Страница 47 из 50
Хозяйка засуетилась раньше, чем Наталья ответила. Подбежала к палатке — эх, если бы у Лёшки была такая! — на несколько мгновений скрылась за желтым брезентовым пологом.
В ожидании, когда она вернется, Наталья скользнула взглядом по столу-пню чуть поодаль костра. Среди эмалированных кружек и пластиковых бутылок ее внимание привлек берестяной короб с расползшимися алыми пятнами на боках: судя по всему, в нем еще недавно хранилась клубника.
Сердце взвыло болью. Что она творит? Почему здесь? Зачем?
В то лето она решила провести отпуск у далеких родственников: мамина двоюродная сестра жила в Киеве. Наташа никогда прежде ее не видела, знала лишь по редким письмам, которые та присылала кое-когда. Однако приняли гостью по-родственному радушно. Первым делом провели по достопримечательностям: Печерская Лавра, Владимирский Собор, Золотые Ворота, знаменитый Дом с химерами, Пирогово, еще что-то — теперь Наталья уж и не упомнит всего.
А потом она гуляла по городу сама. Каждый день ехала на Крещатик, оттуда брела в какую-нибудь сторону: куда ни пойди — все незнакомо, все интересно. То к Святой Софии выйдет, то к Михайловскому Златоверхому, то к Мариинскому Дворцу, а то и к Бессарабскому рынку, где, по рассказам тетушки, отовариваются самые-самые киевляне: артисты разные, и прочий бомонд.
Там, у рынка, она нашла себе мужа. Мужем он, конечно, стал несколько позже. А тогда просто кольнуло что-то в душе. И в ступне: он здорово наступил ей на ногу, Наташа аж пискнула от боли. Сначала пискнула, а потом, когда на обидчика глянула — укололо глубже и важнее. Наверное, тогда она и поняла, где в человеке душа живет: в горле, там, где ком в самые важные жизненные моменты вырастает.
Он долго извинялся, потом обещал компенсировать нанесенный здоровью вред. Наташа смеялась, отвечала то впопад, то не очень. Позже муж говорил, что и у него тогда что-то кольнуло, но не в горле, а в висках. Наверное, у мужчин душа именно там располагается.
Они долго гуляли в тот вечер по Киеву. От Крещатика поднялись к Софии, а там до Андреевского спуска рукой подать. А Спуск этот весь булыжником вымощен. Будь Наташа в кроссовках или тапочках — все бы обошлось. А у нее босоножки на высокой платформе, танкетка и подвернулась на камешке. Могло бы кончиться переломом, но повезло, обошлось порванным ремешком на туфельке. Видимо, тот треснул, когда будущий муж наступил Наташе на ногу, а когда она неудачно оступилась — и вовсе лопнул.
Хоть веревочкой подвязывай! Наташа бесшабашно разулась, сунула поврежденную обувку в кулек — жалко выбрасывать, можно починить. И пошлепала босоного. Однако не очень-то по холодному камню потопаешь, к тому же между крупными булыжниками частенько попадалась колючая галька. А босяком, да по гальке — ничем не лучше, чем по битому стеклу.
На дальнейшей прогулке можно было поставить крест. Наташа едва не расплакалась: прощаться с новым знакомым не хотелось до чертиков. А вдруг это судьба? А вдруг они расстанутся, и больше уже никогда не встретятся? Обидно из-за лопнувшего ремешка терять того, кого, быть может, всю жизнь искала.
Будущий муж запальчиво пообещал:
— Я целый вечер буду носить тебя на руках!
Но уже через три минуты куража у него поубавилось: хоть Наташа и была в ту пору тростиночкой, но не больно-то с такой ношей погуляешь вверх-вниз по булыжному уклону.
Выход нашелся сам собою: Андреевский Спуск — не только историческое место, но и своеобразный Монмартр, пристанище художников и торговцев памятными безделицами. Лавочки и просто выносные столики уставлены-увешаны картинами с видами Киева, поделками из полудрагоценных камней и металлов, а большею частью рубашками-вышиванками, рушниками, гуцульскими безрукавками, тапочками ручной работы из натурального меха и расшивными тканевыми, еще какой-то сувенирной всячиной. Среди всей этой пестроты Наташин кавалер заприметил лыковые лапти.
Должно быть, выглядела она в них презабавно: джинсовые шорты, майка с аляповато-нерусской надписью, бейсболка задом наперед, и лапти.
Сначала было смешно. Однако вскоре Наташа стала прихрамывать: лапоточки натирали нещадно. То ли изготовлены были халтурно, то ли вообще для носки не предназначались. А скорее всего, на голую ногу их надевать нельзя: в былые-то поры под них онучи надевали, попросту говоря, обвязывали ноги портянками.
Будущий муж сперва посмеивался над Наташей. Но когда на лыке проступило первое пятнышко клубничного цвета, побледнел: не смыслил, какую боль терпела она при каждом шаге. Будто Русалочка из сказки, ради любимого променявшая рыбий хвост на нестерпимую боль.
Проверять Наташину выносливость не стал, проявил свою.
— Тут вверху Владимирская горка, вид потрясающий. Там и посидим.
Подхватил Наташу на руки, и потащил в парк.
Нести ему было нелегко, тем более что путь лежал вверх по крутому подъему. То перед собой ее нес, как жених невесту, то, устав, неучтиво на плечо перекидывал, словно мешок картошки.
Взгляды многочисленного в летний день праздного люда были прикованы к необычной паре. Кто-то улыбался приветливо, кто-то — с кривоватой усмешкой: знаем-знаем, зачем он тебя на себе волочет, попалась, девка!
Поймав на себе такой взгляд, Наташа стыдливо вырывалась, и некоторое время шла сама. Скоро к первому алому пятнышку прибавились другие: натертыши лопнули, и стали кровоточить.
Когда, наконец, добрались до Владимирской горки, оба вздохнули с облегчением. Сняв с Наташи лапти, будущий муж бережно обмыл ранки минеральной водой без газа, купленной при входе в парк.
Потом они сидели на скамейке, пока на древний город не упала ночь. Внизу мощный Днепр неустанно катил серо-голубые свои воды, плескалась по его берегам буйная в эту пору зелень. По ту сторону реки всипало электрическими огнями Левобережье. А они все сидели, все говорили ни о чем. Боялись, что как встретились в этом мире, так и растеряются — она оказалась в Киеве случайно, он тоже не здешний, командировка заканчивается через два дня, и нужно уезжать домой, в Москву.
А рядом со скамейкой стояли одинокие лапоточки с расплывшимися по лыку пятнами клубничного цвета. Скоро кровь высохла, и пятна потемнели, стали тревожно-коричневыми.
— Они напоминают мне о твоей боли, — сказал муж, тогда еще мужем не ставший, и безжалостно выбросил лапти в урну.
А когда вечер окончательно превратился в ночь, отвез Наташу к тетушке на такси. Прощаясь, они долго стояли у подъезда, не в силах расстаться.
На столике чуть поодаль костра среди банок, кружек и пластиковых бутылок алело клубничными боками берестяное лукошко.
Оно совсем не было похоже на Наташины лапоточки. Ее обувка была в кровавых пятнах, а здесь неровные горохи от безобидной клубники. Ничего общего.
Но память отозвалась болью в сердце.
Что она делает здесь?! Домой! К любимому! Срочно!!!
Выиграть. Она должна выиграть. Любой ценой. Она должна уехать с Мыса еще сегодня. Ради мужа. Ради Поросенка. Ради мамы: у нее может быть лишь один зять.
Кудрявая хозяйка выбралась из палатки, держа в руках пластиковый стаканчик, доверху набитый огурцами:
— Держите. По себе знаю — огурчики у беременных всегда на "ура" идут, даже если хочется мяса.
Наталья не знала, как благодарить отзывчивую соседку:
— Спасибо вам. Спасибо! Простите за беспокойство. Дай вам Бог здоровья!
— Шашлык съели, — доложила она, вернувшись к своим. — Маринованные огурчики не могут спасти отца русской демократии?
Санька с Лёшкой тут же потребовали водки: что ж огурцам зря пропадать? Наталья безапелляционным тоном отвергла их требования:
— Потом! Когда жара спадет. Продолжаем игру.
Ей любой ценой нужен был выигрыш.
Лёшка опять уселся слева — ничему его опыт не учит. Снова набирал карты из колоды, и снова вылетел первым. За ним практически без перерыва последовала Юлька.
Трое оставшихся игроков сражались не на жизнь, а на смерть. При этом веселились и хохотали, щедро "кормя" друг друга "семерками" и "восьмерками". Кострица стремительно набирал очки, Наталья тоже набирала, но потихоньку. Вика в самом начале игры несколько раз удачно закончила дамой, и прочно сидела в минусах. Судя по всему, в финале они снова окажутся вдвоем: Вика против Натальи. Чья возьмет на этот раз? И какую каверзу придумает Вика в случае очередного Натальиного проигрыша? Вот бы "приказала" ей убраться с Мыса обратно в город! Этот ее каприз Наталья выполнила бы с величайшим удовольствием.