Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 36



— Ну, в общем, будет случай — узнаете... Ладно?

— Постараемся, — сказала одна.

— Это мы сделаем, — пообещала другая.

 

На улице Павел Васильевич сказал:

— Будем действовать по методу широкого охвата населения. Вот в этом гастрономе работает одна девушка, я у нее в течение долгих лет покупал двести граммов колбасы. Очень общественная девушка, у нее даже флажок есть. Она, наверно, кого-нибудь знает.

Они вошли в магазин.

— Вот она, — сказал Павел Васильевич и помахал рукой.

Девушка в белом халате улыбнулась ему и тоже помахала рукой, давая понять, что он может подойти без очереди.

— Соблюдайте очередь, — на всякий случай предупредили его покупатели.

— Мне ничего не надо, — сказал Павел Васильевич, — я ничего не покупаю.

— Тогда не мешайте работать.

— Ну хорошо, хорошо. Мне просто надо сказать этой девушке два слова. Но я становлюсь в очередь. Вот я стою в очереди, не надо ругаться.

Он стал продвигаться вдоль прилавка.

— Ничего, кого-нибудь найдет, — сказал Гена.

Но тут знакомую девушку сменила другая продавщица. На ходу снимая косынку, девушка ушла.

— Что вам? — спросила Павла Васильевича продавщица.

— Мне?.. Это что, голубцы?.. Будьте любезны, сколько стоят голубцы?

 

Они снова шли по улице.

— Знаете, неудобно было спрашивать, — оправдывался трубач. — Зато у нас на ужин есть голубцы. Ты любишь голубцы? Я очень люблю голубцы! Голубцы — это вам не какие-нибудь котлеты. Это все-таки голубцы... Подождите, вот человек, — остановился вдруг Павел Васильевич.

Посредине площади прохаживался милиционер.

— Я у них руковожу оркестром, а милиции известны такие вещи, что нам и не снилось.

Трудно было выбрать более неудобный маршрут. Павел Васильевич метался между машинами, словно во что бы то ни стало хотел сбить их со следа.

Милиционер заметил его и засвистел.

— Ну что там такое? — нервничал Гена. — Обязательно попадет в какую-нибудь историю...

Милиционер стал что-то выговаривать Павлу Васильевичу. Судя по жестам, он был очень зол и не хотел слушать никаких объяснений. Он достал книжечку с квитанциями, и трубач заплатил ему штраф.

Милиционер оторвал квитанцию, но и после этого еще что-то выговаривал и наказывал на будущее. Павел Васильевич со всем соглашался и то и дело оглядывался на детей. Наконец милиционер козырнул и отпустил его.

Павел Васильевич был весьма сконфужен.

— Я ошибся, это не тот. В этой форме издали все так похожи... А где же ты живешь, Таня?

— Отсюда на метро.

— Не пора ли тебе домой?

— Нет, — беспечно ответила Таня.

Павел Васильевич в замешательстве остановился.

— А нам ведь, собственно, пора, нас мама ждет.

Тане стало скучно.

— Ну идите.

— Тебя, наверно, тоже ждут дома?

— А у нас никого нет.

— Как — нет, а где же они?

— А у меня папа геолог.

— А мама?

— А мама поехала к нему.

— Вот это да! Как же она тебя оставила?

— А у нас соседи хорошие.

Павел Васильевич не все понял, но больше не спрашивал.

— Тогда, может быть, пойдем к нам? Это удобно? — спросил он Гену.

— Почему неудобно! Только надо скорей, а то мама скажет, что уже поздно.

— Ну вот, удобно, — сказал Павел Васильевич. — Найдем мы тебе пионеров. Чего-чего, а пионеров у нас... А сейчас мы тебя познакомим с нашей мамой. Она никогда не была первой пионеркой, но она тоже неплохой человек.

Однако дома никого не было.

— Я говорил, что она обиделась, — сказал Павел Васильевич.

— Может быть, она к Наталье Дмитриевне пошла? — предположил Гена.

— Наверно, к Наталье Дмитриевне. Хотя нет, у нее отпуск. Наверно, забежала к Наташе.

— Может быть, к Наташе, это скорее всего, — согласился Гена.



Павел Васильевич вспомнил о Тане и засуетился.

— Что же мы? Привели человека и бросили на произвол судьбы. Вы побеседуйте, а я пошурую насчет пропитания.

Он вышел на кухню.

Гена встал, походил по комнате и прислонился к стене. Таня тоже прислонилась к стене. Так они постояли, пока Павел Васильевич не вернулся. Накрывая на стол, он сказал:

— Твоей маме жилось нелегко, поэтому сейчас к ней надо относиться очень внимательно.

— Ладно, — сказал Гена, видимо, не желая разговаривать на эту тему.

Павел Васильевич стоял, глядел на него и думал, что еще следовало бы сказать сыну по этому поводу.

— Вот Таня тоже обижается на маму, что она от нее уехала. Обижаться легче всего.

— Я не обижаюсь, — сказала Таня.

— И правильно. Поставь себя на минутку на мамино место. Папа уехал на полгода, может быть, на год, а она неделю не может без него прожить. Тебе это непонятно, но представь себе, что она без него погибает. И она едет к нему.

Таня усмехнулась.

— А там она целые дни только и делает, что строчит мне письма.

— Видишь, значит, без тебя она тоже не может! — воскликнул Павел Васильевич.

Он увлекся и продолжал:

— Видите ли, в жизни многое обстоит совсем не так, как кажется на первый взгляд. Вот стол и стол. А на самом деле в нем происходит бог знает что — вращаются атомы! Вы уже взрослые, верно? Вы уже должны различать, что видно только на первый взгляд, а что на второй взгляд и на третий... Вы меня понимаете?

В это время щелкнула дверь в прихожей, и Павел Васильевич поспешил туда.

Это пришла мама Гены.

Пальто она сняла в прихожей и, пока муж его вешал, вошла в комнату. Она была красиво одета и еще молода, но казалась больной. Она села на стул, переменила туфли, расстегнула маленькое ожерелье, и все это делала машинально, словно думая только о том, чтобы поскорее уйти и поболеть вволю.

Павел Васильевич принес в комнату кастрюлю.

— Вот и хорошо, большой семейный ужин, — весело сказал он.

Но жена не ответила и ушла в соседнюю комнату. Павел Васильевич пошел за ней и прикрыл за собой дверь. Они разговаривали тихо и думали, что их не слышно.

— Я же тебя просил: не надо к нему ходить! Я вижу, чего это тебе стоит. Ты каждый раз возвращаешься больная. И все равно ты ничему не поможешь.

— Как я могу ему помочь? — отвечала женщина. — Он делает это как будто мне назло. Если бы ты видел, как он опустился! Он держится, ты знаешь, он умеет держаться, но я вижу — он распадается на глазах. Паша, он опять пьет!.. Хотела его успокоить, хоть немного прибрать в комнате, а он меня обругал. Я разнервничалась, начался никому не нужный разговор...

— И Гене неприятно, — еще тише сказал Павел Васильевич. — О Гене надо думать.

— Я понимаю, я все понимаю!..

Гена и Таня стояли молча, не глядя друг на друга.

— Я пойду, — сказала Таня.

— Да, верно, уже поздно, — согласился Гена.

Но не успела она надеть пальто, как в прихожую вышел Павел Васильевич и сказал:

— Это что такое! А ну-ка сейчас же раздеваться!

— Я лучше в другой раз зайду, — пообещала Таня.

— Все уже на столе. Ну-ка!..

И все сели к столу и стали молча есть.

— Очень вкусный суп, — сказала Таня.

 

Гена ждал ее на бульваре.

— Здравствуй! — сказала Таня.

— Здорово.

— Слушай, ты не поможешь мне? Здесь одного излупить надо. Не бойся, у нас в классе все мальчишки коротышки. Вот он. Ты его подзови и валяй, а я пока спрячусь, ладно?

Она отошла и спряталась в телефонную будку. Отсюда ей было все видно.

Вот она увидела приближающегося Бардукова. Он шел вихляясь. На боку его болталась сумка,

— Эй! — позвал его Гена.

Бардуков остановился.

— Поди-ка сюда!

— Ну чего? — спросил Бардуков, не подходя.

— Иди, не бойся.

— А чего мне бояться? — не двигаясь, сказал Бардуков.

Гена оглядел его с головы до ног.

— Ого, да он кулаки сжимает!

— Я не сжимаю, — сказал Бардуков, распрямляя ладони.

— Ну подойди тогда, чего же ты струсил?

— А чего мне трусить? — стоял на своем Бардуков. Он морщил лоб и смотрел обиженно, с видом покладистого человека, которого оклеветали или с кем-то спутали.