Страница 6 из 90
Что касается основных индоевропейских терминов родства — *pətēr ‘отец’, *mātēr ‘мать’, *dhughətēr ‘дочь’, *bhrātēr ‘брат’, *suesor ‘сестра’, то возможности этимологического исследования этих древнейших слов крайне ограничены. В прошлом не было недостатка в попытках истолковать их. Но большинство этих толкований давно отброшено как гадательные и недоказуемые. Для языкознания нового времени характерно почти полное отсутствие опытов в этом направлении[43]. О довольно популярной с давнего времени «Lallwörter»-теории, согласно которой pa-ter, ma-ter происходят из слов «детского языка» ра-, ma-, подробно см. также ниже. Здесь только следует заметить, что эта теория вряд ли правильно объясняет названные слова.
Известное положение о «неэтимологизируемости» упомянутых основных индоевропейских терминов родства (К. Бругман) имеет смысл как признание недостаточности возможностей, находящихся в распоряжении исследователя, но отнюдь не означает принципиальной порочности попыток искать этимологию этих слов. В этом случае исследователи отдельных архаических языков находятся в более выгодном положении по сравнению с нами. Так, А. Соммерфельт в своей известной книге «La langue et la société», специально отмечая, что а первобытном языке типа аранта мы наблюдаем несравненно более выраженное влияние уровня цивилизации на структуру языка, чем в европейских языках, считает себя вправе этимологизировать, например, слово из языка аранта maia ‘мать’ < mа, корень, означающий в том же языке ‘давать больше, давать много’[44].
Славянские термины родства, будучи закономерным развитием индоевропейских терминов, вместе с тем обнаруживают в ряде отношений существенное качественное своеобразие. Прежде всего, следует отметить характерное развитие производных форм, каковыми являются названия, подчас даже непосредственно продолжающие индоевропейские формы. Далее, на славянских терминах родства оставило определенный отпечаток обособление славянской ветви древнеиндоевропейского языка, которое привело к оформлению ряда местных форм, местных терминов, расходящихся коренным образом даже с обозначениями в близкородственных балтийских языках, ср. слав, tьstь — литовск. uosvis ‘тесть’; слав. sъnоха — литовск. marti ‘сноха, невестка’. То, что это не получило слишком большого развития, объясняется тем известным обстоятельством, что в значительной своей части терминология родственных отношений оформилась уже в общеиндоевропейском языке. Однако для образования некоторых исторически поздних терминов обособление славянства сыграло решающую роль в том смысле, что эти термины созданы уже чисто местными средствами. Так оформились славянские названия мачехи, отчима, пасынка, падчерицы, возникновение которых при родовом строе и групповом браке было бы бессмысленным, как отмечает А. Исаченко[45]. Эти термины образовались поздно, в условиях отцовской семьи, при парном браке. Столь же обособленно осуществляется их образование, например, в германской группе языков. Для них нет общеиндоевропейских форм. В итоге длительного развития славянские термины родства обнаруживают значительное многообразие форм и то «нюансирование степеней родства языковыми средствами»[46], которое обращает на себя внимание исследователей.
Избранная лексическая группа является одной из важнейших в основном словарном фонде языка. Общность основного словарного фонда славянских языков проявляется, между прочим, и в терминологии родственных отношений, что важно и как свидетельство для истории языка, и как показатель важнейших социально-исторических процессов в жизни славянства. Терминология родства теснейшим образом связана с названными процессами.
Исследование данной группы лексики тем более целесообразно, что оно поможет сформулировать выводы, небезынтересные для истории общественного развития даже в том случае, если они явятся всего лишь подтверждением данных, уже добытых историческим исследованием. Кроме того, поскольку данная лексическая группа объединяет термины, выработанные людьми в процессе истории для определения своих отношений друг к другу, есть основания полагать, что изучение этих терминов даст известный материал для иллюстрации отдельных моментов древнего развития мышления, ср. соответствующие разделы III главы, посвященные изучению связи названий: ‘рождаться, быть родственным’ > ‘знать’; ‘рождать(ся)’ > названия различных частей тела.
Объект настоящего исследования — терминология родства всех славянских языков (с учетом доступных диалектных материалов), причем рассматриваются термины и кронного родства, и свойственного. В заключение рассматривается ряд древнейших терминов общественного строя, а именно те из них, которые непосредственно примыкают к терминологии родства. Привлечение этой группы терминов оправдано тем, что, как известно, история родственных отношений есть уже история общественных отношений, что особенно очевидно для родового строя.
При известной исторической разнородности славянской терминологии родства следует помнить, что по древности своего первоначального оформления и длительности развития, а отсюда — по сложности многих моментов своей истории терминология родственных отношений занимает исключительное положение в основном словарном фонде. Так, в указанных отношениях ей, очевидно, уступают названия растений, злаков, деревьев, домашних животных, значительная часть названий предметов окружающей действительности и основная масса названий предметов хозяйственной деятельности. Даже такая, казалось бы, древняя группа, как названия частей человеческого тела, во многих своих деталях, как выясняется ниже, восходит к обозначениям родства, рождения.
Глава I. ТЕРМИНЫ КРОВНОГО РОДСТВА
Собственно терминами кровного родства являются названия отца, матери, ребенка, сына, дочери, брата, сестры; дальнейший счет прямого кровного родства по нисходящей линии — внуки, правнуки, по восходящей — дед, бабка и т. п.; названия дяди, тетки (по отцу, по матери). Сюда же фактически примыкают различные термины, выражающие приравнивание неродственных людей к кровнородственным, т. е. названия отчима, мачехи, пасынка, падчерицы.
Переходим к рассмотрению отдельных терминов.
Отец
В славянских языках имеется несколько употребительных названий отца:
ст.-слав. отьць, др.-сербск. отьць, сербск. отац, болг. отец (устар.), словенск. осе, др.-русск. отьць, отець, русск. отец, диал. отёк[47], атька[48], укр. отець, отця, вiтця (малоупотребит.), белор. айцец, польск. ojciec, кашуб, woejc, прибалт.-словинск. votс, voic, н.-луж. wosc (торжествен.), в.-луж. wotc (von Gott gebraucht), чешск. otec, словацк. otec;
сербск. таjko, majko, тата, богл. татко, тейко, ср. tatka vi Petka (вин. ед.) = votre pere Petko…[49], русск. тятя, тата, укр. диал. тато, польск. tata, кашуб. tata, tato, tatink, tatk, прибалт.-словинск. tata, н.-луж. tata, в.-луж. tata, чешск. tata, диал. tatinek[50], словацк. tat’, tata, tatenko, taticek, taticko, tatinko; укр. диал. дедьо, дядьо, дiдьо[51];
болг. баща, диал. бащча, бальу, русск. батюшка, диал. бачкя[52], бацка[53], бацько, бачка[54], укр. батько; староукр. батко, батько, батя ‘батько, отець’;
43
Исключение представляет, пожалуй, только *suesor ‘сестра’, ср. его этимологию в последнее время у В. Пизани, поддержанную австрийским лингвистом М. Майрхофером, см. подробно об этом ниже.
44
A. Sоmmerfе1t. Указ. соч., стр. 159. См. там же другие примеры.
45
А. Исаченко. Указ. соч., стр. 76.
46
O. Schrader. Über Bezeichnungen…, стр. 36.
47
Е. Будде. К диалектологии великорусских наречий. Исследование особенностей рязанского говора. — РФВ, 1892, № 3, стр. 60.
48
«Тамбовская губерния». Обработал Н. Н. Дурново. — РФВ, т. LXVI, 1911. стр. 214.
49
A. Vaillant. Les parlers de Nivica et de Turija (Macedoine Occidentale). — RES, vol. 4, 1924, стр. 56.
50
Q. Hodura. Nareci litomyslske. V Litomysll, 1904. стр. 69.
51
А. А. Бурячок. Названия родства и свойства в украинском языке. Автореф. канд. диссерт. Киев, 1954, стр. 4.
52
«Тамбовская губерния». Обработал Н. Н. Дурново. — РФВ, т. LXVI, 1911, № 3–4, стр. 214.
53
Е. Будде. Указ. соч., стр. 51.
54
А. Подвысоцкий. Словарь архангельского областного наречия. СПб., 1885, стр. 5.