Страница 40 из 60
Выход только один. Лавинию нужно остановить.
Воображение нарисовало мне, как она, бледная, бездыханная, лежит в подлеске, а лицо ее напоминает восковую маску. Ее элегантная юбка заляпана грязью, белая блузка в крови, содержимое сумочки разбросано по сырой земле. Открытый рот перекошен от ужаса, губы посинели. Волосы, некогда безупречно уложенные, лежат на земле спутанной массой, а из головы сочится вязкая красно-черная жидкость. Ухоженные ногти поломаны или расщеплены, руки грязные, покрыты царапинами. По лодыжке ползет червяк сливового цвета, в ухо лезет черный жук, слизняк оставляет серебристый след на ее левом плече, пробираясь к ее рту.
Нет, это исключено. Нужно придумать что-то другое.
И тут меня осенило. Лавинии, как и работникам Уинтерборн-Эбби, я скажу правду — относительную. Буду играть на опережение. Это единственно верное решение. Я позвоню ей, сообщу, что я здесь, выражу удивление по поводу того, что она намерена приехать сюда завтра, и предложу встретиться. В этом случае ей придется оправдываться. И не я, а она будет чувствовать себя виноватой. Я покинул кабинет миссис Барик, вышел на улицу и достал свой мобильный. В блокноте я нашел лондонский телефон Лавинии и позвонил. Четыре вызова. Никто не отвечает. Щелчок. Включился автоответчик. Сообщение оставлять я не стал, а позвонил ей на сотовый телефон. Когда она взяла трубку, я услышал на линии треск и шипение.
— Алло? — крикнул я в телефон.
— Простите. Я за рулем. Подождите минутку, пожалуйста.
Я услышал шум проносящихся мимо нее машин и громкий визг тормозов грузовика. Очевидно, Лавиния уже ехала сюда. Интересно, как далеко она от меня?
— Простите… нужно было остановиться.
— Здравствуйте, это Адам Вудс беспокоит.
— О, Адам, здравствуйте. Послушайте, ужасная связь. Можно, я вам перезвоню?
— Да, конечно.
— На этот номер, да?
Примерно через минуту сработал звуковой сигнал моего телефона. Я огляделся, проверяя, нет ли кого поблизости. Связь была гораздо лучше.
— Адам?
— Да, здравствуйте, Лавиния. Как у вас дела?
— Замечательно. Веду машину по М3, испытываю судьбу. А у вас как?
— Хорошо, спасибо. Я сейчас в Дорсете, выполняю поручение мистера Крейса. Собираю некоторые сведения о той школе, где он некогда работал. Уинтернборн-Эбби.
— Ну надо же, — выдохнула Лавиния. Голос у нее был потрясенный. Она замолчала, не зная, что сказать.
— Простите?
— П-просто опешила от неожиданности. Я ведь тоже как раз туда еду. На завтра у меня назначена встреча с директором школы.
Она тоже решила играть в открытую.
— Невероятно! — воскликнул я, притворяясь удивленным. — А вы по какому делу?
Лавиния на секунду замешкалась.
— Н-ну, я подумала, что было бы неплохо собрать как можно больше информации о жизни мистера Крейса, ведь это всем выгодно. Чтобы чуть ускорить процесс.
— Понятно, — протянул я.
— Разумеется, полученные там сведения я тоже собиралась вам передать, чтобы вы показали этот материал мистеру Крейсу.
— Это было бы здорово, — сказал я. — Кстати, раз уж вы скоро будете здесь, мы могли бы заодно и встретиться.
— Да, хорошая мысль. Но что вы делаете в Дорсете?
— Провожу кое-какие исследования для мистера Крейса, — отвечал я. — Как вам известно, мистер Крейс скрытный человек, и он строго-настрого приказал мне не открывать своих истинных намерений. Он велел мне приехать сюда и попытаться выяснить кое-что о его школе, но так, чтобы никто не узнал истинной причины. Он даже не хочет, чтобы здесь знали, что он жив. Поэтому, как это ни смешно, мне пришлось представиться студентом, изучающим историю искусства, и сказать, что я пишу диссертацию об их аббатстве, чтобы получить доступ к некоторым документам.
— В самом деле? — Чувствовалось, что я заинтриговал Лавинию, но мне показалось, что в голосе ее прозвучали подозрительные нотки.
— Да, я понимаю, это несколько притянуто за уши, но так велел мистер Крейс. Он сам придумал этот план. Как бывшие ученики и работники школы воспринимают предметы коллекции, выставленной для обозрения в аббатстве. Их личное отношение к реликвиям и скульптурным изображения. Должен признаться, мне приходится нелегко.
— Не сомневаюсь, — сказала Лавиния.
— Послушайте… я был бы рад еще с вами поболтать, но через пару минут у меня еще одна встреча. Где вы остановитесь?
— В гостинице «Хейзелбери-Мэнор». У вас есть ее телефон?
— Нет, но мне не составит труда его узнать.
— Тогда, может, позвоните мне завтра после завтрака?
— Конечно. Без проблем.
Я вернулся в кабинет секретарши, но миссис Барик там еще не было. Очевидно, поиски старых документов заняли у нее гораздо больше времени, чем она планировала. В ожидании ее возвращения я стал разглядывать помещение. Кабинет секретарши был само воплощение функциональности, практичности и порядка. Все документы были систематизированы и разложены по ящикам картотечных шкафов; на каждый ящик был наклеен ярлык с разборчивой надписью. Была там и полка с книгами, среди которых я увидел какой-то словарь, Библию, тезаурус, несколько энциклопедий и справочник «Кто есть кто» в потрепанном переплете. На стенах висели поблекшие фотографии школы, гравюры с изображением аббатства и несколько напечатанных на машинке писем в рамках от прославившихся бывших учеников, среди которых были один актер, один телеведущий и несколько знаменитых спортсменов. Имя Крейса нигде не упоминалось.
Я услышал, как открылась дверь, и, повернувшись, увидел миссис Барик.
— А среди ваших выпускников, оказывается, немало знаменитостей, — с улыбкой сказал я. — И все так славно отзываются о школе.
Секретарша не ответила. Ее глаза, такие ясные и сияющие еще некоторое время назад, теперь смотрели сурово и серьезно. Она словно постарела в течение нескольких минут. Вид у нее был опечаленный. В руке она сжимала листок бумаги.
— Я нашла интересующие вас данные, — наконец произнесла миссис Барик.
— Замечательно.
— Боюсь, новости у меня не очень хорошие.
— Что вы имеете в виду?
Секретарша села за стол и положила перед собой лист бумаги, который принесла с собой.
— Сейчас объясню. — Она жестом предложила мне подойти к ней.
Через ее плечо я глянул на лист бумаги, на котором моей рукой был написан список имен. Против каждого имени миссис Барик карандашом начеркала несколько слов, но так мелко, что ее пометки я не мог прочитать.
— Вот, смотрите, — сказала она, водя пальцем по листу. — Адреса этих бывших учеников, Грисона, Даунинга, Симмонса, Купер-Льюиса, Олдермана, Джоунса и Бут-Клибборна, я нашла.
Это были те имена, что я выбрал для отвода глаз.
— Где искать Левенсона, вы, слава богу, знаете. Мисс Чанинг, боюсь, не оставила адреса, так что связаться с ней мы не можем. А остальные, как это ни прискорбно… даже не знаю, как сказать… в общем, Мэтью Ноулс, Тимоти Флетчер и Дейвид Уорд — все они умерли.
— Вы уверены?
— Да, это отмечено в их личных делах.
— Когда они умерли?
— Все в разное время. — Миссис Барик стала всматриваться в свои пометки на листе со списком. Рядом с тремя фамилиями стояли маленькие крестики. — Мистер Ноулс — в 1970-м, мистер Флетчер — в 1982-м и мистер Уорд — в 1973 году.
— Надо же, все такие молодые, — заметил я. — В документах сказано, от чего они умерли?
— Увы, нет.
— Да, и в самом деле печальные новости. — Я начал размышлять вслух. — Интересно, что с ними случилось?
— Одному Богу известно, — вздохнула миссис Барик. — Впрочем, что бы с ними ни произошло, для вас это теперь не имеет значения, верно?
Когда я собрался уходить, секретарша сказала, что сейчас она проверит автоответчик: вдруг Левенсон перезвонил. Он действительно звонил, очевидно, как раз в те минуты, когда я говорил с Лавинией. Он сказал, что, по всей вероятности, мало чем сможет помочь, и предложил встретиться у церкви через двадцать минут.