Enigma

— Попутчик в поезде, — тихо заметил Джерихо.

— Действительно, — Уигрэм, казалось, был недоволен, что его прерывают, особенно в момент своего торжества. — Попутчик в поезде.

Из Португалии Паковский перебрался в Англию. Миновал сороковой год. Об отце Паковского, как и о десяти тысячах других пропавших без вести польских офицеров, не было никаких известий. В 1941 году, после вторжения Германии в Россию, Сталин неожиданно становится нашим союзником. О судьбе пропавших офицеров делались официальные запросы. Были получены объяснения: у Советов нет таких военнопленных, возможно, они давно освобождены.

— Как бы то ни было, — продолжал Уигрэм, — похоже, в конце прошлого года среди польских эмигрантов в Лондоне поползли слухи, что эти офицеры расстреляны и захоронены в лесу близ Смоленска. Слушай, здесь душно или это мне так жарко? — Он встал и безуспешно попробовал открыть окно. Вернулся на место. Усмехнувшись, спросил: — Скажи, уж не ты ли познакомил Паковского с Клэр?

Джерихо покачал головой.

— А, ладно, — вздохнул Уигрэм, — вряд ли это имеет значение. Многого мы так и не узнаем. Это неизбежно. Не знаем, как они познакомились, когда и почему она согласилась помогать ему. Но можно догадываться, что произошло. Она снимала копии с тех депеш из Смоленска и тайком, пряча в трусиках или еще где, выносила из Парка. Держала под половицами. Любовник оттуда забирал. Так, возможно, продолжалось неделю-другую. Пока в один прекрасный день Паковский не увидел в списке убитых имя своего отца. А на следующий день Клэр было нечего ему принести, кроме нерасшифрованных радиоперехватов, поскольку кто-то, — Уигрэм недоуменно покачал головой, — кто-то очень и очень важный, как я позже выяснил, решил, что об этом не следует знать.

Уигрэм вдруг потянулся за одним из прочитанных Джерихо детективов, пролистал его, усмехнулся и положил на место.

— Знаешь, Том, — задумчиво произнес он, — в мировой истории еще не было ничего подобного Блетчли-Парку. Никогда еще не случалось, чтобы одна из воюющих сторон так много знала о противнике. На мой взгляд, иногда даже слишком много. Помнишь, когда бомбили Ковентри? Наш любимый премьер-министр благодаря Энигме за четыре часа до налета знал, что должно произойти. И знаешь, как он поступил? Джерихо опять покачал головой.

— Сообщил своим подчиненным, что на Лондон вот-вот начнется воздушный налет, и приказал им спуститься в убежище, а сам остался наверху. Поднялся на крышу министерства авиации и стал ждать на морозе налета, который, как он знал, произойдет в другом месте. Внес свою лепту, понимаешь? В сохранение секрета Энигмы. Или еще пример: подводные танкеры. Благодаря Акуле нам известно, когда и куда они направляются, и если их вывести из строя, можно спасти сотни жизней союзников… в краткосрочной перспективе. Но мы поставили бы под угрозу Энигму, поскольку в этом случае Дениц узнал бы, что мы наверняка читаем его шифры. Понимаешь, куда я клоню? Сталин уничтожил десять тысяч поляков? Ну и пожалуйста — дядюшка Джо у нас национальный герой. Он выигрывает для нас эту долбаную войну. После Черчилля и короля он самый популярный человек в этой стране. Как там говорится в еврейской пословице? «Враг моего врага — мой друг». Так вот, Сталин — злейший враг Гитлера, и что касается нас, то в нынешних обстоятельствах он, черт побери, наш лучший друг. Катынская расправа? Катынская долбаная расправа? Премного обязаны, но, пожалуй, лучше держать язык за зубами.

— Вряд ли Пак видел это в таком свете.

— Я тоже, старина, так не думаю. Сказать тебе? По-моему, он все-таки довольно нас недолюбливал. В конечном счете, если бы не поляки, мы бы, скорее всего, не раскололи Энигму. Но кого он действительно ненавидел, так это русских. И был готов на все, чтобы им отомстить. Даже если это означало сотрудничество с немцами.

— Враг моего врага — мой друг, — повторил Джерихо, но Уигрэм не слушал.

— А как помочь немцам? Предупредив их, что Энигма ненадежна. А как это сделать? — Уигрэм, ухмыляясь, развел руками. — Да с помощью старого приятеля с 1940 года Рохерио Рапозо, недавно переведенного из Лиссабона и ныне работающего курьером в португальской миссии в Лондоне. Чайку?

Мы вознесем молитвы

За дорогих нашему сердцу ушедших от нас;

Да не оставит нас, чад Твоих, повсюду

Любовь Твоя и забота…

— Сеньор Рапозо, — продолжал Уигрэм, прихлебывая чай, после того как ушла сестра, — в настоящее время постоянный обитатель тюрьмы Его Величества в Уондсворте, сознался во всем.

6 марта Паковский ездил в Лондон, где встретился с Рапозо и передал ему тонкий запечатанный пакет, пообещав, что тому хорошо заплатят, если он доставит его нужным людям.

На следующий день Рапозо вылетел рейсовым самолетом Британских имперских авиалиний в Лиссабон, где передал пакет своему контакту в германском военном атташате.

Через два дня шифровальная служба подводного флота поменяла тетрадь метеокодов, начался тотальный пересмотр мер надежности шифропередач в люфтваффе, африканском корпусе… О, немцы, конечно же, заинтересовались. Но они не собирались полностью отказываться от самой надежной, по утверждениям экспертов, шифровальной системы. На основании лишь одного письма. Подозревали военную хитрость. Хотели иметь надежные свидетельства. Поэтому пожелали видеть в Берлине таинственного осведомителя.

— Во всяком случае, это наше предположение ближе всего к истине, — уточнил Уигрэм.

14 марта, за два дня до битвы конвоев, Рапозо при очередной еженедельной поездке в Лондон привез Паковскому конкретные инструкции. В ночь на 18-е у северо-западного побережья Ирландии его будет ждать подводная лодка.

— Это они обсуждали в поезде, — заметил Джерихо.

— Совершенно верно. Словом, наш Пак получил проездной билет. Сказать тебе действительно ужасную вещь? — Уигрэм, изящно отставив мизинец, отхлебнул чаю и посмотрел поверх чашки на Джерихо. — Если бы не ты, то он, возможно, и улизнул бы.

— Однако Клэр никогда бы до такого не дошла, — возразил Джерихо. — Да, она передала несколько радиоперехватов. Ради забавы. Пусть даже по любви. Но изменницей она не была.

— Нет, упаси боже. — Уигрэм, казалось, был шокирован. — Нет, я уверен, что Паковский ни на миг не проболтался о своих намерениях. Поставь себя на его место. Она была слабым звеном. Могла в любой момент выдать. Тогда представь, что он должен был чувствовать, увидев тебя вернувшимся из Кембриджа в тот вечер в пятницу.

Джерихо вспомнил испуганное лицо Пака, отчаянную попытку выдавить из себя улыбку. Теперь он понял, как, скорее всего, было дело: Пак оставил в домике Клэр записку, что ему надо с ней поговорить, Клэр в четыре утра побежала обратно в Парк… стук ее каблучков в темноте. Тихо, почти про себя, Джерихо произнес:

— Я был ее смертным приговором.

— Полагаю, что так. Он, должно быть, знал, что ты постараешься с ней встретиться. А затем, когда в следующую ночь он отправился в домик убрать улики — похищенные шифровки, — то увидел тебя… Вот…

Джерихо лег и, глядя в потолок, дослушал рассказ Уигрэма. Когда началась битва конвоев, как раз перед полуночью, того вызвали в полицию, где сообщили, что найден мешок с женской одеждой. Он пытался найти Джерихо, но Джерихо исчез, так что вместо него он забрал Эстер Уоллес и повез к водоему. Сразу стало ясно, что произошло: Клэр оглушили, может, оглушили и задушили, тело вывезли в лодке и бросили в воду.

— Можно закурить? — Не дожидаясь ответа, Уигрэм закурил, поискал блюдечко вместо пепельницы. Глядя на кончик сигареты, спросил: — На чем я остановился?

— На ночи, когда началась битва конвоев, — не глядя на него, ответил Джерихо.

Ах, да. Так вот, Эстер сначала отказывалась говорить, но ничто так не развязывает язык, как потрясение; и в конце концов она все рассказала и Уигрэм понял, что Джерихо никакой не предатель, более того, если Джерихо расшифровал депеши, то он, возможно, ближе к раскрытию шпиона, чем сам Уигрэм.