Сюрприз в бантиках

А посему придется терпеть Чуликову. В конце концов, может, он все-таки ошибся на ее счет? Просто слишком много вокруг недоброжелателей и косых взглядов, никто не хочет понять, что ее поведение вызвано всего лишь моральной поддержкой перспективного новичка, и не более.

Взбодрившись, Бахарев встал и резвым шагом направился домой. В сугробе на скамейке осталась характерная округлая вмятина.

Бороться со слезами не получалось. Почему все так, почему? Ему — Новый Год, вечеринка в кругу сотрудников, веселье, приятное общение и вообще все прелести жизни. А Юльке только обиды, слезы, надоевший до оскомины телевизор в съемной квартире и толстый-толстый живот, не позволяющий даже спать нормально. К зеркалу и вовсе подходить не хотелось: жуткая громадина с пухлыми губами и щеками, с набрякшими мешками под глазами никак не могла быть Юлькой Мамоновой. А вот Бахаревой, выходит, могла… Даже ресницы, и те стали какие-то короткие, и тушь на них ложилась отвратительно. А ведь раньше были такие пышные. Пусть не по-настоящему длинные, но вполне нормальные. По крайней мере, раньше Юльке не приходилось из-за них злиться. Одно радовало: противные пигментные пятна стали понемножку светлеть. Подумать только — как мало, оказывается, нужно для счастья! И бедняжка опять разрыдалась.

— Ну Юль…

Просительный тон не помогал. Кто бы знал, как Вадиму хотелось рассказать, объяснить ей, что ему меньше всего на свете хочется идти на эту дурацкую вечеринку. Что куда с большим удовольствием он бы остался дома, в обществе своей обидчивой и слезливой, не слишком красивой — временно! — жены, а все эти вечеринки послал бы далеко-далеко, для уточнения адреса даже нецензурным лексиконом бы воспользовался. Да будь у него хотя бы малейшая возможность избежать этой обязаловки, он бы…

— Юль…

Его ладонь, мягко прикоснувшаяся к пухлому плечу жены, немедленно была сброшена. Словно не женщину погладил — кобылку необъезженную.

— Юль, ты хочешь, чтобы меня уволили?

Как он хотел, чтобы она сказала "Да!" Но даже в этом случае не смог бы написать заявление "По собственному желанию". Только став мужем, понял смысл слова "долг". А значит, даже получив индульгенцию от жены, все равно не посмел бы бросить работу. Ибо он теперь — кормилец. И никто не обещал ему, что это будет легко.

Юлька неуверенно помотала опущенной головой. Нет, ей не хотелось, чтобы Вадик остался без работы — на ее декретные они долго не протянут. Но при чем тут работа, если речь шла всего лишь о вечеринке?

— Вадюш… Ну Вадинька… Я не хочу, чтобы тебя уволили. Я хочу, чтобы ты остался дома. Неужели я прошу слишком много?

Попытки удержать обильное слезотечение помогали слабо. Она старалась, она очень старалась — злилась на себя, что стала такая "мокрая", готовая реветь по любому поводу и даже без него. Но ничего не помогало: нервы, что ли, совсем никуда не годными стали? Неужели она останется такой до конца жизни? Вадик же ее бросит — кому нужна такая жена? А слезы все равно текли по щекам вялым дождиком.

— Юль…

Кто бы знал, как ей были приятны его крепкие, уверенные объятия! Только в них она теперь чувствовала себя в безопасности. Но… Почему, ну почему нельзя сделать так, чтобы он каждую минуточку был рядом?

Она зарылась носом где-то у него под подбородком и притихла. Вадим ласково гладил ее по спине, и чуть покачивался из стороны в сторону, словно убаюкивая маленького ребенка.

— Больше всего на свете я хотел бы остаться дома. Да и "Крепкий орешек" сегодня, вторая часть, самая моя любимая. Я бы с куда большим удовольствием посидел перед телевизором. Но нужно идти — явка обязательна, никакие отмазки не катят. Я пытался объяснить, что у меня жена беременная, что я должен быть с тобой. Порядки драконовские!

Он едва сдержался, чтобы не стукнуть кулаком — стучать-то пришлось бы по Юлькиной спине. Нервы уже не выдерживали. Каждое утро шагал на работу, как на голгофу. Вечеринка же вообще выбила его из колеи — надо же до такого додуматься: устраивать сборище накануне Нового Года в офисе, да еще и с обязательной явкой сотрудников, и без сопровождения официальных половин. Причину Чуликова огласила при всех:

— Не все сотрудники женаты. Если кто-то приведет жену-мужа, другие будут чувствовать себя не в своей тарелке. Повторяю еще раз для тех, кто присоединился к нам в текущем году, старые с правилами знакомы: вечеринка корпоративная, проводится на средства компании, а потому компания считает себя вправе диктовать условия. Условия предельно просты: вечеринка для всех сотрудников, то есть явка строго обязательна. Чтоб потом не было требований о повышении зарплаты: я на вечеринки не хожу, так что компания на мне сильно экономит. Повторяю: явка строго обязательна! Исключения только для пребывающих в отпуске и на больничном. Посторонние не допускаются, даже если являются членами семьи сотрудника. Вопросы есть?

Сказано это было таким тоном, что любому мало-мальски здравомыслящему человеку стало понятно: ответом на вопрос будет злобный рык. И теперь независимо от того, хотелось ли Бахареву идти на вечеринку, или он предпочел бы целый вечер проваляться на диване, с небывалым интересом наблюдая, как Брюс Уиллис в очередной раз расправляется с бандидами-террористами, единолично спасая аэропорт и кучу народу в самолетах, Вадим был вынужден идти на дурацкую вечеринку, смотреть на надоевшие до колик в животе рожи и фальшиво улыбаться в ответ на их фальшивые улыбки.

Хорошо, что жена в этот момент не видела его лица, иначе ее непременно напугал бы его перекошенный от ярости рот.

— Юль, обещаю тебе: как только смогу улизнуть — тут же сбегу, ни минуты лишней не останусь. Ты мне веришь?

Не без принуждения оторвав ее от себя, заглянул в зареванную отекшую мордашку. Юлька смотрела на него так доверчиво, что Вадиму немедленно стало стыдно, словно он лгал ей, пытаясь безнаказанно выбраться из дома с какой-то постыдной целью. Губасто-щекастая, в рыжих отметинах мордашка неуверенно кивнула и едва слышно прошептала:

— Верю…

Умом понимала — он должен уйти, эта проклятая вечеринка — часть его работы. Но сердце понимать отказывалось, заранее оплакивая горючими слезами одинокий вечер накануне праздника, когда практически все телепередачи посвящены празднованию наступающего Нового Года. Всем вокруг будет весело, а ей, несчастной, забытой, позаброшенной, придется реветь в подушку.

— Верю, — ответила она едва слышно — в горле пересохло от волнения, говорить было трудно.

И в самом деле верила. Но независимо от веры что-то гаденькое точило изнутри: а ну как найдет себе на вечеринке зазнобу? Ничего удивительного — жена-то стала не слишком симпатичная, да и в близости уже отказывает, опасаясь за здоровье младенца. А там все веселые, красивые. А от выпитого станут еще веселей, еще красивей. И беззаботней. И смелее. Забудут о тех, кого бросили дома. Решат, что все можно…

Вадик, конечно, не такой, но… Кто знает, как он поведет себя, когда жены не будет рядом? А если какая-нибудь стройная смазливая, на все согласная кокотка начнет ему строить глазки — что тогда? Устоит ли, удержится ли Вадик на краю? Останется ли верным-благоверным? Или, как и большинство из них, не устоит перед соблазном? Недаром ведь говорят, что все мужчины одинаковые…

Что там мама говорила о противоугонном устройстве? Доверие — штука хорошая, но подстраховаться никогда не помешает. Вадику — не слишком хлопотно, если он ничего дурного не задумал, а ей, Юльке, такое облегченье. Ну подумаешь, полежит, посмотрит киношки, передачки праздничные. Не слишком приятно в одиночестве-то, зато она будет знать, что ее Вадик останется ее и только ее Вадиком, что никто на него не посягнет, никто его не уведет.

Деликатно выбравшись из объятий супруга, Юля прошла к бельевому шкафу, порылась там. Вытащила маленький сверток: через целлофан проглядывала пестрая до невозможности ткань.