Страница 10 из 27
— Да что там выделило? Просто пузо на нос лезло, вот и пришлось жениться. Она б без меня не управилась — сирота, что с нее взять.
Владимир нахмурился:
— Так как же ты ее бросил? Она же одна, как она без тебя проживет?
— Проживет, — злобно прошептал Виктор. — Такая проживет, не бойся. Стервы — самый живучий народ. Ты никогда не задумывался, почему по всему миру продолжительность жизни мужчин лет на восемь-десять короче, чем у женщин? Да потому что они поедом нас жрут, силы из нас вытягивают. Энергетические вампиры, все, как одна!
— Интересная версия, — Владимир посмотрел на часы и зацокал. — Начинаю опаздывать. Если хочешь, поехали со мной. Или тут посиди. Может, поспишь с дороги?
— Да я бы… — гость замешкался с ответом, не зная, что предпочесть — заманчивы были оба варианта. — Черт, и то хочется, и другое интересно. На радио не был никогда в жизни, и усталость чувствуется. Сосед в поезде храпел так, сволочь, что только днем вчера прикорнул малость. Но радио все-таки… А, поехали!
— Радио как радио, ничего интересного. У меня послезавтра телевидение, вот там действительно интересно. Я, собственно, и сам впервые туда пойду — раньше не решался. Я человек не публичный, мне это повышенное внимание как…
Он сделал характерный жест ребром ладони по горлу, демонстрируя явление, которому не нашел подходящего слова, и продолжил недовольно:
— Я бы и дальше отсиживался, да издатель настаивает. Говорит, бренд надо раскручивать, повышать тиражи. Оно-то все верно — не засветив морду лица, известным нынче не станешь. Вот ты, например, книги читал, а на автора внимания не обратил. Так?
Виктор улыбнулся:
— Так. Никогда в жизни не запоминал.
— Не ты один. Большинство людей именно так и читают. По обложке книгу выбирают, по громкому названию, или по раскрученной физиономии. Как ты понимаешь, второе — куда чаще. А одними книгами фиг раскрутишься: надо в ящике почаще мелькать, да по радио. Причем первое более эффективно: читатель любит глазами, а не ушами.
— Ну да, это только бабы-дуры ушами любят. Как только перестаешь им лапшу разную на уши вешать, тут же в стерв превращаются.
Задумавшись на какое-то мгновение, Владимир неуверенно ответил:
— Ну, это тебе виднее, я не в курсе. Значит, так. Я собираюсь, а ты отдыхай, лучше потом в Останкино тебя возьму. Осмотрись тут, выбери комнату по душе. Любую, кроме моей спальни и кабинета. Отдыхай. А вечерком обмоем встречу, посидим, как положено.
И улыбнулся так, что у Виктора отлегло от сердца: простил. Он так боялся, что Вовка затаил камень за пазухой, что только прикидывается добреньким, а сам дождется, когда гость расслабится, и врежет по самое некуда: дескать, померла, так померла, как в известном анекдоте, вот и возвращайся в свой Задрюпинск!
Наталья Станиславовна уехала вместе с Владимиром — он обещал подбросить ее до метро. Виктор остался в городом одиночестве. После сытного обеда, да после двухдневного пути хотелось спать, но сначала он решил по совету брата осмотреться. Да и было что посмотреть: это ж он не в свою Наздрапетовку приехал. В доме известного писателя ему до сих пор бывать не случалось. А тут еще этим писателем оказался родной брат. Которого он много лет назад "похоронил" ненароком.
Раньше Виктор и не догадывался, насколько огромна квартира. Доступ имел только в одну комнату, да в ванную с туалетом. Даже на кухню старался лишний раз не соваться — там без конца находился кто-то из постоянных жильцов и демонстрировал, мягко говоря, нелюбовь к нагрянувшим абитуриентам. Собственно, такому негостеприимству он тогда не удивился: поди, и так несладко жить в коммуналке, а если еще в одну комнату набьется человек шесть-восемь посторонних обитателей. Ни к туалету не подобраться, ни к ванной — с утра приходилось очередь занимать.
Теперь же никаких очередей, никаких недовольных соседей. Все пять комнат к распоряжению одного человека. Братец-то нехило устроился. Огромная квартира, куча денег — а как же иначе, если всех соседей расселить умудрился. Да не в их Задрюпинске, в самой Москве — а тут известно, какие цены на недвижимость.
Хозяйство брата впечатляло. Комнаты одна другой краше. Такой ремонт Виктор разве что в кино видел. А мебель?! С первого взгляда даже дилетанту становилось понятно, что явно не на рязанском мебельном комбинате деланная. Наверняка итальянская, или финская какая-нибудь. Во всех этих хозяйственных причиндалах Виктор совершенно не разбирался. Полтора года назад они с Иркой тоже сделали ремонт, правда, осилили только одну комнату. И обои, и линолеум тогда жена выбирала, Виктор ее только возил везде, да деньги успевал отстегивать. Но помнится, она сильно итальянской плиткой восхищалась, вот ему и запомнилось: все самое лучшее для дома — итальянского производства.
Да, устроился братишка… И тебе Москва, и тебе шикарная квартира, и тебе работка непыльная: ваяй рассказики в свое удовольствие, да еще и денежки за это огребай. И при этом всем даже женитьбы избежал. Виктор, выходит, весь в дерьме, а этот на коне и в белом! Ни алиментов платить не надо, ни нервы тратить на все эти разборки. И где справедливость, спрашивается?
Вернувшись домой, Владимир обнаружил гостя спящим. Будить не хотелось — пусть поспит, отдохнет. Сразу видно — не от хорошей жизни брата искать вздумал. Да и самому хотелось побыть в тишине, в привычной обстановке, то есть в одиночестве.
Скажи ему вчера кто-нибудь, что Виктор приедет, да спроси, как он к этому отнесется, Володя послал бы такого пророка подальше. Слишком сильна была обида. К тому времени, как оказались здесь, в Москве, абитуриентами, братья были уже не слишком близки между собой, и это еще мягко сказано. Пожалуй, кроме матери и дома у них не было ничего общего. Не считая внешности, конечно.
Может быть, Владимир сам был виноват в том, что Витька не понял его устремлений: не объяснил, привыкнув все держать в себе. А тому этот ВГИК даром не был нужен: актерство для него — всего лишь неожиданная блажь, на самом деле он никогда не стремился ни на сцену, ни в кино. Ему куда интереснее было гонять в футбол с пацанами, да забивать одноклассницам головы романтикой. Наверное, поэтому Виктор и не понимал, насколько важна для брата мечта. Володя ведь с детства стремился к писательству. Вернее, и сам тогда этого не понимал, просто постоянно фантазировал, заснуть вечерами не мог — часами придумывал какие-то истории, то забавные, то грустные, а то и вовсе страшные, мистические. И казалось, что, узнай любую из историй какой-нибудь именитый режиссер — придет в восторг, будет рыдать, и непременно возжелает экранизировать. Мечталось, как в Каннах этому фильму будет рукоплескать публика, а потом автору вручат Золотую Пальмовую Ветвь. И не беда, что приз будет держать в руках тот самый режиссер — Владимир-то точно будет знать, что наградили вовсе не фильм, а его историю, его придумку, а значит, главный победитель — он.
ВГИК казался для него недостижимой мечтой, из тех, что до конца жизни остаются лишь мечтами. Пожалуй, даже и пытаться поступить не стал бы: отец бы его намерениям быстро хвост укоротил. Не в меру крут был и серьезен. У самого неполное среднее образование, и мальчишкам внушал: мужик, мол, деньги зарабатывать должен, а не учиться. Мать его всегда поправляла: это раньше без образования можно было жить, а теперь хоть училище — но обязательно, без этого никуда. А лучше техникум. Убедила — отец прочил сыновьям строительный техникум. Попробовал бы Володька при нем заикнуться о Москве, о ВГИКе… У, и подумать страшно о последствиях!
Однако батя самую малость не дожил до выпускного вечера пацанов. И потому Владимир решил рискнуть: мать всю жизнь отличалась мягким характером и уступчивостью, как только ей удалось в свое время отца переубедить насчет образования? Затеял разговор, не особо надеясь на успех. Не того боялся, что мать не пустит, перехватив на себя отцовы вожжи. Опасался, что плакать начнет, на жалость давить: мальчики мои дорогие, а как же я одна останусь?