Спроси у зеркала

Иначе — не то слово. Валера был ей бесконечно дорог, он был огромной частью ее жизни, пожалуй, гораздо более огромной, чем она сама. Но в то же время ей очень трудно было сказать 'мы'. Почему-то на уровне подсознания понятия 'я' и 'он' категорически отказывались складываться в многозначительное 'мы'. Они и теперь, спустя семь лет совместной жизни, по-прежнему оставались отдельными единицами народонаселения земли, 'я' и 'он'. И Ларисе казалось, что точно так же и сам Валера воспринимает их союз. С той только разницей, что у него это 'я' и 'она'. Несмотря на всю их близость, и на духовную, и на физическую, они все равно оставались самодостаточными единицами.

Близость… Лариса хотела бы усмехнуться, да не получилось. И никогда бы не получилось… Потому что она плохо понимала, нормально ли то, что между ними происходит. Да, они были близки, но как-то… Пожалуй, в данном случае лучше сказать 'бывали'. Да, именно так: они бывали близки. Иногда. Не очень часто, но, впрочем, и не настолько редко, чтобы это могло насторожить одну из сторон. Время от времени. Периодически. В общем, иногда…

Впервые это произошло, как и положено, в новобрачную ночь. Но произошло не совсем так, как ожидалось Ларисе. Конечно, она не могла похвастать богатым опытом в этом плане, ведь близкие отношения имела только с Геночкой, да и то всего лишь несколько раз. Кроме самого в ее жизни счастливого нового года, это произошло еще всего лишь дважды — никак не подворачивалось подходящего случая, не было возможности остаться вдвоем в стороне от посторонних глаз. Собственно говоря, они именно поэтому и решили пожениться. Вроде и рановато было обоим, но так хотелось иметь возможность на законных основаниях оставаться вдвоем в комнате, не опасаясь, как бы родители не заподозрили криминала в закрытых дверях. Все мечтали, как останутся вдвоем в первую брачную ночь…

Вот и остались вдвоем. Только брачное ложе Ларисе пришлось делить не с Геной, а с Валерой. Как объяснить, с какими чувствами она легла на это ложе? Где найти такие слова, что смогли бы описать все ее чувства и эмоции?! Ведь до самого последнего момента, буквально до того, как за ними закрылась входная дверь квартиры на третьем этаже, Лариса ждала, что вот сейчас, вот сию минуту на пороге появится Геночка и исправит ошибку, которую она допустила по его вине. Но он так и не пришел, не исправил. А потому ей таки пришлось ложиться в постель с законным мужем. С мужем, которого она всю жизнь считала лучшим другом. Это сейчас, спустя семь лет, ей это уже не кажется большим преступлением. А тогда, в ночь после свадьбы, ей казалось верхом кощунства делить постель с лучшим другом. В некотором роде даже инцестом, потому что кроме того, что она считала Валерку лучшим своим другом, она относилась к нему и как к брату…

И тогда, и теперь Лариса была уверена: Валера в тот момент испытывал точно те же эмоции, что и она. Потому что так же, как и она, не мог расслабиться, не мог отделаться от ощущения, что что-то происходит неправильно. В ту ночь он несколько раз набрасывался на нее то диким зверем, то ласковым теленком, начинал терзать ее обнаженное тело, но довести начатое до завершения у него получилось лишь под утро…

У Ларисы даже не было нужды сравнивать мужа со своим первым мужчиной. Не потому, что один был лучше, а другой хуже. А потому, что они, по сути, выполняли разные функции в ее жизни. Потому что Гена ее любил. Пусть даже он ее бросил перед самой свадьбой по совершенно непонятной ей причине, но она точно знала — в тот момент, когда они были близки, он любил ее до потери сознания. Валера же… Да, Валера ее тоже любил, но он любил ее иначе. А потому и в постели всего лишь выполнял супружеский долг, и ничего более. И Лариса точно так же выполняла свой долг, или, скорее, отрабатывала перед ним должок за то, что спас ее от позора. И, пусть без особого желания, но должок он исправно принимал, как погашение банковской ссуды, с процентами. Да, Валера во всем был профессионалом, потомственным банкиром…

Однако вслед за ночью приходило утро, приходил день. И Лариса с Валерой вновь были самыми близкими людьми. И Лариса была уверена: никогда и никого не будет в ее жизни более порядочного и родного, чем Валера. А ночь… Что ночь? А кто сказал, что супружеская жизнь, вернее, супружеские ночи должны быть полны любви? Такой любви, от которой хочется умереть в объятиях партнера. Нет, супружеские отношения должны быть ровными и спокойными во всех отношениях, хоть днем, хоть ночью. Потому что нельзя строить семью сугубо на интимных отношениях. Это очень хрупкий фундамент, на нем можно построить разве что шалаш…

Лариса почти успокоилась. Нет, все это глупости несусветные. Никакая она не инфантильная, никакая не аморфная. И никто ничего за нее не решает. Просто… Почему бы ей не прислушаться к совету близкого человека, лучше, чем она сама, разбирающегося в моде, например? Разве это говорит о том, что сама Лариса абсолютно ни на что не способна? Нет, это ни о чем не говорит. Разве только о ее здравом смысле. Да еще о слабой подготовке к самостоятельной жизни. Что мешало ей, например, развить собственный вкус и чувство стиля? Ведь ей никто не насаждает свое мнение о литературе, она сама принимает решение, что читать и как воспринимать прочитанное. Просто ей нужно больше внимания уделять всему остальному. А то она и правда, пожалуй, слишком глубоко погрузилась в литературу. Вот и Валера так говорит. Но и к Андрюшиным словам тоже не мешало бы прислушаться. Если со стороны создается такое впечатление, может быть, отчасти это и правда. Не до такой степени, конечно, как обрисовал ситуацию Андрей, но лучше последить за собственным поведением. Да, немножко больше самостоятельности ей, пожалуй, не повредит.

Лариса уже съехала с основной трассы, когда раздался звонок мобильного. Вместо имени звонившего на экране высветился лишь номер. Стало быть, абонент не внесен в память телефона. А вести машину и рассматривать номер не было никакой возможности. В конце концов, его можно будет разглядеть и позже.

— Алло, — приняла Лариса вызов.

— Здравствуйте, Лариса, — ответил незнакомый голос. — Вы меня не знаете. Пока не знаете. Но возможно уже давно догадываетесь о моем существовании. Меня зовут Кристина, я хорошая знакомая вашего мужа. Очень хорошая, — с некоторой долей сарказма в голосе добавила собеседница. — И мне нужно с вами встретиться.

У Ларисы под ложечкой что-то противненько засосало. Что еще за 'очень хорошая знакомая'?! Если это знакомая Валеры, то почему она звонит не ему, а его жене? И откуда этот сарказм в голосе? Фу, до чего бестактный пошел народ!

И Лариса ответила предельно холодно, но подчеркнуто корректно:

— Ну, это же вам нужно, не мне.

Собеседница, наверное, готова была к любому развитию разговора. Потому что ответила без малейшей паузы, как будто хорошо подготовилась к уроку:

— Поверьте, вам это нужно не меньше, чем мне. Я хочу рассказать вам много нового и интересного о ваших близких.

Это было уже совсем противно слушать. Что это еще за новости? Шантаж?! Через нее пытаются подобраться к Владимиру Александровичу? Мало кто в столице не слышал это имя. Но подбираться к нему через его невестку? Какая наглость, какая низость!

— Покорнейше благодарю, — Лариса постаралась вложить в голос еще больший сарказм, нежели сама невидимая собеседница. — Но о своих близких я знаю все, что мне необходимо. А то, что не является необходимым, является лишним. Так что в дальнейшем не утруждайте себя звонками на этот номер — ваш телефон я заношу в черный список. Прощайте, доброжелатель!

Но очень неудобно было удерживать крошечный телефончик в руках и вести машину по неровной дороге. А потому Лариса не успела вовремя отключиться и услышала настораживающий вопрос собеседницы:

— Вы действительно полагаете, что тот сарафан на цепочках был эксклюзивным?

Слова 'сарафан на цепочках' очень слабо ассоциировались с личностью Владимира Александровича Дидковского, и Лариса опешила. И, естественно, забыла нажать кнопку отбоя. Ах, если бы этот звонок не застал ее за рулем, быть может, все могло бы пойти совсем по другому сценарию?