Страница 32 из 51
— Если ты приглядишься, то увидишь, что на лбу у него коричневая шишка. Раньше там был здоровенный рог, но потом Исак сделал операцию и отрезал его. Почти целиком.
— Я тебе не верю.
— Честно, — сказала Лаура.
— Ну и что с того?
— Когда мама Рагнара рожала его, ей пришлось нелегко. Его никак не могли из нее вытащить, потому что он все время цеплялся рогом.
Схватившись за горло, Лаура издала жуткий звук, а потом закатила глаза так, что видны стали только белки.
— А потом что? — спросила Молли.
— А потом, — ответила Лаура, — когда Рагнару исполнился годик и он научился ходить, мать взяла его за руку, отвела к Исаку и попросила отрезать рог. Исак, конечно, врач, но и он не смог отрезать весь рог.
Оставляя позади деревья, Молли вприпрыжку бежит по лесу. Молли хочет, чтобы на день рождения ей подарили купальник в крапинку, точь-в-точь как у Эрики, и чтобы Роза испекла торт, а Эрика с Лаурой набрали бы земляники и украсили его. Сама же Молли усядется на красную подушечку и весь день будет есть шоколадный пудинг. Так сказал Исак.
Если Молли не приходит домой к тому времени, когда Роза принимается готовить обед (обедают они в пять вечера, но готовка начинается за полтора часа), то сестры должны идти искать Молли. Иногда они замечают ее поодаль, притаившуюся за деревом. Прятаться Молли умеет, но в то же время и не умеет. Порой они зовут ее, а она не откликается. Обычно она одета в голубое платье, и они высматривают именно его. Платье совсем застиранное и едва прикрывает попу. Этим летом Молли будет играть в спектакле. Вообще-то в спектакле разрешается участвовать только тем, кому исполнилось шесть лет, но Исак говорит, что, хотя Молли всего четыре года и пятьдесят одна неделя, она все равно будет играть. Роза сошьет Молли пурпурно-красное бархатное платье, и она будет стоять на сцене и петь, а допев до конца, низко раскланяется перед зрителями и скажет по-шведски:
Эрика слышит, как Лаура зовет ее, но притворяется, будто ничего не слышит. Она сидит на незастеленной кровати и читает письмо от Рагнара. Он пишет, что хочет лично ей кое о чем рассказать. С глазу на глаз. Приходи в домик! Читает она долго, потому что он написал на секретном языке, на котором они говорили, когда были маленькими. По радио играет музыка — «Джэм», «Стрэнглерс», «Бумтаун Рэтс», — но внезапно музыка смолкла, и теперь идут новости про террористов на пляжах Испании. На мгновение Эрика отрывается от письма и слушает, а потом вновь продолжает читать… Трое финнов и один швед… На Коста-дель-Соль туристы купаются в собственной крови.
— Эрика! — кричит Лаура из кухни.
Эрика не отвечает.
— Ты где? — кричит Лаура.
Забравшись под одеяло, Эрика прячет голову под подушку.
Теперь еще и другие голоса.
— Эрика! Эрика! — кричит Роза.
Тоненький голосок младшей сестры.
— Эрика, пойдем же! — кричит Молли.
Плотнее прижав подушку к голове, Эрика ждет, что кто-нибудь откроет дверь в комнату и обнаружит ее. (Откроет дверь без стука! Вечно все ломятся без стука, хотя на двери висит предупреждение. Только Исак стучится, когда ему что-нибудь нужно от нее.)
— Эрика! — кричит Лаура.
— Эрика! Эрика! — вопит Молли.
— Эрика, сейчас же иди сюда! Мы ждем! — кричит Роза.
Эрика отшвыривает одеяло. Сегодня ночью она будет спать голой, накрывшись пододеяльником, а одеяло спрячет под кровать. Розе не нравится, когда одеяло вытаскивают из пододеяльника. Она считает, что спать нужно под одеялом — всегда, даже когда жарко. Почему — непонятно. Однако сейчас самое жаркое лето — такого не было с 1874 года, и Роза даже разрешила открывать окна и устраивать в доме сквозняк, а сквозняк Роза ненавидит больше всего на свете.
В местной газете написано, что это самое жаркое лето с 1874 года, но Исак говорит, это неправда. Исак говорит, что достаточно вспомнить лето 1971-го — оно было таким же жарким.
— Эрика! Иди сюда! — кричит Лаура.
— Иди же, Эрика! Помоги немного! — кричит Роза.
— Эрика! — вопит Молли.
Притихнув, Эрика сидит на кровати и прислушивается к голосам. Голоса из кухни, голоса из гостиной, голоса откуда-то с террасы. А потом раздается тихий стук в дверь.
— Эрика! — говорит Исак, и она представляет, как он наклоняет свою большую голову к двери, чтобы она услышала его. — Эрика, мы хотим, чтобы ты вышла. Ты должна спеть. Можешь открыть дверь?
Поднявшись с кровати, Эрика плетется к двери. На ней длинная белая футболка в обтяжку Ей кажется, она хорошо идет к загорелой коже. У нее длинные непричесанные волосы до плеч. У Лауры волосы длиннее. Открыв дверь, Эрика прислоняется к косяку и смотрит на отца. Увидев ее, он улыбается. Она улыбается в ответ.
Эрика вспоминает о жвачке во рту и быстро проглатывает ее. Исаку не нравится, когда девочки жуют жвачку. Он говорит, что это их уродует.
— Что случилось? — спрашивает она.
— Похороны, — говорит Исак.
— И кто умер?
— Воробей, — говорит Исак.
Она снова улыбается.
— Его Молли нашла и до сих пор расстраивается. Жаль, что именно она его обнаружила.
— Птицы часто умирают, а пятилетние дети находят их и плачут, — говорит Эрика.
— Она так ждала этих похорон. Мне кажется, это Лаура придумала.
В руках у Исака маленький деревянный крест.
— Я крестик вырезал.
— Ладно-ладно, — говорит Эрика, пожимая плечами, — иду.
В домике Рагнара есть все, чтобы выжить. Он сможет там переждать все, что угодно, за исключением разве что атомного взрыва или взрыва какой-нибудь ядерной боеголовки, которую могут отправить откуда-то с востока. Когда он был маленьким, то очень боялся таких вещей — плутония, взрывов и бомб, а мама, успокаивая его, говорила, что никто не сбросит атомную бомбу на Швецию и Швеция никогда не исчезнет с лица земли. Швеция сохраняет нейтралитет и борется за мир на земле. Однако Рагнар-то знал, что атомная бомба никого не пощадит, и все же попытался представить одинокую Швецию в совершенно пустом мире. Эта мысль особой радости не принесла. Теперь Рагнар больше не думает об атомной бомбе, ему все равно не спастись от нее. Если начнется война — может, оно и к лучшему. Всеобщее Разрушение! Великая Смерть! Рагнар вспоминает другие опасные вещи (вообще-то Хаммарсё вовсе не сохраняет нейтралитета, здесь идет вечная война). Это из-за них домик не просто укромное местечко для него и кого-нибудь еще (для Эрики, например). Нет, домик — это что-то вроде крепости, наподобие той, чьи руины сохранились в восточной части острова. Просто его крепость не каменная, а деревянная. Когда-нибудь, может даже следующим летом, он построит себе крепость из камня. Он уже начал строить. По вечерам он собирает на берегу большие камни, складывает их в тележку, которую стащил из магазина, и волочит ее по лесу к домику, а потом прячет часть камней под раскладушку, а остальные укладывает по кругу на полянке.
Домик расположен отлично. Она стоит на маленькой открытой поляне посреди почти непроходимой чащи, в которой сосновые ветки переплетаются с колючими зарослями шиповника и разросшимся кустарником. В эту сторону никто не ходит, эта часть леса никому не нужна. Да и зачем идти по этой тропинке, когда есть дороги более живописные, бегущие через цветущие лужайки или вдоль морского берега? Здесь лишь раздерешь ноги в кровь, споткнешься о кочки, а потом вдобавок тебя еще и мошки со слепнями искусают или еще какие-нибудь мерзкие твари.
Это место — идеальное укрытие, и тут у него есть все, что может понадобиться: целый склад консервов, которых хватит на три недели, если, конечно, он не будет обжираться ими каждый день (а он где-то читал, что чувство сытости появляется через полчаса после приема пищи). У него есть тридцать литров воды, сорок семь бутылок колы и десять бутылок «Поммака» (это самая плохая газировка на свете, и ее он приберег лишь на тот случай, если не останется другого питья). У него тут есть пять больших подшивок с комиксами о Фантомасе и Супермене — все издания за все годы. Есть два исправных карманных фонарика, отличный кассетный магнитофон, подаренный ему матерью в прошлом году на день рождения, и любимая кассета с записями «Телевизион». Один ящик битком набит новыми батарейками, а другой — пакетиками с чипсами, пачками сигарет и спичечными коробками. На стене висит плакат с Робертом де Ниро в роли Трэвиса Бикла, Таксиста, с подписью Зубрилки. Это тоже подарок на прошлый день рождения. У него есть спальный мешок, запасной плед и потертый коричневый плюшевый мишка, которого он прячет под раскладушку каждый раз, когда сюда приходит Эрика. У него есть тарелки, столовые приборы, стаканы и чашки для двоих человек, а еще есть скатерть в цветочек.