбился, снова став пузатой мелочью.
— Тебя хоть бы подушкой, — пожаловался он Подушке.
— Ага, Подушку подушкой! — хихикала я.
Одеяло назло Ире стал снова распинаться по-эстонски, выговаривая каждую гласную, которых в эстонских словах мно-ого.
— Когда ты успел напиться? — спросила у него Ира с отвращением. Одеяло запнулся на полуслове и уставился на Иру.
— Га-а, — он набрал воздух.
— Что русский забыл?
— Ху-у… Га-а-а, — выдохнул и вдохнул Одеяло.
— Легкие разрабатываешь? — тишина. — Тужься, тужься!
— Тужься? — переспросил Одеяло. То ли он такого слова не знал, то ли оскорбился. Ира замахнулась расческой, Одеяло подхватился и рванул с тумбочки, не рассчитал, вписался в Подушку и схватился за мою ногу. Одеяло что-то залопотал по-эстонски, то ли жалуясь, то ли рассуждая, кто виноват и что предпринять.
— Одеяло, отпусти мою ногу, — попросила я. Ноль внимания. — Отпусти мою ногу и можешь дальше там лежать!
Одеяло отскочил на пионерское расстояние, покрываясь красными пятнами. Подушка тут же сложил руки на груди, но немедленно стал их перекладывать, постепенно тоже краснея.
— Что, проверяешь целостность? — спросила я у него.
Подушка набрал воздуха побольше и шумно выдохнул, вцепляясь себе в плечи.
— Что? Нашел, где целостности нет? — поинтересовалась я. Ой, эстонцы!
Подушка тут же расцепил руки и положил на тумбочку.
— Что, тумбочка не цела? Одеяло, ты мне еще и тумбочку раздолбал, не только в ногу вцепился! — бесновалась я, еле сдерживая смех.
Одеяло пожестикулировал, но ничего не сказал.
— И вообще, чего ты мне в ногу вцепился? Думал Подушкина рука? — нападала я.
Он всплеснул руками тут же сложил их на груди точно так же, как до того Подушка. Семейная поза! Ира дико расхохоталась.
— Ну что поделать? Голубые…
Подушка с Одеяло посмотрели друг на друга, соображая, и тут же возмущенно подскочили на местах, рьяно мотая головами.
— Бедные, еще и отнекиваются, — посочувствовала Ира. Я еле сдерживала смех.
Подушка собрался с силами, повернулся ко мне и что-то стал доходчиво разъяснять… на эстонском. Ой как мне все понятно! Особенно то, что у него явно не все дома!
— Хех, Подуш, я не понимаю! — честно сказала, порываясь снова захохотать.
Подушка заткнулся, сел на место и постучал себе по голове.
— Этот хоть сам признается, — хихикнула Ира. Я захохотала громче. — Оль, ты чего? Это не то, что ты подумала!
Я захохотала еще громче. Подушка с Одеялом затравленно следили то за мной, то за Ирой. Я собралась в туалет, дабы спокойно проржаться, и даже спустилась вниз и успела сделать один шаг, как вдруг Одеялу приспичило куда-то бежать, причем срочно и быстро. Темно, скользко, Одеяло задел мою ногу и полетел на Подушку. В комнату зашел Андрейка.
— Что тут опять за шум?
Послышался шорох и возня на Яркиной кровати, куда упали оба эстонца.
— Да что тут такое? — Андрейка включил свет. Одеяло ругался на чем свет стоит и молотил по Подушке. О-о, сцена ревности. Долго Одеяло крепился, что Подушка ему изменял со мной, не выдержал, бедный, с кулаками набросился. Я хоть расческой кидала. Так вот о чем они спорили не так давно! Подушка окончательно разозлился, отшвырнул от себя Одеяло.
— Так вот зачем вам нужны эстонцы! — сделал совсем другой вывод Андрейка. Капитошка и Дима, которые сидели у нас, и рты открыли.
— Да отвали ты от меня, козел! — заорал Подушка.
Мы с Ирой тоже раскрыли рты, но Ира не выдержала первая и захохотала, сотрясая кровать. Я с непроницаемым лицом забралась к себе на кровать и там расхохоталась, кажется, сотрясался и первый ярус кровати.
— Я, пожалуй, пойду, — собрался Дима.
— Я тоже, — согласился Капитошка, боком, боком отступая к двери.
— Еще ногти не стерли! — напомнили мы.
— А, ничего…
Они, видно, побоялись, что мы и для них сейчас нечто подобное устроим. Ира, еле дыша, поднялась, утирая слезы.
— Я даже сесть не могу, — прошептала я. — Ик!
— Кукушка, кукушка сколько мне лет осталось? — спросила Ира.
Я честно старалась не икать, но все же несколько лет ей наикала.
Одеяло поднялся и встал, пошатываясь.
— Оль! — позвала Ира.
— Ща…
Я встала и пересела к ней.
— Ты же даже встать не могла!
— Я сесть не могла, но, как видишь, встала и даже к тебе пришла.
— Посмотри на Одеяло, — сказала она. Он все еще пошатывался.
— Ага, — хихикнула я.
— Это он после Подушки такой…
Мы расхохотались.
— И НЕЧЕГО ТАК РЖАТЬ! — заорал Подушка.
Одеяло еле дошел до тумбочки и сел там.
— Ну чего вы ржете, ушибся я, — грустно сказал Одеяло.
— Головой в детстве! — в один голос сказали мы с Ирой и снова покатились со смеху.
Одеяло с Подушкой стали переговариваться по-эстонски.
— О, спелись, — констатировала факт Ира.
— Ага, дуэт. Ми-ми-ми, — сказала я тонким голос Одеяла.
— Ды-ды-ды, — Ира изобразила Подушкин низкий голос.
Мы с ней стали увлеченно переговариваться на псевдоэстонском, подражая голосу Подушки и Одеяла. Они сначала тормозили, а потом включились в беседу. Подушка сделал ехидную морду и сказал что-то очень неумное, обращаясь к нам.
— Что, больше крыть нечем? — спросила Ира. Подушка завис. — Даже если и да, то что?
Подушка и рот раскрыл.
— Ира, ты на что согласилась? Даже если ты черно-розовая, то я беленькая! — открестилась, поняв, о чем говорил Подушка, и без перевода.
— Розовая? — переспросил Одеяло.