Страница 4 из 83
20 августа – 37 г
Сколько было пережито за эти дни – не опишешь. Матч теннисный у нас оборвался, но в теннис играем так же рьяно. Таня стала играть гораздо лучше, мы с ней обыграли Изу[29] и Талу,[30] четыре сета со счетом – 6–2, 6–3, 6–2, 6–4.
Река наша – Москва стала судоходной, по ней ходят большие пароходы, грузовые и пассажирские, между ними шныряют лодки и моторки, рассекая с пеной воду. К берегу привязали пристань, которую привезли из Москвы. Пристань большая, с кассой, буфетом. Недели три тому назад стали ходить первые речные трамваи. В то время, когда они приехали, мы были во дворе, и Ганя пускал свою модель, вдруг он сорвался с места и побежал за ворота, крича:
Пароходы!!! Пароходы!!!
Я бросился за ним, за нами другие ребята. Прибежали к реке и увидели 6 новых катеров, они двигались по направлению к новой пристани. Трамвайчики были набиты народом. Вот они подошли к пристани, и с нее грохнула музыка. Мы бросились туда, народу чорт знает сколько! Все разбрелись по берегу. Вечерело, солнце село (даже под рифму). Мы шныряли между людей. Шумовой оркестр грянул марш, и толпы пошли по направлению теннисной площадки, к ним все время присоединялись все новые толпы.
В это время там играли в теннис и волейбол, игроки возмутились и старались своими голосами покрыть все нарастающий шум; но толпа бесцеремонно вошла на корт. Оркестр разместился, и танцы начались. Мы с Ганькой бегали все время и до упаду хохотали над одним малышом, который под музыку танцевал с серьезным и сосредоточенным лицом.
До сумерек веселились тут мы. А разозленные теннисисты принесли дудочку и всеми силами старались мешать оркестру.
Теперь к нам часто приезжает дядя Женя, позавчера приехали Павел и Аня. Диплодок писать я продолжаю.
18-го мы ходили на авиационный парад. Во-первых мы очень долго стояли у перевоза на тот берег, часа полтора. С нами шли – Ганя, Петя, Ганина мама и их двое знакомых. С трудом переехав на ту сторону, сразу что бросилось нам в глаза – это мертвая кобыла, лежавшая около берега в воде, задрав вверх ноги, от нее шел такой зловонный запах, что хоть нос затыкай!!! Это было начало, предвещающее мало хорошего. К трем часам мы опоздали (как обычно). И поэтому с дороги видели, как поднялись воздушные шары с портретами Сталина, Молотова, Калинина, Ворошилова и остальных членов Политбюро. Мы долго шли по полю, и, наконец, показалась нужная нам деревня, мы вошли в нее, я перебежал через картофельное поле и стал протискиваться в передние ряды. Толпа зрителей стояла на одном берегу реки, а на другом происходил парад. Еще ничего не начиналось, и я стал осматривать народ, окружающий меня. Вдруг я услышал яростные крики:
– Ах домовой, чорт косолапый, куда идешь?! Дармоед! Леший! Не видишь – картошка! Буржуи!!!
Я оглянулся. Сзади меня стояла сгорбленная старуха с морщинистым земляным лицом. Она держала палку и изо всех сил колотила ею мужчину, которого она держала за рукав.
Толпа подзадоривала ее. Вдруг она оставила свою жертву и бросилась на другой конец, крича:
– Куда идешь?! Чортов леший, дармоед, домовой! – и, размахивая палкой, налетела на него. Толпа захохотала:
– Так его! Так!!! Верно! Ха-ха-ха! – вставляла она реплики. Старуха с пеной у уголков рта лупила всех, но, налетев на одного, она поскользнулась и упала, проклиная все на свете. – Началось! Началось! – Вдруг услышал я крики.
Я повернулся и увидел, как один красивый моноплан, взлетев на воздух, стал выделывать всевозможные выкрутасы: бочку, мертвую петлю, штопор и еще много всевозможных трюков, названия которых я не знаю. После этого поднялось еще штук 10 самолетов и стали проделывать то же. Затем несколько истребителей подняли планеры и, набрав солидную высоту, отпустили их. Планеры стали стройно и плавно парить и планировать. Когда они сели, поднялись еще самолеты, затем еще и еще... Это длилось, наверно, с час...
Мы вскоре ушли домой. Парад оставил мало впечатлений, все то же самое: и шары, и бой, и Ленин, Сталин, СССР, звезда из самолетов – ЛЕНИН...
В этой пространной записи отражены два события: воздушный парад и, как вал, – толпа людей, приехавших на первом катере. Они пришли с оркестром на святая святых – теннисный корт – и затеяли танцы. Мальчиков тогда это все очень развеселило. Но через много-много лет Юрий Трифонов напишет рассказ «Игры в сумерках», в котором он осмыслит то давнее событие. Это – удивительный рассказ. В нем и перелом времени, и прощание с детскими иллюзиями, и ощущение грядущей, взрослой, жестокой и несчастливой жизни.
Рассказ можно поворачивать и рассматривать как кристалл и увидеть в нем многое. Короткие записи в других тетрадях – осмысление событий тридцать седьмого года (чистка партии, призыв Сталина к рабочим и крестьянам вступать в ее ряды, что означало конец всяческих привилегий старой гвардии и, как следствие, ее уничтожение) в рассказе оборачивается тайной тоской и неосознанным стремлением «остановить мгновенье».
С поразительной силой передано это наступление сумерек. Не только сумерек того памятного дня, но и сумерек жизни, сумерек сознания. Можно долго говорить об этом блестяще исполненном небольшом тексте, я лишь обратила внимание на его ядро.
3 сентября 37 г
Это последний день на даче. Сейчас будем обедать, а после обеда – в город.
28-го у меня был день рождения, мы его не устраивали. Мне купили 2 пакета марок – «французские колонии», альбом для рисования и толстую тетрадь для моих рассказов. 24-го приезжал Гога[31] и пробыл у нас до 29-го. Он тоже пишет рассказы... Как не хочется ехать в Москву!!!
6 сентября – 37 г
Лес рубят, щепки летят...
24 сентября —37 г
Никак не могу засадить себя за дневник. Учусь в 6 классе «А». Ребята новые и старые. Темки Ярослава нет, отметки не блистательные и даже 2 раза пос. за дисциплину. Недавно троих по геометрии вызвали к доске: меня, Исаеву и Коршунова.[32] Педагог – Мария Борисовна Розенберг, тучная злющая женщина, с пенсне на мясистом носу, спросила:
– Что называется аксиома, Исаева?
Исаева заморгала, затопталась и выдавила.
– Аксиома – это...
– Коршунов, – перебила безжалостная Мария Борисовна, – что называется аксиомой?
– Аксиома это...
– Трифонов, – набросилась математичка на последнюю жертву, – что называется аксиомой?
– Аксиома, – начал я, волнуясь...это... имеет... это, без...
– Садитесь! Вы ничего не знаете! Пос!
Так нам поставили по посредственной отметке. Сижу я на первой парте, раньше я сидел с Левкой Федотовым, но за разговор нас рассадили. В школе у меня два теперь товарища: Лева Тиунов[33] и Лева Федотов,[34] оба Левы грызутся между собой как две собаки. И Тиунов всегда наговаривает мне на Федотова: «У Федотика дрянной характер, ему надо проехаться по физиономии». У Федотова, правда, скверная натура: приведу, к примеру, один случай.
Недавно на перемене Левка Федотов ко мне подходит и говорит:
– Будем узнавать крокодилов!
Надо сказать, что «крокодилами» мы называем тех, которые знают лишь то, что проходят в школе. Словом, – крокодил – это невежда. Крокодилов в нашем классе много, а «осьминогов», то есть которые порядочно знают, – мало. Осьминоги – Лева Ф., Лева Т., Бибка[35] и я. Обратился, значит, ко мне Федотов с вопросом:
– Что это за цветок?
Я посмотрел и ответил:
– А чорт его знает!
– Не знаешь? – притворно удивился Лева.
– Нет.
– Удивительно! Это раффлезия, растет на Суматре и Борнео. Такую вещь каждый осьминог должен знать! – и ушел, посмеиваясь, будто говоря: «Крокодил Вы, значит». Меня это покоробило. «Ладно же», – думаю. Через некоторое время зову его.
– Лева, что такое мормоны?
– А чорт его знает!
– Не знаешь? – спросил я удивленно.
– Нет.
– Удивительно! Это каждый крокодил должен знать!
Тут наш задавала все понял и, скривив губы, презрительно промолвил:
– Все с меня слизываешь, хорошая обезьянка.
За такие проделки мы его не любим. «Диплодока» я кончил вторую тетрадь, но мама забрала его у меня, так как я имею плохие отметки.
Дома дела плохие, от папы никаких известий. С дядей Павлом что-то случилось, а что – нам не говорят. Аня живет у нас. Сегодня днем, после школы, мы ходили в Мавзолей, первый раз. Очень интересно.
У меня много новых марок, вчера я отлично поменялся с Рудневым.
29
Иза – не установлено.
30
Тала – Н.Д. Куманова. Работала редактором.
31
Гога – Г. Е. Трифонов (М. Демин). Двоюродный брат Ю. В. Поэт, прозаик (1926–1982?). Умер в Париже.
32
М. П. Коршунов (Михикус, Химиус) – одноклассник и друг Ю. В. Писатель, участник ВОВ.
33
Лева Тиунов. Близкий друг Ю. В. Был футболистом «Спартака». Умер в 1967 году.
По свидетельству М. Коршунова и В. Тереховой, именно в доме Льва Тиунова во время дружеского обеда родилась идея романа «Дома на набережной».
Мать Левы – М. А. Тиунова была известным диктором Всесоюзного радио: во время войны она читала письма с фронта.
34
Лева Федотов – друг Ю. В. Одаренный многими талантами, он оказал большое влияние на своих друзей и одноклассников. Погиб в 1943 году под Тулой и похоронен в братской могиле.
35
Бибка – Урал Васильев. Одноклассник Ю. В. М. Коршунов помнит, что после шестого класса Урал уже не учился в 19-й школе. Видимо, его родители были арестованы. Судьба У. Васильева неизвестна.