Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 83

То же самое подтвердил и сам великий Марк Шагал, когда мы встретились с ним в Сен-Поле уже в восьмидесятом году.

Амшей Маркович занимал одно время большое место в жизни Ю. В. Во-первых, он был тестем, нет, во-первых, с ним было очень интересно разговаривать о живописи, о профессии художника. Ю. В. мечтал в юности стать художником. Амшей Маркович был человеком неординарным, художником интересным, да и судьбы яркой. Сохранились его записные книжки времен жизни в Париже в двадцатые годы. «Ротонда», вернисажи, дружба с Марком Шагалом, Сутин, Кремень, Модильяни...

«Кормление проституток», так и значится в записной книжке «кормление». Бывает, оказывается, и такое в жизни богемы...

А вот другие житейские истории из записных книжек Ю. В. начала шестидесятых.

07.12.59

Некий киноартист N., молодой человек, спортсмен, боксер, красиво и богатырски сложенный, в поезде заводит легкую связь с актрисой Z. Ей тридцать лет. Муж – ответственный работник. Ему 50 лет. У них двое детей. Он женился на ней, когда она была 18-летней девочкой из театрального училища.

N. возвращается домой. Особой любви к Z. у него нет. Но та влюбилась. Приходит. Вновь какая-то поездка – вместе.

У него было много женщин, но вдруг – эта, влюбился. Серьезно!

Она еще живет с мужем, с детьми, но уже – разрыв. Муж бьет ее поздно вечером, когда дети спят. Она приходит к любовнику с огромными синяками. Подает заявление о разводе. Но пока – жить негде. N. снимает комнату вместе с приятелем.

Однажды муж приезжает к N. с тремя молодцами. Вызвали. Избили его резиновыми шлангами. Он не кричал – Z. была у него дома, боялся, что ее начнут бить.

В другой раз в его отсутствие – бабушка говорила: приходило человек десять мужчин.

И N. и Z., кроме всего прочего, грозят всяческие неприятности на службе. Он – на Мосфильме, ее недавно приняли в ГАБТ.

Ответственный работник нанимает гангстеров! Он, кажется, министр.

Бессмысленно проходит короткая летняя ночь...

Старик (Амшей) говорит:

– Моя молодость напоминает мне эту майскую ночь: она прошла так же стремительно, глупо, без следа.

Сегодня я почувствовал: «что-то кончилось». Ссоры. Я не могу ее понять: в чем причина? И не могу привыкнуть. Каждая ссора для меня – боль. Вдруг – наступает перелом. Я реагирую спокойно. Что-то кончилось, наверное любовь. Начинается совсем новая жизнь.

20.04.59

Тоска. Пошел на Кузнецкий посмотреть книги, просто посмотреть, денег нет. На Кузнецком мосту толпа. Подхожу. Милиционер разбирает спор двух мужчин. Один из мужчин орет громче всех:

– А какое у него право обрызгивать?! Меня обрызгал, женщину обрызгал...

– Гражданин, – обращается к нему милиционер, – разве вы не видите, проезжая часть узкая...

Дело выяснилось. Проходящая «Победа» слегка обрызгала лужей орущего гражданина. Тот в ответ плюнул в боковое стекло переднего сиденья. Шофер остановил машину, выскочил, подозвал милиционера. «Победа» стоит у тротуара. На стекле расплывшийся плевок. За стеклом видна каменная физиономия ответственного работника, который считает ниже своего достоинства вступать в спор.

– Каждый хам будет тебя обрызгивать! – горячится плевавший.

– Он же не нарочно, правда? А вы – плеваться. Надо культурно, – говорит милиционер. – Идемте в отделение.

– Никуда я не пойду!

– Нет, пойдете. Без доказаний я вас не отпущу... Вы его не прощаете? – спрашивает он у шофера.

– Не прощаю, – отвечает тот решительно.

– Ax, скажите! Не прощает! – орет плевавший.

– Идемте, гражданин. Надо культурно. Без доказаний вы не уйдете! – милиционер тащит его к машине.

Публика на стороне шофера.

– Ишь, хулиган! Еще орет тут...

– Дать ему два года за милую душу...

– Распустился народ, черт знает.

Плевавшего втискивают в «Победу». Милиционер кричит из кабины:

– Граждане, кто видел? Садитесь! Ну, кто видел?

Никто не вызывается. Машина, помедлив минуту, отъезжает. Толпа рассасывается. Старушка в клетчатом пальто вздыхает:

– Какое дело, подумаешь: тот его обрызгал, тот в его плюнул... Народ нынче нервный, вот и стрекаются.

Я думаю о Чехословакии,[79] о городе Хеб, похожем на театральную декорацию, о том, как торговались на рынке, приглядев пиджаки из сомнительной замши, пока продавщица, изящная женщина с затейливой, очень чешской, повязкой на голове, не сказала печально: «Я знаю, вы русские очень бедные. Хорошо, я уступлю». И вся группа купила одинаковые пиджаки.

И тут я увидел Левочку-Марафета.[80] Он стоял, покачивая своей длинной башкой и прижимая к груди растрепанные экземпляры «Нивы». Была и еще какая-то книжка, оказалась – томиком «Члены Государственной Думы. Первый созыв» с портретами и биографиями. Левочка после развлечения был настроен благодушно и отдал томик в долг до субботы. В субботу же пообещал принести остальные три томика. Надо где-то раздобыть денег к субботе. Может, у Малюгина? Дома деньги тратятся бессмысленно.

«ПРОСЛАВЛЕННАЯ ФАМИЛИЯ».

Он всю жизнь мечтал о славе, мечтал жадно, упоенно. Звериное честолюбие и эгоизм. Были моменты, когда он был близок, но непрочно, и слава не давалась ему. Эгоизм разрушает его семейную жизнь: жена уходит от него. Она становится известной актрисой. Он, всю жизнь мечтавший о славе своей фамилии, вдруг находит эту славу. Жена еще носит его фамилию, хотя они уже не живут вместе.

Фамилия жены – (его фамилия) – ожесточенно преследует неудачника. Он слышит ее по радио (свою фамилию), читает в газетах, видит на афишах...

20.07.60

Слушаем пластинку – дуэт Джильды и Риголетто из 3-го акта. Исполняют Галли Курчи и де-Лукка. Гости слушают с благоговейным вниманием знатоков. Вдруг, в том месте, где Джильда повторяет несколько раз одну и ту же короткую музыкальную фразу, изображающую рыдание, один из гостей предупредительно вскакивает и бросается к патефону.

– Простите, я поправлю иголку.

Его останавливают жестом. Бедняга покрывается краской, неловко садится на место. Дуэт продолжается в полной тишине. Но все улыбаются.

За дверью кабинета врача:

«Я глубокий аналитик в отношении наблюдений. Доктор, не думайте, что я технический исполнитель отца! Я глубоко понимаю воспитание своих детей и чужих... Я ведь бывший работник органов, и очень глубокий аналитик всего сказанного...»

НА СУДЕ.

Обвиняемый, молодой парень, выступает против своей матери, свидетельницы:

– Моя бывшая мать...

Когда поднимаешь тяжелую штангу, надо шире ставить руки. Чем шире руки – тем вернее поднимешь. Когда собираешься писать большую книгу, надо как можно шире брать тему. Не бояться широты, тогда вытянешь.

Написать рассказ – «Сегодняшний день».

Художник долго искал тему, сюжет. Мучился. Мечтал найти что-нибудь яркое, оригинальное в сегодняшней жизни. Мечтал писать о современности. Сюжеты не приходили...

Тогда он решил: завтра я внимательно изучу весь свой день – завтрашний день. И найду в нем сюжет. Что бы там ни было. Только завтра. Обычный рядовой день.

Ю. В. мучился тем же. Об этом написан один из его лучших рассказов «Путешествие».

Какое чудовищное однообразие в названиях – все эти «светы, рассветы, огни, зори...». Не литература, а какая-то иллюминация.

Из человека можно сделать все что угодно. Можно сделать мартышку, можно сделать тигра, можно сделать гиену, осла, божью коровку. Труднее всего сделать из него человека.

На вернисаже. Картина имеет явный успех. Почему-то нет ощущения радости, счастья. Только – нервное напряжение... И мысль: забыл начистить ботинки! Ужасно тревожит эта мысль. Не выдержав напряжения, сбегает на второй этаж и бродит в одиночестве по тихим залам классиков.

Ощущение радости, счастья, удовлетворения приходит вечером – когда он дома, один... Вдруг все понимает!

ДЛЯ РАССКАЗА «ОШИБКА»

Человек совершил одну ошибку в жизни: решил, что он драматург. Когда-то, в юные годы, работая на заводе мастером, он написал для самодеятельности небольшую сценку. На вечере присутствовал случайно знаменитый режиссер. Он познакомился с автором и страшно пылко расхваливал его. Он назвал его гением-самородком! Он предложил написать ему большую пьесу для своего театра. Мастер, опьяненный внезапными похвалами, уходит с завода. Пишет пьесу. Дорабатывает ее с режиссером. Пьеса провалилась. Режиссер теряет интерес к автору, но тот уже «болен» литературой... Он считает себя драматургом. Затем двадцать лет беспросветной нищенской жизни. На завод возвращаться стыдно. Семьи нет. Несчастный автор пишет бесконечное количество пьес, которые нигде не идут... Это – психоз, мания. В памяти: день премьеры, публика, аплодисменты (двадцать лет тому назад).

А жизнь – безнадежно искалечена.

79

В марте 1959 года Ю. В. был в Чехословакии на чемпионате мира по хоккею.

80

Торговец книгами на Кузнецком мосту в Москве.