На восходе луны

А Маринка, уставшая уже отворачиваться от его пристального взгляда, ловящая его даже в окне вагона, словно в зеркале, взмолилась уже вслух:

— Не надо, Андрюша, не смотри так. Не надо…

И от одного голоса ее, от умоляющего тона, от того, как она произнесла его имя, Андрей понял: пропал. Вроде далеко не первая она называла его Андрюшей, но так, как она, с такой нежностью, к нему еще никто и никогда не обращался.

Глава 4

Марина прекрасно понимала, что является для Андрея всего лишь игрушкой. Знала, что от нее ему нужно одно. И не хотела давать ему требуемое, не хотела уступать. Не хотела и встречаться с ним, умудрилась даже противостоять Лариске, когда через пару дней та буквально умоляла ее вновь поехать на дачу. Как будто мало ей было той ночевки с Вовчиком, как будто не понимала, что нужна ему только для этого.

Лариска злилась, бесилась, прядая крыльями курносого своего носика, пыхтела от бешенства, ведь привыкла, что Маринка сопротивляется максимум две минуты. А тут полдня уговаривала упрямицу, а та — ни в какую: не поеду, и все тут. Пришлось ехать одной, ведь мальчики-то ждали, разве можно обманывать их ожидания?

Что уж там у них за встреча вышла, а только ранним вечером явился Андрюша:

— Малыш, я не понял. В чем дело, детка? Я тебя жду, а ты не приезжаешь.

— Знаешь, Андрюша, — сказала вроде просто, а у Андрея аж мурашки по телу поползли. — Не надо нам больше встречаться. Я глупость спорола, что в прошлый раз позволила себя уговорить. Не надо мне было ехать. Ну да что там, поезд ушел, ничего теперь не поделаешь. Только на продолжение не рассчитывай — продолжения не будет.

— Э! Э, э, э! Ты это брось! Что за шуточки — не будет продолжения! Это почему это? — искренне возмутился Андрей.

— Просто не будет, и все. И без объяснения причин. Если сам не догадываешься — объяснять бесполезно.

— Э, детка, ты что? Динамо? Нет, милая, так не пойдет. Малыш, я, между прочим, через весь город за тобой ехал, потому что видеть тебя хотел…

— Я не детка и не малыш, — перебила Марина. — И не видеть меня ты хотел, другое тебе нужно. Только ищи это другое в другой стороне. Все, Андрюша, прощай. И дорогу сюда забудь. То была банальная ошибка.

— Э, э! Какая ошибка? Ты сдурела?

Марина одарила посетителя холодным взглядом:

— Я не 'Э', у меня имя есть. Впрочем, я не удивлена, что ты его не запомнил. Иди, Андрюша, родители скоро вернутся. Я не хочу, чтобы они застали на пороге собственного дома сексуально озабоченного юношу.

— Э, детка, — опешил Андрей. — То есть Марина. Ты базар-то фильтруй! Это кто тут 'сексуально озабоченный'?

— Ну не я же! Позволь напомнить — это ты ко мне пришел, это ты меня тянешь на дачу. Это у тебя от желания аж глазки блестят. Только зря они блестят. Не светит им сегодня ничего. По крайней мере, от меня.

Андрей сменил тон. Как его бесили все эти недотроги. И ведь все до единой одинаковые, все хотят того же, чего и он, но нет, открытым текстом они этого сказать не могут, они же гордые! Они только в койках охать умеют, да только до койки их еще дотащить надо.

— Ну ладно, Мариш, — уговаривал он. — Ну покочевряжилась и хватит, будем считать, что я оценил твою скромность. Я уже стоять не могу, я тебя сейчас съем, несмотря на присутствие родителей! Ну поехали, ну, детка! Не упрямься же!

Марина рассердилась:

— Я уже сказала: я не детка! И угомонись — никуда я с тобой не поеду. Я не занимаюсь групповым сексом. Я этим вообще не занимаюсь! Случайно вышло, о чем я буду всю свою жизнь дико сожалеть…

— Сожалеть?! — возмутился Андрей. — Сожалеть?! Да ты же пищала от восторга! Вышло-то оно, может, и случайно, согласен, зато как было здорово! И тебе, между прочим, тоже понравилось.

— Понравилось мне или нет — это уж позволь мне самой судить. А мне, кстати, совсем и не понравилась. Мерзко это все, мерзко и гадко. Все, Андрюша, ты свободен. Да особо-то не переживай — на вокзале девок много, свистни — табун набежит, так что ты ничего и не потеряешь, может, только приобретешь.

— Нет, подожди, — попытался утихомирить разбушевавшуюся подружку Андрей. — Зачем сразу так кардинально? Давай попробуем договориться…

— На вокзале договоришься, — отрезала Марина и захлопнула перед ним дверь.

Андрея дико обидел немотивированный, на его взгляд, отказ. Он вообще не привык к отказам — как же, он, Андрей Потураев, весь из себя такой неотразимый и обаятельный, секс-символ родного института, и вдруг облом?! Сказал себе, как отрезал: 'Ладно, крошка, не хочешь — не надо. Только еще неизвестно, кто из нас больше потеряет. Я-то действительно себе еще целую ораву девок найду, а вот ты меня запомнишь надолго. Еще умолять о встрече будешь, сама подстилаться начнешь, когда уразумеешь, что даром мне не нужна. Да только я ведь прощать не привык, так что все твои усилия останутся напрасны'.

Как бы между прочим дал номер своего телефона Лариске, мол, если что — звони. Хотя на самом деле надеялся, что Лариска сама звонить не будет, зато непременно передаст телефончик подружке. Та покочевряжится немножко, испереживается вся из-за того, что кавалер больше не пристает, да и позвонит сама — куда она, на фиг, денется, козявка неопытная? А вот тогда он отомстит ей жестоко! Она до конца дней своих жалеть будет о том, что позволила себе так говорить с Андреем Потураевым.

Летние дни пролетали незаметно. Лариса прицепилась к Вовке, как к родному, и стала в их компании вроде как своей. Андрюшины же пассии менялись со скоростью взбесившегося калейдоскопа. Не то чтобы Потураев страдал сексуальным бешенством, просто стремился продемонстрировать перед Лариской, что совершенно не страдает из-за невнимания к собственной персоне со стороны Марины. Сам старался ее имя не упоминать. Если же воспоминания травили душу и молчать было совсем уж невмоготу, отзывался о ней, как о маленькой глупой дурочке:

— Ну что, Лар, как там твоя подружка? Сильно на меня обижается? Все ждет небось, как я к ней заявлюсь с шикарным букетом и обручальным колечком на тарелочке с голубой каемочкой? Надо же, оказывается, в наше циничное время еще выпускают таких наивных дурочек!

Лариска охотно поддерживала шутку:

— Ох, Андрюша, и не говори. Надо же быть такой сладкой идиоткой! Ну подумаешь, девственности лишилась. Все равно бы это произошло рано или поздно. Тогда почему не сейчас, почему не с тобой? 'Беречь себя для мужа'. Хм, что за чушь?!! Кому это надо?

— Вот-вот, и я о том же, — подхватывал Андрей. — Так как она, сильно на меня сердится? Поди, все уши тебе прожужжала, да? Дитя наивное.

Однако Лариса действительно не замечала его явного интереса к этой теме, все чаще бывала поглощена собственной персоной и личностью бесценного своего Вовчика.

— Ой, да что ты все про Маринку да про Маринку? Я и видеться-то с ней не успеваю, все боюсь Вовчика одного оставить. Правда, пару дней назад встретились случайно, протарахтели два часа прямо на улице. Да только она, по-моему, про тебя давно думать забыла. Она у нас такая — о неприятностях старается забыть поскорее. Ее, по-моему, книжки гораздо больше интересуют. Представляешь, в наше-то прогрессивное время — и книжки! Вот дура-то!

Андрея дико коробила легкость, с которой Лариска предает подругу, с каким удовольствием говорит о ней гадости. Она и раньше-то, с самого дня знакомства, ему не нравилась, а теперь он чувствовал к ней совершенно непереносимое презрение. Однако откровенно его демонстрировать не осмеливался: почему-то, несмотря на все уверения самого себя в том, что сам ни за что не напомнит о своем существовании Маринке, опасался потерять единственный источник информации о вредной девчонке.

Он уже давным-давно раскусил, что и Маринка, и Лариска явно никакие не студентки. Правда, в первый день поверил, а потом стали закрадываться смутные сомнения. По Ларискиному поведению еще можно было поверить, что она студентка, хотя и у нее периодически проскакивали какие-то совершенно детские высказывания. А вот Маринкино поведение при второй и, кажется, последней их встрече явно не соответствовало поведению в данной ситуации второкурсницы. От ее упрямства настолько ярко веяло детскостью, наивностью… Несмотря на то, с каким удовольствием она принимала его ласки тогда, под душем, при повторной встрече закапризничала, аки малое дитя. Ну чем еще, кроме каприза, можно было объяснить ее упрямство? Абсолютно ничем. Детский каприз в чистом виде. Ведь теперь терять-то ей уже нечего! Ну, допустим, обидно было за потерянную девственность. Странно, конечно, но понятно. Но она, девственность эта дурацкая, все равно уже в прошлом и возврату не подлежит. Так чего, спрашивается, выпендриваться? Чего еще ей нужно? Ну не захотела ехать сама, сугубо по Ларискиному приглашению. Очень даже понятно и почти логично. Мужик, ясно дело, так никогда бы не поступил, но вчерашняя девочка, не привыкшая еще к своему новому статусу… Ладно, допустим. Так ведь он потом сам за ней приехал. Сам, собственной персоной! И лично звал, приглашал. Причем даже вполне настойчиво. Нет, и этого оказалось мало! Тогда чего она ждала? Объяснений в любви?! Поистине наивность в высшей степени. На такой поворот событий могла бы рассчитывать разве что пятилетняя девчонка. Нет, на второкурсницу не тянет даже с очень большой натяжкой. Надо же, а выглядит вполне сформировавшейся бабочкой. Ох уж эта акселерация!