Страница 17 из 54
Не ему первому пришла в голову такая идея. Э.М. Форстер[35] в романе «Хауардз-Энд», опубликованном в 1910 г. писал:
«Почему в Англии нет великой мифологии? Наш фольклор так и не вышел из колыбели. Лучшие мелодии, какие можно услышать в нашей сельской местности, — детища греческих свирелей. При всех своих достоинствах, при всей своей глубине народное воображение оказалось здесь бессильно. Оно так и не пошло дальше ведьм и фей»[36].
Но кто лучше Толкиена мог справиться с этой задачей? На роль создателя мифологии Средиземья он подходил идеально: ведь автору такого труда необходимо было обладать не только живым и дисциплинированным воображением, но и тонким чувством языка и глубоким пониманием лингвистики. Многие удивляются, впервые услышав о том, что Толкиен целыми днями работал в университете, а книги сочинял, главным образом, по ночам или когда удавалось выкроить свободную минутку. С другой стороны, многие его коллеги-профессора наверняка тоже удивились, когда Толкиен прославился своими книгами. Но на самом деле только это сочетание художественного дара с талантом лингвиста и позволило ему создать самодостаточную вымышленную культуру. Ибо, как Толкиен узнал ещё в ранней юности, язык — это не просто слова.
В действительности, изучение языка — это изучение культуры. Может показаться странным, что, будучи профессором англосаксонского языка и прекрасно разбираясь в лингвистических тонкостях и структуре ещё десяти-двенадцати языков, Толкиен, тем не менее, с трудом мог говорить по-французски и по-испански. Но дело в том, что Толкиена интересовали в первую очередь взаимосвязи между языком и культурой. Изучая «Беовульфа» (которым Толкиен был увлечён ещё со времён учёбы в школе короля Эдуарда), можно получить массу информации об образе жизни и мировосприятии скандинавских народов VII столетия. «Младшая Эдда» и «Беовульф» содержат в себе ничуть не меньше сведений о древних скандинавах, чем любая коллекция археологических находок.
Таким образом, изучение древних языков помогло Толкиену оценить роль мифа как памятника древней культуры. И только осознав это, он смог приступить к созданию собственной мифологии для описания некой вымышленной культуры (по существу, целой вымышленной вселенной!), основанной на языках народов, населяющих этот фантастический мир. Именно язык или, точнее говоря, эльфийские языки, и стали тем зерном, из которого впоследствии вырос весь эпический цикл Средиземья.
Но, разумеется, одного лишь интереса к языку, пусть даже всепоглощающего, для создания мифологии было недостаточно. Столь же важную роль в рождении Средиземья сыграли ещё три фактора: во-первых — яркое воображение, без которого невозможно было бы сотворить эти несуществующие языки и вдохнуть жизнь в говорящих на них персонажей, во-вторых — дисциплинированность, без которой написать все эти книги были бы просто невозможно, а в третьих — побудительная причина, без которой Толкиен так никогда и взялся бы за этот колоссальный труд.
По справедливости говоря, второй и третий факторы тесно взаимосвязаны, так как трудно представить себе, чтобы кто-нибудь стал трудиться над подобной задачей изо дня в день, месяц за месяцем и год за годом, если бы его не побуждали к тому мощный первоначальный импульс и внутренняя потребность творить этот вымышленный мир (или, по выражению самого Толкиена, «сотворчествовать в его создании»).
Каковы же были эти побудительные причины? Что заставляло его творить Средиземье и чем в конечном счёте определился облик этого неповторимого мира?
Охватившее Толкиена желание создать «мифологию для Англии» объясняется не только тем, что в национальной литературе он не нашёл ничего такого, что с чистой совестью мог бы назвать исконно английским мифом, но и тем, что именно Толкиен, как никто иной, был способен решить эту задачу. Он был прекрасно к ней подготовлен. И вернувшись в Англию из окопов, он впервые осознал это в полной мере.
Однако первоисточник этого стремления следует искать в более далёком прошлом, во временах школьного товарищества ЧКБО. Каждый из молодых людей, сиживавших некогда за чаем в библиотеке школы короля Эдуарда, твёрдо верил в своё высокое предназначение. Никто из них не сомневался в своих выдающихся интеллектуальных способностях. И хотя своё призвание они ещё не нашли и большую часть времени только заигрывали с теми или иными идеями, всё же каждый из них был убеждён, что рано или поздно совершит в своей жизни нечто важное.
В последние раз друзья — к тому времени уже студенты престижных университетов — собрались вместе на рождественских каникулах 1914 года, у Кристофера Уайзмена, недавно переехавшего вместе с родителями в большой, довольно богатый дом близ Уондсворта[37]. Все четверо — Уайзмен, Толкиен, Дж.Б. Смит и Роб Джилсон — готовились идти на войну, но эти несколько дней они провели точь-в-точь, как в старое доброе время. Они читали вслух отрывки из любимых книг и вели долгие беседы о литературе, искусстве и политике. И всё же кое-что изменилось. Молодые люди начали осознавать своё призвание. Эта рождественская встреча с друзьями пробудила в Толкиене вдохновение. Он захотел сочинять стихи. Современная поэзия его не интересовала, и он решил обратиться к древнему жанру героического эпоса, достоинства которого оценил уже давно.
Но война многое изменила. Всего за год погибло двое из четырёх товарищей — Джилсон и Смит, а Уайзмен и Толкиен пережили тяжёлое потрясение, впервые остро ощутив всю хрупкость человеческой жизни. За несколько дней до собственной гибели Смит писал Толкиену о том, каким ужасным ударом стала для него смерть Роба Джилсона, но тут же утверждал, что братство их осталось нерушимым, несмотря на эту потерю. Тем, кто выживет, — добавлял он, — тем, кто вернётся с войны целым и невредимым, предстоит выступать от имени всех четверых и по-прежнему гордо нести светоч ЧКБО. Им предстоит высказать, что не успели высказать погибшие, и сотворить нечто такое, чем могли бы гордиться все члены их школьного товарищества.
Это письмо Толкиен принял очень близко к сердцу, а гибель Смита лишь придала его прощальным словам ещё больший вес. И уже через несколько дней под пером Толкиена возникли первые фрагменты эпического цикла — первые ростки мифологии, которую он начал творить не только для Англии, но и для ЧКБО, для Джилсона и Смита.
Однако до сих пор мы ответили лишь на вопрос о том, что побудило Толкиена приступить к своему «сотворчеству в создании» мифологии. Но почему он решил выступить от имени ЧКБО именно в такой форме? Почему он вообще стал лингвистом и знатоком древних культур и мифов? Почему он избрал делом своей жизни древние языки и мифологию?
Чтобы ответить на этот вопрос, нам придётся вернуться в прошлое ещё дальше, к привязанности более давней и глубокой, нежели та, что объединила между собой членов ЧКБО, — к той нежной любви, которую маленький Рональд питал к своей матери, Мэйбл Толкиен.
Любовь к матери Толкиен пронёс через всю жизнь, и до конца своих дней он был твёрдо убеждён, что Мэйбл Толкиен умерла молодой по вине тех, кто отверг её из-за обращения в католицизм. Этим убеждением питалась и вера самого Толкиена. По-видимому, именно оно и привело к тому, что одной из основ его жизни стала глубокая религиозность.
Но невозможно счесть простым совпадением и тот факт, что языками и древней мифологией Толкиен увлёкся почти сразу же после смерти матери. Не могла ли в душе его затаиться неосознанная обида на церковь, обида на католицизм, отнявший у него мать? Не могла ли эта обида подтолкнуть его к поискам мира, свободного от христианства и от какой бы то ни было ортодоксальной веры вообще, — к поискам некой исконной, языческой альтернативы привычной ему реальности?
Одна из самых ярких особенностей толкиеновской мифологии заключается в том, что, подобно древним преданиям, лёгшим в её основу, она изображает мир, не знающий христианства. Христианин назвал бы мир Средиземья «падшим», но ещё не обретшим искупления[38]. Иными словами, это мир раннего детства, мир, в котором Толкиен жил до того, как его мать обратилась к религии, — быть может, Сэйрхоул или Блумфонтейн, где его мать была ещё молодой и здоровой и ничто не нарушало их семейной идиллии. Садясь за пишущую машинку или принимаясь за очередную иллюстрацию к своим книгам, подсознательно Толкиен всякий раз возвращался в эти блаженные, чистые времена и в материнские объятия.
35
Форстер, Эдуард Морган (1879 — 1970) — английский писатель, автор ряда романов («Куда боятся ступить ангелы», «Комната с видом», «Хауэрдз-Энд», «Поездка в Индию», «Морис»), рассказов, очерков и эссе, критического труда «Аспекты романа». Тема романа «Хауэрдз-Энд» — восстановление связи между «невидимым» и «видимым» мирами, между миром воображения и земной реальностью. — Прим. перев.
36
E.M. Forster. Howards End. Penguin, London, 1989, p. 262. — Прим. автора.
37
Уондсворт — пригород Лондона. — Прим. перев.
38
Подробнее об этой характерной черте Средиземья речь пойдёт в главе 12. — Прим. автора.