Страница 12 из 177
2. Канун революции
К двухсотлетию присоединения Шлиссельбурга
11 октября Шлиссельбург был местом исторического торжества: высочества, преосвященства и превосходительства праздновали двухсотлетие того дня, когда Петр I, взяв "зело жестокий орех" (Нотебург или Орех-город), поздравил подданных "сею викториею". С тех пор Шлиссельбург служит одновременно и "окном в Европу" и… важнейшей государственной тюрьмой.
Празднуйте, празднуйте, господа — сегодня вы еще хозяева положения. Кто поручится за завтрашний день?
Не спокойно ли вы пировали в виду тюремных камней, которые впитали в себя трагическую повесть одиноких героев, павших в борьбе с самодержавием?
Не раскрыл ли вам очей страх перед зловещим для вас завтрашним днем? Если так, то вы должны были видеть, что по крепостным стенам Шлиссельбурга до сего дня бродят неотомщенные тени замученных вами рыцарей свободы. Они взывают о мести, эти страдальческие тени. Не о личной, но о революционной мести. Не о казни министров, а о казни самодержавия.
Сколько негодования будит в груди это «патриотическое» празднество, этот букет «высоких» негодяев, эти лицемерные речи, эти лицемерные клики — на проклятом острове, который был местом казни Минакова, Мышкина, Рогачева, Штромберга, Ульянова, Генералова, Осипанова, Андреюшкина и Шевырева, в виду каменных мешков, в которых Клименко удушил себя веревкой, Грачевский облил себя керосином и сжег, Софья Гинсбург заколола себя ножницами, под стенами, в которых Щедрин, Ювачев, Конашевич, Похитонов, Игнатий Иванов, Арончик и Тихонович погрузились в безысходную ночь безумия, а десятки других погибли от истощения, цинги и чахотки.
Предавайтесь же патриотическим вакханалиям, ибо сегодня вы еще господа в Шлиссельбурге!
"Искра" N 27, 1 ноября 1902 г.
Шулера славянофильства
Если у вас, читатель, недурное обоняние, вы должны были обнаружить в нашей атмосфере присутствие подозрительных токов «всеславянской» политики…
Снова, о российский обыватель, делается попытка открыть предохранительный клапан официозного славянофильства, чтобы дать выход избытку твоих гражданских чувств. Снова, как двадцать пять лет тому назад, газетные подрядчики патриотизма извлекают из своих архивов временно сданные туда, на предмет востребования, идеи всеславянского братства и с шумом и звоном пускают их в оборот…
Недавно Болгария была местом «шипкинских» юбилейных празднеств. Редакциям бесцензурных изданий был разослан циркуляр, который предлагал представителям русской печати, как и вообще русским подданным, которые будут присутствовать на означенных торжествах, — "воздержаться от произнесения речей или тостов", ввиду того, что эти права "предоставлены лишь Е. И. В. Вел. Князю Николаю Николаевичу и ген. — адъютанту гр. Игнатьеву"… тому самому Игнатьеву, который, по наглому уверению "Нов. Врем.", выступал в Болгарии исключительно как частное лицо.
Граф Игнатьев держал себя на юбилейных празднествах с дипломатическим искусством агента-провокатора, который каждую минуту готов предать того, кого ему удалось завлечь своими речами. В настоящее время "С.-Петерб. Вед." — газета, у которой много хороших намерений, но обидно мало политического смысла, — говорят: "Странно до некоторой степени слышать мнение о том, будто бы шипкинские торжества толкнули Македонию на путь восстания". Странно — только до некоторой степени? Значит, "до некоторой степени" все-таки понятно? Того же мнения и мы. Правда, граф-провокатор выразил ту мысль, что для освобождения Македонии еще не наступил благоприятный "психологический момент", но тут же он указал, что "Россия — духовный и вещественный щит славянства". В ней живут еще великие идеалы. Она способна еще на новый "крестовый поход, каким была война 1877 — 78 годов". Оратор-монополист, под лицемерно двусмысленными словами которого, по уверению "Нов. Вр.", "подпишется всякий русский человек" (тот самый русский человек, которому циркуляром за N 7784 предложено «воздержаться» от речей), гр. Игнатьев, сыграв свою провокационную роль, выразил затем в особой телеграмме «сожаление» по поводу "напрасных жертв македонского восстания": очевидно, нетерпеливые болгары опередили "психологический момент".
Как же держат себя в этом случае наши газетные балканских дел мастера?
Мы оставляем в стороне всеславянскую болтовню "СПБ.В.", ввиду абсолютной невменяемости консервативно-либеральной газеты князя Ухтомского. "Бирж. В.", которые в смысле «отзывчивости» и впечатлительности стараются соперничать с "Нов. Врем.", в несколько дней заметно изменили тон своих статей о балканских делах. Только вчера они резко отзывались о македонском восстании, как о несвоевременной и безумной авантюре. Сегодня они говорят уже такие речи: "Менее чем где-либо, у нас допускают мысль о каких-либо агрессивных планах против Турции, но нет также страны в Европе, где вопли и стоны македонских христиан отзываются более мучительным эхо, чем в России. Политика, упорно не желавшая считаться с естественным сочувствием России к ее единоверцам, всегда оказывалась губительной для империи османов".
"Не подлежит, конечно, сомнению, — иезуитствует на ту же тему "Нов. Вр.", — что каждый сознательный русский искренно желает мира… Но кто же может не знать, что шипкинские памятники освежают и укрепляют в нас ничем непоколебимую решимость остаться навсегда верными заветам, в них содержимым, поддерживать и продолжать дело, за которое страдали и гибли чествуемые нами".
Не похоже ли, читатель, на то, что разбитной газетной братии заказано сверху изготовить "психологический момент"? Но чему послужит этот «момент»? Делу македонского освобождения? Или эксплуатации «славянских» чувств в целях укрепления позиций самодержавной бюрократии? Вопрос, у которого может быть только одно решение.
Поэтому, какое бы сочувствие ни возбудило в нас македонское восстание, мы не можем не отнестись отрицательно ко всякому движению в пользу его активной поддержки со стороны русского общества, лишенного тех органов, через которые оно могло бы провести свою коллективную волю. Всякое национальное движение, как только оно перестает быть платоническим, неминуемо проходит у нас через грязные руки царского правительства, которое с собственным народом обращается, как с презренной райей. Нельзя ни на минуту забывать, что "турецкие порядки в России в течение всего XIX в. были лучшею опорою турецкого господства в Константинополе" (Драгоманов. "Турки внутренние и внешние").
"Турки пытают македонских болгар в казематах, истязают их в домах, насилуют их жен, их дочерей, их сестер, избивают их детей, грабят их имущество… Долго ли это может продолжаться?" — негодующе спрашивают "СПБ. В."
Но почему вы молчите, господа, когда ваши домашние курды выполняют ту же турецкую программу на вашей несчастной родине? Разве наши тюрьмы лучше турецких? Разве там не истязают государственных заключенных нравственно, а в последнее время и физически? Разве наши солдаты-усмирители не насиловали жен и дочерей полтавских крестьян? Разве они не грабили их имущества? Почему же не призываете вы к «крестовому» походу против басурман царизма?
Граф Игнатьев имел нахальство сказать чествовавшим его представителям официальной Болгарии: "Устройте ваши внутренние дела, — и симпатии России будут с вами". Эти изумительно наглые слова были сказаны, читатель, в 1902 г. В том самом 1902 г., когда русское правительство, устрояя "внутренние дела", вешало своих граждан, выражавших ему недоверие, при помощи пистолетных выстрелов, сражалось на улицах с рабочими, заполняло тюрьмы и Сибирь своими студентами и пороло своих мужиков.