Страница 27 из 86
Миссис Лейнерган сдвинула брови.
— У нас есть только кабинет полковника… там кое-какие книги…
— Не сочтите за привередливость, но не найдется ли у вас Евсевиева «Утешения»?
— Боэциева, — пробормотала Летти. Она трижды расставляла отцовские книги в алфавитном порядке, но потом махнула на неистребимый хаос рукой.
— Будьте здоровы, — сказал мистер Тротуоттл, протягивая ей платок.
Когда, не получив «Утешения», он удалился в менее людную часть гостиной, миссис Лейнерган, указывая то на одного, то на другого, пустилась рассказывать зачарованной Эмили о прочих гостях. Изречение «Et in Arcadia ego» ужасно не подходило шумному веселью, подчеркивая, что и среди жизни есть мертвечина и гниение, точно змей на ветви увешанной плодами яблони в Эдеме. Сегодня змей — мистер Тротуоттл, подумала Летти. Угрюмый брюзга в царстве воздушных платьев и военных костюмов. Возьми он в руки косу, и получится ни дать ни взять мстительница-смерть со старинных гравюр.
Как раз напротив мистера Тротуотгла расположилась парочка. Если не принимать в расчет их современных нарядов, смотрелись они как пастух и его возлюбленная на картинах художников Возрождения. Классические позы соблазнителя и соблазняемой: ее головка наклонена к нему, его рука на спинке кресла. Он шепчет ей на ухо и смотрит на нее сквозь прозрачную ширму веера, его темноволосая голова почти касается ее светлых локонов.
Судя по всему, кавалер позволил себе сказать нечто из ряда вон выходящее — девица тряхнула серебристо-золотыми кудряшками, закрыла веер и шлепнула им по плечу ухажера. Тот отклонился назад, схватил ручку с веером, и тут Летти впервые увидела его лицо.
Комната вдруг будто сжалась, а лента, опоясывавшая платье чуть ниже груди, вдавилась в ребра. Людей вокруг словно прибавилось, они словно сомкнулись вокруг Летти кольцом, шум усилился, в ушах зазвенело. Стало душно, от запахов закружилась голова, в глаза ударил едкий дым свечей. Нестерпимо захотелось вернуться в Лондон. Очутиться в любом ином месте, хоть на чаепитии у миссис Понсонби. Где угодно, лишь бы не видеть, как твой собственный муж целует руку другой женщины.
Мечты Летти вмиг съежились, точно букет цветов, охваченный языками пламени.
Может, не столь все страшно? Летти принялась судорожно перебирать в памяти сюжеты прочитанных книг, ища увиденному простое объяснение, вспомнила о двойниках и о близнецах, которых разлучили в раннем детстве. На мгновение-другое мысль о близнеце утешила: черты человека были те же, что у ее мужа, но вожделенно сложенные губы и многозначительный взгляд не имели ничего схожего с лицом задумчивого человека, который столь галантно ухаживал за Мэри. Однако лорд Пинчингдейл был у матери единственным ребенком. Летти знала, ибо как-то раз на балу в Лондоне случайно услышала их разговор с Мэри. Казалось, с тех пор минула целая вечность. Отец лорда Пинчингдейла, старший брат и двое младших умерли от оспы, когда ему самому было восемь лет от роду.
И девица не могла оказаться ни сестрой, с которой их некогда разделили обстоятельства, ни кузиной. К кузинам не наклоняются так близко, если шепчут на ухо, а сестер не одаривают столь соблазнительными улыбками и томными взглядами. Малейшее движение этого человека говорило о стремлении обольстить. На Летти он в жизни так не смотрел, даже на Мэри. К Мэри относился с почтением, если не сказать с благоговением, никогда не позволял себе так явно обнаруживать плотские чувства. Летти вся сжалась от растерянности, смешанной с чем-то таким, в чем разбираться не было желания.
Ее муж тем временем, стоя у противоположной стены, поднес к губам руку белокурой девушки. И прежде чем поцеловать ее, игриво провел пальцем по сапфировому браслету, украшавшему девичье запястье.
Летти сжала кулаки. И почувствовала; как обручальное кольцо, что надел ей на палец Пинчингдейл — единственное доказательство их брака, — впивается в ладонь. Плывя в Дублин, она то и дело всматривалась в камень, гадая, что за человек тот, с кем ее обвенчали, и представляя, что бы чувствовала, выйди она за него как полагается. Наивно, по-глупому, с верой в лучшее она смотрела на проклятое кольцо как на залог светлого будущего. На вечное напоминание о данных друг другу обещаниях. Да, он не желал на ней жениться — о том было невозможно забыть, — но она видела в нем человека добропорядочного, не того, кто нарушает клятву через неделю после свадьбы. Клятва есть клятва, при любом раскладе.
Она почувствовала себя круглой дурой. Витала в нелепых мечтах, тогда как ее муж крутился возле первой подвернувшейся под руку юбки.
Летти передернуло. В голове зазвучали длинные речи, которые в пути она старательно заучивала наизусть, вспомнилось, как в мечтах его суровое лицо, когда он узнавал о ее истинных намерениях в ту роковую ночь, становилось почтительно-растерянным. Как, стыдясь своего поведения, он качал головой, как сожалел, что поспешил осудить ее, как просил прощения за постыдный побег (в мечтах Летти лорд Пинчингдейл только и делал, что извинялся). Как сжимал ее руку в своих и торжественно говорил: «Если б я знал, какая вы на самом деле, ни за что не уехал бы». А когда Эмили крепко спала на соседней койке, пакетбот мягко покачивало на волнах и любая мечта казалась осуществимой, Летти даже воображала, как муж подносит ее руку к губам и нежно целует.
И вот у нее на глазах лорд Пинчингдейл целует не руку, а единственный обтянутый перчаткой пальчик белокурой девицы. Невинный жест, но сколько в нем любовного желания! Летти покраснела только оттого, что наблюдала игру. Дамы, смотревшие в ту минуту на парочку, прикрыли лица веерами. Блондинка качнула головой и жеманно улыбнулась — больше зазывая, нежели одергивая.
Летти затошнило, и отнюдь не оттого, что на обед подали баранину, обильно приправленную пряностями.
— Кто это? — любезно спросила она у миссис Лейнерган, стараясь изо всех сил не обнаружить своих чувств. — Вон та девица со светлыми волосами?
— Мисс Джилли Фейрли. Наследница приличного состояния и — как находят многие — красавица. Она здесь с теткой, миссис Эрнестиной Гримстоун. — Миссис Лейнерган указала на даму в черном платье, которая стояла, злобно сдвинув брови. Ее хмурый взгляд, как не без удовольствия отметила Летти, адресовался лорду Пинчингдейлу. Хоть кто-то в этой гостиной сохранял способность здраво мыслить. Миссис Лейнерган, слегка понизив голос, добавила: — Между нами говоря, она известная бука. Или просто делает вид, что смотрит свысока на радости, кои недоступны ей самой.
— Да будет о ней, миссис Лейнерган, не мучьте нас! — воскликнула Эмили, тряхнув черными локонами. — Скорее расскажите, кто этот джентльмен!
При нынешних обстоятельствах Летти нашла слово «джентльмен» весьма неуместным.
— Это, — ответила миссис Лейнерган с важным видом, — лорд Пинчингдейл. Только-только приехал из Лондона, и уже здесь, на моем званом вечере!
— Полагаю, лорд Пинчингдейл еще холостяк? — спросила, точно выстрелила, Летти. В голове пронеслась мысль: «Как карают за двоеженство?» Миссис Гримстоун выражала всем своим видом: «Если желаешь, иди с ней под венец. На меньшее мы не согласны».
Миссис Лейнерган, не обратив внимания на воинственный тон вопроса, ответила:
— Да, холостяк. Жених из самых завидных. Я слышала, у него огромное имение в Глостершире и доход около сорока тысяч в год. Впрочем, сдается мне, гулять на свободе ему недолго, — прибавила она, улыбаясь и кивая на мисс Фейрли, которая столь отчаянно хлопала длиннющими ресницами, что могла вызвать шторм на Ирландском море.
Летти плотнее сжала губы, пытаясь уверить себя, что бесстыдство мужа совершенно ее не трогает. Он ни минуты ей не принадлежал, стало быть, и потерять его было невозможно. Их связывали лишь слова клятвы, данной не по доброй воле. Теперь она увидела, каков он на самом деле, и не желала вообще иметь с ним дела. А мисс Фейрли была счастлива раскрыть ему объятия — изменнику, с обручальным кольцом на пальце. Летти отказывалась от него в ее пользу, как от имущества, в котором больше нет проку — бесплодной земли или лошади, что то и дело взбрыкивает.