Идолопоклонница

Как-то непривычно и странно Жене было думать о Городинском, как о слабом. Все пять лет воспринимала Димочку, как кумира, а кумир ведь не может быть слабым. Но разве от того, что попал в трудную ситуацию, что позволил себе в безвыходном положении проявить слабинку, Дима стал хуже, стал не достоин Жениной любви? Да нет же, нет! Даже если Женя вдруг сама засомневалась в своих чувствах, то Диминой вины в этом нет! Виновата только сама Женя. Значит, любовь ее была недостаточно сильной, если при первом же испытании пусть не исчезла совсем, но несколько померкла, потускнела. Значит, слаб не Дима, а сама Женька, потому что посмела подвергнуть сомнению свою любовь к кумиру.

А Дима… Дима ни в чем не виноват. Разве это он придумал весь тот кошмар, в котором они оказались вместе с Женей? Разве от него исходила инициатива так называемого 'подарка'? Если уж и виноват в чем-то Дима, так только в том, что так глупо выдал себя при встрече с врагом. Во всем остальном виноват только страшный человек Зимин!

Конечно, неприятно, что Дима позволил себе быть слабым. Все бы ничего, но опускаться до того, чтобы умолять Женьку о помощи? О такой помощи?! Это как минимум некрасиво. Но стоит ли вот так сразу подвергать сомнению собственную любовь? Как и то, достоин ли Дима ее любви? Он ведь просто попал в безвыходную ситуацию. Что поделаешь — он и в самом деле очень сильно зависит от своей Петраковой, иначе, Женя была уверена в этом, ни в коем случае не опустился бы до такого унижения перед нею. Значит, и в самом деле все выходы на сцену находятся в жадных Алининых руках. И Диму даже можно понять — как ему жить без сцены, без славы, если он для этого рожден, если это его предназначение? Осудить — легче легкого. А ты попробуй понять, простить, пожалеть.

Да, Женя жалела. Сочувствовала, сопереживала. Прятала глубоко в подсознание неуверенность в собственном чувстве к нему, и вновь и вновь искала оправдания Городинскому. И, что характерно, почти без труда находила! Не меньше Димы возмущалась поведением Зимина. Каков подлец, а? Ведь намерено ходит к Алине чуть не каждый день, или хотя бы звонит. Не иначе, как в ближайшее время начнет шантажировать Диму. Сволочь. Страшный человек. Бедный, бедный Димочка!

Сочувствовала. Жалела. Хотела помочь. Искренне хотела. Даже таким варварским способом, о котором говорил Дима. Гадко? Безусловно! А что делать?! Если это единственный способ помочь любимому? Кто сказал, что любить — это легко? Ведь даже Лариска Сычева, ой, то есть уже Гондурова, и та ради своего Вадика отважилась бы на такой шаг. А значит, не так уж это и страшно. Ведь вряд ли Лариска, практически еще новобрачная, так легко отнеслась бы к такому разговору. Сычева, конечно, человек легкомысленный, но не до такой же степени! И как уверенно сказала: 'Да, ради Вадюши я пошла бы на все, даже на это!' Это что же, выходит, Вадик Гондуров достоин большей любви, нежели Димочка Городинский?! Но ведь это несправедливо! Нет, Лариска права, на сто процентов права — ну что, что тут страшного? Ну ведь и правда — не убудет же от Женьки! Можно подумать, что кроме Димы у нее никогда никого не было. Ведь были же! Пусть не так много, но были. И что страшного произошло? Ничего, абсолютно ничего! Кроме того, что теперь Жене было кого с кем сравнивать. Ну вот и добавит еще одно сравнение в свою копилочку. Чтобы лишний раз убедиться в том, что Димочка Городинский — само совершенство.

Да, решено. Женя сделает это. Ради Димы. Ради своей любви к нему. Даже если она позволила себе подвергнуть эту любовь сомнению. Ей ведь все равно удалось сомнения развеять без следа. Удалось? Значит, ее любовь никуда не делась. А значит, ради любви нужно жертвовать. Потому что Дима действительно пропадет без своей Петраковой. Как ни больно и обидно было Жене признавать, но Дима прав — в данный момент было бы безумием рвать отношения с нею. Он ведь действительно должен подготовиться к столь серьезному шагу. Да, Женя должна дать ему время. А выиграть время можно только тем самым способом. И она пойдет на это, решено. Как ни крути, а все аргументы говорят в пользу этого решения.

Но вместе с тем Женя категорически отказывалась звонить Зимину сама. Приглашать в гости, упрашивать, уговаривать его прийти. Умолять. Чтобы потом, когда он откликнется на ее уговоры, снова предложить ему себя. На тарелочке с голубой каемочкой. Прямо в прихожей. Фу, какая мерзость! Нет, нет, ни за что!

Вот если бы Зимин сам пришел… Может быть, тогда бы Женя и смогла переступить через собственную гордость. Лучше даже, чтобы не только пришел сам, но сам же и сделал все, чтобы ей осталось только молча покоряться ему с видом страдалицы. Вряд ли это было бы приятнее, но наверняка не так противно. Потому что в этом случае она могла бы чувствовать себя жертвой обстоятельств. А сама…

И вдруг откуда-то из глубины Жениного существа опять рождался гнев. Почему?! С какой стати она должна вести себя, как шлюха?! Это же гадко, мерзко! Да она должна была бежать от Городинского сразу же, как только он намекнул на то, каким именно способом она может ему помочь! Почему она не убежала сразу?! Почему не отказалась решительно?! Почему согласилась?! Как она могла предлагать себя постороннему человеку? Сама?! Пошло, как дешевая панельная девка, распахивать перед ним блузку, демонстрируя собственные прелести? Господи, какой ужас, какой позор! Ведь ей же жить в этом доме, по соседству с Катей! То и дело сталкиваться с самим Зиминым то в подъезде, то около дома. Как же она сможет смотреть в его глаза?!

И, ужаснувшись положению, в которое попала из-за Димы, Женька принимала совершенно противоположное решение: нет, нет, и еще раз нет! Нет, потому что на это она не пойдет никогда! И то, на что она уже пошла ради Городинского, то, как унизилась перед Зиминым, тоже было ошибкой! И распахнутая перед Зиминым блузка, и чудовищно-откровенное собственное фото в букете цветов. Ведь это фактически звенья одной цепи: сначала она пала перед Городинским, потом точно так же пала перед Зиминым. Только Городинскому она для начала подсунула красочную картинку, а Зимину сразу предъявила оригинал во плоти, так сказать. Так чем же Дима лучше Зимина?! Или чем она сама лучше? Почему не стыдно было пасть ниц перед кумиром, а такого же падения перед рядовым человеком не забудет и не простит себе до конца дней?

Глава 17

Дверь открылась, и на лестничную площадку вышел Зимин. Тут же в дверях показалась Катя, ласково улыбаясь.

— Да иди уже, оглоедиков разбудишь! — нетерпеливо отмахнулся от сестры Олег.

— Куда там, — возразила Катя. — Их теперь из пушки не разбудишь, набегались за день. Ты как приедешь — обязательно позвони, ладно?

— Знаю, знаю, — покладисто ответил Зимин, упреждая привычную Катину тираду: — Ты будешь волноваться. Обязательно позвоню. Все, пока!

И начал демонстративно спускаться по лестнице.

— Пока! Смотри ж, не забудь позвонить! — крикнула ему вдогонку Катя и закрыла дверь.

Зимин спустился на пару пролетов и прислушался. В подъезде стояла тишина, дом словно вымер: на часах — без четверти одиннадцать, будний день, народ если еще не спит, то уже вовсю готовится ко сну. В худшем случае сидят перед телевизорами. Вот и пусть себе спят. Зато вряд ли кто-нибудь его увидит. Лишь бы Женька не спала, а то уж и вовсе некрасиво получится. Хотя… о какой красоте вообще могла идти речь в данной ситуации? Тут главное остаться незамеченным любопытными соседями…

Крадущимися шагами, словно вор, Зимин вернулся на лестничную площадку и коротким звонком известил хозяйку о своем приходе…

Женя вышла из ванной и разложила диван. Расстелила постель, привычно разгладив простынь, чтобы не оставить ни единой складочки. Как всегда перед сном начала тщательно расчесывать волосы. Только на сей раз не стала при этом разглядывать Димин портрет: зачем, ведь и без него в голове миллион мыслей, и все на одну тему.