Страница 42 из 79
Цзинь Чжун не любил монахов.
«Во всем свете, — рассуждал он про себя, — в полное удовольствие живут одни лишь монахи: они существуют за счет пожертвований, но сами никому ничего не дают». Поэтому каждый монах, которого встречал Цзинь-живодер, был для него, как говорится, сучком в глазу или занозой в языке.
Неподалеку от того места, где жил Цзинь Чжун, находился буддийский монастырь *Фушань. Хотя богачу было уже за пятьдесят лет, он не знал, что такое потратить хоть один грош на возжигание курильных свечей в храме.
Жена Цзиня, урожденная Дань, родилась в тот же год, тот же месяц и тот же день, что и муж, и только часы их рождения были различны.
Жена богача аккуратно соблюдала посты и любила делать людям добро. За первое муж любил ее, за второе — ненавидел.
У госпожи Дань за сорок с лишним лет супружеской жизни еще не было детей. И вот однажды она потихоньку от мужа из собственных *денег «на шпильки и на гребешки» взяла двадцать с лишним *ланов и отнесла их старому монаху из монастыря Фушань, чтобы тот помолился за нее будде и попросил о потомстве. Старый монах, очевидно, разжалобил будду, и госпожа Дань подряд родила двух мальчиков. Оба они росли красивыми и умными. В честь монастыря старшему мальчику дали *маленькое имя Фу, а младшему — Шань.
После рождения детей госпожа Дань тайком от мужа часто брала из дома немного риса и дров и относила все это старому монаху. Когда Цзинь Чжун случайно узнавал об этом, он выходил из себя, ссорился с женой и кричал в исступлении. Старуха Дань не спускала мужу, и ссора прекращалась лишь тогда, когда оба они обессиливали от крика. Такие сцены случались между мужем и женой не раз, но так как госпожа Дань была женщиной упрямой и настойчивой, то, несмотря на размолвки с мужем, она поступала по-своему.
История, которая будет описана в рассказе, случилась в тот год, когда богачу Цзиню и его жене было по пятидесяти лет, старшему их сыну было девять лет, младшему — восемь. Оба мальчика уже были отданы в школу и учились очень хорошо.
Когда наступил день рождения супругов Цзинь, богач, боясь, что с поздравлениями придут друзья и родственники, заранее убрался из дома. Тем временем госпожа Дань достала из своих сбережений несколько серебряных монет и сама снесла эти деньги в монастырь, попросив почтенных отцов попоститься и помолиться за долголетие ее и мужа, а также за то, чтобы их сыновья, став взрослыми, не забыли бы своей матери и заботились о ней так же, как она сама сейчас заботится о них.
За день до этого госпожа Дань попросила мужа дать немного денег для храма, но так как богач отказал, ей ничего не оставалось, как устроить все это дело самой.
Собираясь в этот вечер возжечь курильные свечи в честь дня рождения в семье Цзинь, монах послал к госпоже Дань за рисом одного из своих собратьев, который должен был совершать этот обряд. Стараясь быть никем не замеченной, госпожа Дань открыла амбар и загребла три меры риса, которые тут же передала монаху.
Цзинь Чжун, только что вернувшийся домой, застал свою жену как раз в тот момент, когда она запирала амбар. Увидев на земле несколько зерен риса, богач понял, что жена его, несмотря на запрещение, решила распорядиться сама. Он хотел было начать ссору и брань, но вместо этого лишь плюнул и решил притвориться, что ничего не заметил.
«Сегодня день нашего рождения, так стоит ли связываться! — рассуждал он про себя. — Да и рис ведь все равно уже унесен из дома, его теперь никак не вернешь».
Всю эту ночь богач вздыхал и не мог заснуть. Долго обдумывал он события прошедшего дня и, наконец, пришел к следующему заключению: «Только смерть этих вороватых *плешивых ослов может избавить меня от дальнейших неприятностей; моя жена — простая жертва их козней. Не станет этих плешивых ослов, прекратятся все несчастья».
Всю ночь строил Цзинь Чжун коварные замыслы против монахов.
Когда рассвело, к дому богача подошли старый монах с послушником: они пришли сюда сообщить госпоже Дань, как прошло молебствие. Старый монах, опасаясь встречи с Цзинем-живодером, стоял за воротами, не решаясь войти в дом. Цзинь Чжун успел заметить незванных гостей. При виде монахов богач нахмурил брови и задумался; затем, приняв какое-то решение, захватил с собой несколько монет, вышел через боковую дверь и направился к рынку.
Купив в аптеке мышьяка, Цзинь Чжун зашел в лавку *Вана-третьего, где продавались разные сладости. В это время Ван-третий приготовлял пирожки: держал на пару целую решетку теста и собирался уже положить в массу чашку сладкой начинки и вылепить пирожки.
— Возьми-ка деньги, — обратился богач к продавцу, вытаскивая из рукава восемь монет и кладя их на прилавок, — да приготовь мне четыре больших пирожка. Не жалей начинки! Сделай в каждом пирожке ямочку, а начинку туда я положу сам.
«С тех пор как я открыл свою лавку, этот знаменитый Цзинь-живодер и на полгроша ни разу ничего у меня не купил, — рассуждал про себя продавец. — Быть сегодня хорошей торговле! Ведь от этого скряги поручить восемь монет труднее, чем от другого восемьсот. Раз ему так понравились мои пирожки, пусть положит в них побольше начинки, авось зайдет ко мне и в другой раз».
Сняв с решетки кругленькие, как снежный ком, пирожки и промяв в них углубления, Ван-третий передал их богачу:
— Все сделано, как вы просили, почтеннейший!
Цзинь Чжун взял у продавца пирожки и так, чтобы тот не заметил, всыпал в них мышьяк, а сверху прикрыл сладкой начинкой. Подождав, пока пирожки остынут, Цзинь Чжун спрятал их в рукава и покинул лавку Вана. На этот раз богач входил в свой дом через главные ворота. Монахи сидели в комнате, предназначенной для гостей, и пили чай.
Довольный тем, что ему удалось застать своих врагов, Цзинь Чжун любезно их приветствовал. После взаимных поклонов, богач прошел в свои покои, разыскал жену и обратился к ней со следующими словами:
— Почтенные отцы пришли к нам рано утром. Наверно они еще ничего не ели! Только что один наш сосед пригласил меня покушать с ним сладостей. Я у него ел пирожки, которые показались мне так вкусно выпеченными, что я прихватил с собой четыре штуки. Почему бы не предложить их нашим гостям?
Обрадованная тем, что муж ее подобрел, госпожа Дань достала красную тарелку, выложила на нее пирожки и велела слуге передать монахам угощение.
Возвращение богача заставило монахов поскорей покинуть его дом, им было уже не до угощения. Когда слуга вынес им тарелку с пирожками, они поняли, что это добрая госпожа Дань послала им угощение, но, не решаясь оставаться в доме богача, спрятали пирожки в рукава и, громко благодаря хозяйку, удалились. О том, как доволен был Цзинь-живодер, можно не говорить.
Поведу свой рассказ дальше. Сыновья Цзинь Чжуна после окончания занятий в школе часто приходили играть в монастырский сад, где оказались и в этот вечер.
«Сыновья почтенного Цзиня часто заходят к нам в скит, — подумал про себя старый монах, — а я ни разу их ничем не угощал. К пирожкам, которыми меня сегодня утром угостила госпожа Дань, я не прикасался. Надо бы положить их в печь, разогреть и предложить детям выпить по чашке чая».
Распорядившись на кухне, чтобы подогрели и подрумянили пирожки и приготовили крепкий чай, монах пригласил детей к себе. Мальчики, до этого долго игравшие в саду, успели уже проголодаться, и при виде горячих, пышных пирожков глаза их разгорелись. Каждый из них тут же съел по две штуки. Дети, которые только что чувствовали себя совершенно бодрыми и здоровыми, едва успели проглотить пирожки,