Друг детства

— Ну так что? — спросила она, не глядя на него.

— Вы это о чем?

— Как — о чем? О лошади. Она в порядке?

— О да, в полном порядке. Монти самостоятельно благополучно вернулась в конюшню. При этом она проскакала мимо двери Фрэнка. И он догадался, что случилось. В общем, с лошадью все хорошо. Вероятно, она закусывает на конюшне, пока мы тут с вами болтаем. — Он заметил, что Элли слегка улыбнулась, и продолжал: — Как вы уже догадались, я совсем никудышный наездник, несмотря на усилия моего отца выучить меня верховой езде.

Теперь Элли улыбалась во весь рот. Наверное, она смеется надо мной, подумал Джеймс.

— Вам повезло. Ничего не сломано. Только несколько синяков. Боль продержится еще пару дней, так что можете время от времени принимать обычные болеутоляющие средства.

— Честно сказать, синяки для меня вполне обычная вещь.

— Я не сомневаюсь в этом, Джеймс. — Элли встала и принялась собирать свою сумку.

У него появилось желание никуда не отпускать ее от себя. Крайне нелепое желание, однако его подсознание не согласилось с ним. Он вдруг как бы со стороны услышал свой голос, просивший ее присесть.

— Ну, мне вообще-то нужно идти…

— Пожалуйста. — Джеймс широко улыбнулся, подыскивая подходящие слова. Я должен заставить ее остаться, упрямо думал он.

— Хорошо. Только ненадолго. Мне правда надо идти…

— Ну почему вы всегда избегаете моего общества? Почему вы всегда ведете себя так, будто вам приятнее провести время с заразным больным, чем со мной?

Элли взглянула на него со смесью смущения и удивления, и это еще сильнее разозлило его.

— С вами все в порядке. — Она говорила, стараясь не смотреть ему в глаза. — У вас просто небольшой шок, что вполне естественно после такого падения…

— Я знаю, что я в порядке. И у меня нет никакого шока. Так что прекращайте сюсюкать со мной, как с больным. И перестаньте так нервничать.

— Разве я нервничаю?

— Конечно. Вы сидите с таким видом, как будто готовы в любую минуту вспорхнуть и убежать. Чего вы боитесь? Я же не кусаюсь.

— Судя по вашему поведению, этого сказать нельзя, — Она нервно рассмеялась. Однако он заметил, что она немного расслабилась и обеспокоенное выражение исчезло с ее лица.

— Может быть, вы и правы, может быть, у меня действительно шок. Но сейчас я чувствую, что мне трудно быть в одиночестве…

— Я могу позвонить Фрэнку и попросить его прийти сюда? — предложила она с вопросительной интонацией.

— Нет, не стоит. У Фрэнка сегодня и так было много впечатлений. — Джеймс закрыл глаза. Он, должно быть, выглядит жалким в своем стремлении задержать здесь эту женщину еще хотя бы на пять минут, тогда как ей не терпится поскорее уйти отсюда.

— По-моему, он здесь уже давно служит, не так ли? Я что-то даже не могу припомнить сколько…

— Он здесь с тех пор, когда мне было еще четыре года. Он моя правая рука. Я только чеки подписываю.

— Что ж, на обратном пути я загляну к нему, скажу, что с вами все в порядке. Он очень беспокоился о вас.

— Ну вот, опять! — воскликнул Джеймс, открыв глаза. — Опять вы пытаетесь сбежать. — Он понизил голос почти до шепота и продолжал: — Неужели я прошу так много — просто чуть-чуть побыть со мной, поговорить. Расскажите мне про отца. Как он себя чувствует? Как продвигаются дела с поиском замены? — В будущем, решил он, он будет общаться только с глупышками. Может быть, отсутствие интеллекта и утомительно, но по крайней мере глупые женщины не заставляют его чувствовать себя круглым дураком, не умеющим сдерживать свои эмоции.

— Замену мы еще не нашли. А папа чувствует себя превосходно.

— Он все еще помогает вам на работе? — спросил Джеймс, глядя на нее. Вдруг до него дошло, что на ней нет лифчика — он догадался об этом по тому, что нежные соски ее грудей рельефно выступали под тонкой тканью кофты. Должно быть, она очень спешила. Впрочем, тут, наверное, сказалась профессиональная привычка мгновенно откликаться на срочный вызов, а отнюдь не личная заинтересованность.

— Изредка. Вообще-то у него появился интерес к кулинарии. Он считает, что готовка помогает ему восстановить координацию правой руки. И кроме того, он присоединился к компании игроков в бридж. Это пенсионеры, которые собираются поиграть дважды в неделю. Пока что он играл с ними только пару раз, но, по-моему, ему понравилось.

— А дома наслаждается вашим обществом, не так ли?

— Пожалуй, не совсем так. Наверное, можно сказать, что мы наслаждаемся обществом друг друга.

— Так что болезнь отца в каком-то смысле помогла вам сойтись с ним.

Ему ужасно хотелось схватить ее руку и крепко прижать к груди. Это заставило бы ее сбросить маску вежливого отчуждения. Но одна только мысль о чем-то подобном вызывала у него мелкую дрожь.

— Да, у нас оказалось много общего. Ну что, вам стало получше? Я вижу, вы слегка раскраснелись.

— Вы остались лишь для того, чтобы убедиться в этом? — спросил Джеймс, хотя и знал, что этот вопрос как раз таки и может заставить ее уйти. — Вы могли бы хоть сделать вид, что вам хочется поболтать со мной.

Раскраснелся? Слава Богу, ей неведомо, что творится у него в голове.

— Конечно же, я не против поболтать с вами, — ответила она смущенно.

Она не против? Да сразу видно, что он ей совсем неинтересен.

— А как Генри? — резко переменил тему разговора Джеймс.

— Прекрасно.

На ее лице вновь появилось тревожное выражение, и Джеймс не мог упрекнуть ее в этом.

Все разговоры о Генри у них всегда заканчивались яростной перепалкой. Он сам только недавно понял, что это следствие ревности, снедавшей его, но Элли, конечно же, ни о чем таком не догадывалась.

— Что вы думаете о том, о чем мы с вами недавно говорили? — Она непонимающе посмотрела на него, и он безжалостно пояснил: — Я имею в виду, что вам следует остаться здесь до тех пор, пока все дела не будут улажены. Может быть, это и помешает вашим отношениям с Генри, но лично мне кажется, что вы обязаны остаться здесь до тех пор, пока не найдете надежную замену. И кроме того… — он знал, что не следует этого говорить, но все же не смог сдержаться и продолжал: —…вы до сих пор пренебрегали своими обязанностями по отношению к отцу, не пора ли это восполнить?

— Я надеюсь, вы не пытаетесь играть на моих чувствах, — сердито сказала Элли и протестующе подалась вперед.

— Я пытаюсь помочь вам понять, каковы истинные ценности вашей жизни.

— А какое вам до этого, собственно, дело?

— Так уж получилось, что вы всегда сбегали отсюда. И если сейчас вы уедете в Лондон, оставив своего отца в тяжелом положении, то это будет новое бегство.

— Я никогда и ниоткуда не сбегала!

Но по тому, как задрожал ее голос и как изменился цвет ее лица, он догадался, что задел за живое. Ну что ж, он заставит ее говорить откровенно!

— Ваша жизнь дома была далеко не идеальной, и вы сбежали от нее. Вы спрятались сначала в книжках и молчании, потом в вашей карьере. Когда вы были молоды, у вас не клеились отношения с мужчинами. И что же? Вы убежали от этого и спрятались за добрым, надежным Генри. Элли, когда вы перестанете бежать от жизни? Когда вы посмотрите в лицо вашим проблемам и постараетесь разобраться в них?

— Вы вообще ничего не знаете про меня! — Ее голос дрожал, но теперь она пристально смотрела на него и внимательно ловила каждое его слово.

— А кто-нибудь вообще-то знает? Вы хоть кому-то доверялись когда-нибудь?

— А вам какое дело, Джеймс Келлерн? Вы думаете, я не догадываюсь, чего вы добиваетесь? Вы думаете только о том, как бы заставить меня остаться здесь. Вы считаете меня эгоистичной, я знаю. Эгоистичной потому, что я не могу проведывать отца каждый месяц, эгоистичной потому, что я предпочла делать карьеру, а не сидеть дома и ухаживать за детьми и мужем.

Джеймс смотрел на нее и, честно говоря, не знал, что и думать. Она была как мягкий бриз, дующий сквозь деревья, как ночное море, как дикая сила природы, с которой невозможно справиться.