Три кинокомедии

Кто-то тут же подсек ее по конькам, она упала, но снова бросилась на врагов.

— Бандиты несчастные!..

Ее снова отшвырнули в сторону, но она снова полезла в драку.

Бардуков, который стоял у дерева в, сторонке, испугался, что Таня его узнает, крикнул: «Атас!» — и убежал.

За ним пустились его друзья.

Гена поднялся, отряхнул снег и, ничего не сказав, ушел.

Заковыляла обратно и Таня.

Вдруг она остановилась: мимо шел Петя. В одной руке он нес две пары ботинок с коньками, другой рукой держал свою девушку за воротник. Наверно, ей это нравилось, потому что она смеялась. Таню они не заметили.

Спотыкаясь и скользя, она шла по мостовой к своему парадному.

— Девочка! — окликнули ее.

К ней поспешала старушка, для которой она ходила в магазин. Она несла сумку с продуктами. Старушка старалась ее догнать, но никак не могла, потому что боялась машин.

— Девочка, что же ты меня забыла? Что же ты не приходишь ко мне?

— Да некогда, бабушка, — остановилась Таня.

— Некогда? Как — некогда? Тебе поручили общественную работу — ее надо выполнять.

— Я уже. все выполнила, теперь гуляю, — сдерживая досаду, сказала Таня.

— Гуляю?.. Как — гуляю! — растерянно помаргивая, смотрела на нее старушка. — Гулять всякий может, делу время — потехе час, сделал дело — гуляй смело!..

И оттого что слова ее были так неубедительны, и оттого что она смотрела жалобно и беспомощно, Таня и разозлилась и пожалела старушку.

— Приду я, завтра же приду...

Она вошла в свой подъезд и стала подниматься по лестнице, стуча коньками и цепляясь за перила. Она опустилась на ступеньку и, прижавшись лицом к железным прутьям, горько, заходясь и постанывая, заплакала.

По лестнице спускалась женщина. Таня встала и, плача, пошла вверх.

— Кто это нас обидел? — умильно спросила женщина. — Почему мы плачем?

— Не ваше дело, — угрюмо ответила Таня.

— Ах, какая грубая девочка! — возмутилась та. — Ай-яй-яй!..

Таня, всхлипывая, поднялась выше, отперла дверь, остановилась в коридоре.

Навстречу ей бежала мать.

— Господи, Танька!

Она стала целовать свою дочь в шапку, в воротник, в уши. Она делала это долго и никак не могла перестать. А Таня тем временем плакала.

Наконец мать опомнилась, потащила ее в комнату, только тут заметила, что она на коньках, подняла и понесла.

— Ай, тяжелая!

Она уложила Таню на тахту, укутала.

— Совсем окоченела, теперь простудишься! А ноги!.. Простудиться хочешь?.. Папа тебе прислал колоссальное письмо и кучу марок. Он у всех отклеивал. Держи...

Она вытряхнула из конверта марки.

— Спасибо, — сказала Таня. — Только я больше не собираю марки.

— А что ты теперь собираешь? — смеялась мама.

— Теперь я собираю первых пионеров.

— Ну рассказывай, как ты здесь жила без меня? Что в школе, какие отметки?

— Разные. В общем, терпимо.

— Почему терпимо?

— Полоса такая...

— Неужели за это время ничего не произошло?

Мать спросила это, потому что Таня говорила о своих делах ровно и рассеянно.

— Помнишь, я тебе писала про нового пионервожатого? — сказала дочь. — Правда, он наладил у нас пионерскую работу, но... В последнее время я в нем разочаровалась. Мама, я тебе вчера послала письмо. Ты, наверно, не получила?

— Зачем теперь письмо, — засмеялась мать. — Ты мне все можешь сказать так.

— Мне все-таки хочется, чтобы ты его прочитала. Его что, сюда перешлют?

— Можно попросить папу, он перешлет.

— Я там написала, что я все понимаю, то есть я тебя понимаю.

— Ну-ка, что ты там понимаешь? — удивилась мать.

— Я понимаю, что тебе без папы трудно. Что без меня ты тоже не можешь. В общем, я тебя за это уважаю.

Мать немного отстранилась, посмотрела на Таню и сказала:

— Я тебя тоже уважаю...

С этого дня Таня стала другим человеком.

На уроке пения класс тускло и поразительно медленно исполнял песню:

Мелодия ее была искажена до неузнаваемости, слова, впрочем, тоже не были ясны.

Бардуков вскочил со своего места с воплем, который по сравнению с песней прозвучал необыкновенно живо. Он весь устремился ввысь, словно собирался взлететь перпендикулярно земной поверхности.

— Что за странные звуки? — возмутилась учительница. — Бардуков, у тебя что-нибудь случилось?

Он молчал с привычным видом оклеветанного человека.

Таня смотрела безмятежно.

— Мне кто-нибудь ответит?

Нет, никто не ответил.

— Занятия окончены.

Дети стали убирать стулья на сцену.

— А наш скрипач-то уехал, — сказала Таня безразлично.

— Как — уехал! — удивилась Лена.

— Очень просто — взял и уехал.

Ее это, впрочем, не возмущало, потому что от человечества она уже не ждала ничего хорошего.

— А как же сбор?

— Нам-то что, — отмахнулась Таня, — мы, в конце концов, не виноваты.

— Надо же Пете сказать!

— Говори. А то давай вместе, интересно посмотреть, как он будет на это реагировать.

— Что это с тобой?

— Ничего...

Таня лениво поднялась, и они пошли искать Петю.

Они нашли его в спортзале, где проходили занятия по фехтованию. В разных концах зала мальчики в ватных нагрудниках и круглых сетчатых масках бились на рапирах.

Девушка в спортивном костюме сказала:

— Девочки, идите отсюда.

— Нам можно, — возразила Лена.

Петя сделал неудачный выпад, и тренер, который с ним фехтовал, прикрикнул на него:

— Может, ты рукой пойдешь вперед?

— А я и шел рукой!

— Нет, милый, ты шел ногами вперед. К бою!

Тренер атаковал Петю и нанес ему сразу несколько ударов. Петя в этой схватке выглядел довольно жалким.

— Теперь видишь? — сказал тренер, снимая шлем, — Что получается? Если ты такой крупный общественный деятель, бросай заниматься спортом.

Петя обиделся и молча вышел из зала.

На лестнице он наткнулся на учительницу.

— Извините, пожалуйста...

— Вот, — сказала учительница. — Вся твоя беда в том, что ты хочешь все успеть. Потому ты и запустил занятия. Тройка по химии, тройка по языку, тройка за сочинение...

Девочки смотрели на него, остановясь неподалеку.

— Слушай, все-таки жалко его, — сказала Таня.

— Я знал, что вы больше тройки не поставите, — сказал Петя учительнице. — Потому что я написал слишком самостоятельно.

— Потому что ты написал слишком неграмотно!

Учительница ушла.

— Петя, — окликнула его девушка, — так что, у нас все срывается?

— Нет, в чем дело! — разозлился он. — Никто ничего не делает, все я один, потом мне же нотации читают!..

 

Таня понуро шла по снежной улице.

Через пустую полутемную сцену она прошла в оркестр.

Здесь сейчас пусто, Один только Павел Васильевич играет на трубе и, как нарочно, что-то очень грустное. А в самом углу, среди барабанов, занимается Гена.

Павел Васильевич перестал играть.

— Гена, к тебе!

— Это не ко мне, — сказал Гена.

— А ваш скрипач оказался трепачом, — сказала Таня. — Обещал прийти на сбор, а сам уехал.

— Ну, он же ненадолго, — заступился Павел Васильевич, — всего на десять дней.

— Хоть на десять лет, сбор-то сегодня.

— Что же делать, что же делать, надо что-то придумать! — забеспокоился Павел Васильевич. Поразмыслив, он спросил: — А ты сама не можешь рассказать? Ты же помнишь, как он рассказывал.

— Показал старые газеты. Это интересно, но там такие противоречия... Например, написано: «Работник Балда». Интересный спектакль, но неудачный по содержанию». Ну, нелепо же?

Павел Васильевич засмеялся.

— Что делать, тогда главное было — доказать, что чертей вообще нет, что это предрассудки. А тут, понимаешь, на сцене хитрые, бойкие чертенята. А ведь если есть черти — значит, есть бог. Что ты! А мы ведь тогда пели: