Нуманция

— Гай, погуляй пока, — Раб ушёл, а Марк подошёл поближе, поворачивая голову к правому плечу. Девчонка замерла, распахивая глаза от немого ожидания неприятностей, смотрела прямо перед собой, стараясь его не замечать. — Сними плащ, мне кажется, ты сейчас прямо побежишь куда-то.

Это был приказ, и Ацилия подчинилась, дрожащими пальцами отстегнула застёжку, и плащ упал к ногам. Марк оглядел её с ног до головы, она была в розовой столе, что он ей подарил ещё. Волосы растрёпаны, без платка, щёки бледные, румянец только-только обозначился на скулах. Знает, что виновата, вот и боится… Марк усмехнулся, медленно обошёл по кругу, вокруг рабыни, глядел ей в лицо, качая подбородком, смотрел сверху, и ей казалось каждую секунду, что сейчас заговорит, но он молчал. И это молчание было страшнее крика. Замер, опустил глаза вниз, захватил пальцами край разорванной туники и оттянул в сторону, открывая одну ногу от бедра и ниже, усмехнулся громко. Ацилия вспылила, повернула лицо к нему, сверкая глазами, вырвала одежду из его пальцев:

— Что вам надо?

— Мне?.. — он отстранился от удивления, — Это мне, оказывается, что-то надо?

Ацилия смутилась, зажимая подол туники в кулаке, чтобы закрыть ноги, отвела глаза:

— Ну хорошо, да… Я виновата… Я ушла…

— Сбежала! — перебил он резко, и Ацилия вздрогнула глазами, перевела взгляд ему на лицо:

— Да. Сбежала. А что вы хотели от меня? Я же говорила вам когда-то, что не смирюсь с вами, что буду бороться… Я хочу домой, а вы…

— Выходит, это я ещё и виноват?! — крикнул ей в лицо, — Виноват в том, что ты сбежала? Так?

Ацилия пожала плечами:

— Как хотите, так и понимайте. Мне всё равно.

— Зато мне не всё равно! — он опять закричал ей в лицо.

— Не кричите… — она казалась спокойной, но губы её дрожали.

— Что?! — Марций наклонился к ней, к самому лицу, будто не расслышал.

— Не надо кричать, я и так вас хорошо слышу.

Он взял её ладонью за лицо, впиваясь пальцами в щёки, заговорил, глядя в глаза:

— Под Лелием ты что-то молчала, голоса не дано? Кричать не умеешь? А что так? Нравится?.. Я не слышал твоего сопротивления… Обычно женщины кричат в подобных случаях, а я — кричу сейчас — от злости… А ты не умеешь! Может, тебе нравится, когда тебя насилуют, а?

Ацилия дёрнула головой, освобождаясь от него, зашептала через боль в щеках:

— Нет!.. Мне не нравится… Я не больная…

— Вот как? — усмехнулся.

— Поэтому я и ушла от вас, вы тоже — насильник, как и Лелий… Вы наслаждаетесь болью других…

— Неправда! — перебил он её.

— …и я сопротивлялась! Вот, сами смотрите! — она протянула руки, и на локтях, на предплечьях Марк увидел тёмные пятна синяков от пальцев Домна. Усмехнулся:

— Я предупреждал тебя…

— Отпустите меня домой.

— Нет!

— Позвольте мне написать письмо в Рим.

— Нет!

— Почему? — её лицо исказила мука.

— Тебе плевать на мои слова, а мне — на твои… А зря, зря ты думаешь, что я просто пугаю тебя.

— Что вы хотите этим сказать? — удивилась Ацилия, вскинув тёмные брови.

— Я обещал тебе, что при втором побеге отдам солдатам…

— Вы не посмеете, вы не сделаете этого…

— Почему? — Ацилия ничего не ответила, только несколько раз моргнула растерянно, — Потому что ты патрицианка? Потому что дочь сенатора, да? Поэтому?.. Ты думаешь, к тебе должно быть другое отношение?.. — усмехнулся пренебрежительно, откинув голову назад, — Ты такая же женщина, как и все другие, ничем ты не отличаешься. Я уже сравнил — ничего особенного…

— Вы… Вы… — зашептала Ацилия, делая шаг назад, — Как вы можете? — закачала головой, словно приступ боли претерпевала.

— Другие тебе то же самое скажут. Вот увидишь.

Он решительно шагнул к выходу, крикнул:

— Фаусимус?

Вернулся, твёрдо поджав губы. Зашёл легионер, Ацилия только медленно перевела на него глаза и снова перевела на Марция.

— Фаусимус? — легионер вскинулся на своё имя, — Давно у тебя была женщина?

— В смысле, господин Марций? — перевёл удивлённые глаза, вскинул брови, раскрывая рот от изумления, а Ацилия отшатнулась в страхе: неужели он в самом деле сделает это? Неужели он способен?.. Боги святые…

— Женщина? Самая настоящая женщина из плоти и крови? Давно ты в последний раз спал с женщиной? — он напирал на растерянного солдата.

— Ну… — замялся, глянул Ацилии в лицо.

— А хочешь? Хочешь прямо сейчас?

— Ну… Я не знаю… Смотря, какая женщина…

— А тебе не всё равно? — Марций усмехнулся, а легионер удивлённо промолчал, наверное, ему ещё ни разу не предлагали подобного, и он думал, что его разыгрывают, чтобы потом посмеяться. Ацилия заворожено смотрела в лицо Марция, будто всё, что происходит, и не касается её, а он, как одержимый, словно играл роль, не оглядываясь, не думая, жестоко. Вскинул руку:

— Вот, эта вот женщина! — Ацилия отшатнулась, когда оба мужских лица повернулись к ней, — Нравится? Смотри внимательнее, Фаусимус… Смотри на неё… Нравится?

— Ну… — солдат, — мальчишка не старше самой Ацилии! — пожал плечами, улыбнулся неловко, — Это же ваша рабыня, все знают…

— А я разрешаю тебе. Хочешь мою рабыню?.. Хочешь? Я разрешаю… Прямо сейчас… Бери! — он быстро подошёл к Ацилии, встал за спиной, взяв сзади за подбородок, приподнял её голову, — Что, не нравится? Смотри, какая… — поймал за тунику у горла и рванул вниз до самых локтей, открывая плечи, грудь. Ацилия вскрикнула от неожиданности, быстро закрылась руками, наклонилась вперёд, стараясь сжаться. От резких движений туника колыхнулась вокруг ног, открывая их. А Марций так и стоял за спиной, глядел на белые вздрагивающие лопатки, желобок позвоночника. Последний раз он вот так вот видел эту белую спину у Овидия, тогда ему было её жалко… Ему было жалко эту девчонку… Он вскинул голову:

— Ну что, Фаусимус?

— Я даже не знаю, господин Марций…

— Ну что ты за растяпа! Ничего, я найду другого… Иди отсюда!

Пошёл к выходу, а Марций проводил его глазами поверх плеча рабыни, так и стоял у неё за спиной, проговорил негромко:

— Теперь ты понимаешь, что я не собираюсь с тобой шутить?

Ацилия вздрогнула, ни ничего не ответила, быстро отошла в сторону, отвернулась, наклонив голову, впопыхах стала натягивать вверх на плечи рукава разорванной одежды. Снизу порвано, сверху порвано, что им всем от неё надо?

— Ещё ни один человек не обращался со мной так жестоко, как вы… — негромко заговорила она, по-прежнему стоя к нему спиной.

— Конечно, ты привыкла, что вокруг тебя рабы и слуги, любящие папочка и брат, все смотрят на тебя, все любуются…

— Даже Овидий не так жесток, как вы… От него я по крайней мере смогла отбиться, мне хватило моих сил, вы же… от вас же… — передёрнула плечами, — Вы же получили своё подлым шантажом, положив на другую чашу весов то, что вы делаете сейчас… Это мерзко! Мерзко и подло… — Марций слушал её не перебивая, только брови его от удивления с каждым её словом поднимались всё выше. — Даже Лелий… У него свои причуды, действует он, конечно… Но его можно понять, он просто хочет получить то, что хочет, и способы его не интересуют… Я не думаю, что он когда-нибудь будет шантажировать меня, как вы… Мерзко и грязно! Получит своё и успокоится…

— Хорошо! — он перебил её, — Я понял тебя!.. Ты жалеешь, что я отбил тебя, что вмешался… Я могу тебя продать ему…

— Нет! — резко перебила Ацилия, обернувшись к нему, стояла, обняв себя за плечи, удерживая рваную одежду, — Вы неправильно поняли меня! Не надо делать мне всё на зло! Специально! Ну что вы за человек, ей-богу… Я говорю не о Лелие, я говорю о вас! О вас! Откуда столько жестокости по отношению ко мне, именно ко мне? Что я вам сделала?.. Да, сбежала, и буду сбегать и ещё, и ещё… Потому что я не хочу быть ничьей рабыней, я хочу быть свободной, а даром вы меня не отпускаете и даже продать родным не хотите…

— И не отпущу. — Он кивнул головой. — И не продам. — Смотрел ей в лицо, она впервые так много говорила при нём, и так грамотно, так прочувствованно, — Я думал, что у нас всё наладилось, я не бил тебя, не насиловал, вернул тебе твои побрякушки, ты нигде не работала…