Страница 44 из 55
10. АНДРЕЙКА И ЛОДЫРЬ РОМАШКА
Знай Андрейка, каким хитрым лентяем окажется его ученик Ромашка, низа что не стал бы с ним связываться! Хотя г, конце концов все обернулось к лучшему и даже усилило Андрейкин авторитет среди родни и знакомых.
Да и как откажешься, если Андрейке почти целую неделю пришлось жить в доме у Ромашкиной бабки — Марьмитривны.
Мать с отцом были вызваны телеграммой к заболевшей тетке, а остаться дома за хозяина они Андрейке не доверили, хоть он убеждал, что ничуть не хуже может топить печь, посыпать курам, стряпать поросенку и себе, — словом, к их приезду хозяйство приведет в такой порядок, что только ахнут! Ведь не один будет хозяйничать: Алеха с Моськой помогут и Читака придет — чего-нибудь посоветует… Причем без малейшего вреда для школьной успеваемости, которая от самостоятельной жизни, пожалуй, даже улучшится.
Однако отец с матерью не послушались… дом закрыли на замок, кур поселили у соседей, поросенка отвели к дяде Мише, кошка никуда не захотела переезжать и осталась жить сама по себе, Андрейку поставили на квартиру к знакомой Марьмитривне — в Тюковке, где школа.
Марьмитревна была женщина хорошая, справедливая и поэтому отнеслась к своему квартиранту с большим уважением. Андрейка проживал у нее не как обуза, а как человек почтенный, даже нужный.
В самый первый день сидели они с ней вдвоем за столом, накрытым новой скатертью, чай с разными вареньями распивали, вели солидную беседу о том о сем, о всяких делах.
Потом Марьмитревна спросила:
— Андрюш, а как у тебя с языком немецким?..
— А ничего… не жалуюсь! — солидно ответил Андрейка. — Усвояемость нормальная… Отметки, правда, неважные… да немка придирается, и придирается, и придирается!..
— Чем же ты ей не угодил?
— Кто ее знает… Она говорит: ты плохо ведешь! Ладно, начал хорошо вести… вел, вел, а что толку? Пускай уж буду плохо, ведь правильно я говорю?.. Она какая-то чудная: любит придраться к мелочам…
Марьмитревна не стала вникать в отношения немки с Андрейкой и пожаловалась:
— А наш вовсе никуда! Не дается ему этот предмет, и что ты будешь делать!.. Прямо беда! А малый — спосо-обнай, развитой… Ничего не скажешь!..
— Бывает… — объяснил Андрейка. — Не привык еще… У меня сначала знаете сколько двоек было! Если бы вам показать, вы бы прямо удивились! А сейчас я его даже за язык не считаю!.. Для меня, что русский, что этот немецкий — ну никакой прямо разницы!
— Андрюш, об чем я тебя хочу попросить… — вежливо сказала Марьмитревна. — Ты б с ним подзанялся, а? Может, подмогнешь чуток, проследишь, чтоб выучил… Сама-то я не особо ученая… Он говорит: «выучил», а как проконтролироваешь? Родители с Магадана запрашивают: «Как он там?» А мне со-овестно-о… ну, до того совестно! Двойки и двойки… По другим предметам он успевает, тут грех жаловаться, а немецкий этот — ну не дается, и хоть ты што хочешь с ним делай! Как спервоначалу не задался…
— Бывает… — опять согласился Андрейка и привел пример из собственной жизни: — Знаете, почему я никаких математик не люблю? Когда в первом классе по арифметике письменной проходили двойку, как ее писать… там нужно хвостик загнуть, чтобы спереди такая петелька получилась внизу… А я тогда маленький был, никак не соображу, откуда он загибается, с какой стороны. Бился, бился… Потом написал эти двойки без петелек, а петельки после подрисовал… но учительница разоблачила… С тех пор всю арифметику прошли, алгебра идет — все равно не люблю!..
Марьмитревна сходила в другую комнату и вынесла Ромашкин дневник. Андрейка просмотрел все странички, укоризненно качая головой, когда в графе «немецкий язык» натыкался на двойки и даже единицы:
— Да-а… Надо подтянуться, надо… Действительно… Безобразие прямо!..
Оказанное доверие Андрейке понравилось, и он заверил Марьмитревну:
— А что? Могу!.. Что тут особенного? Вы не беспокойтесь…
Откровенно говоря, с немецким языком у него самого не ахти как обстояло… Но одно дело самому учиться, другое — кого-нибудь другого учить. Тут большая разница. Учить гораздо легче: задал да спросил… Главное, спрашивать построже и не давать распускаться.
В прошлом году своей немки в школе не было, заменял физрук, который любил сочинять стихи, и его никто не боялся. Все учили шаляй-валяй, думали, что это — предмет пустяковый, вроде рисовании или там пения… А как приехала из университета настоящая немка — Маргарита, да как начала гонять по словам, да придираться к разным мелким словечкам, да к грамматике, сразу до всех дошло, какой этот язык трудный и заковыристый! Никому никакого покоя не стало!..
— Подтянем! — пообещал Андрейка.
Он встал со стула и прошелся по комнате, как сама немка Маргарита Ивановна: выпрямив спину, устремив взгляд в окно, покусывая губы и то и дело трогая на груди воображаемый университетский значок-ромбик.
— Спрошу: грунд-формен? Генетив родительного знаешь, зингуляр? А номинатив плюраль? Шлехт! Зер шлехт!! — командовал он резким выразительным голосом, стукая ложкой по столу.
Даже Марьмитревна оробела:
— Только, Андрюш, об чем я хочу попросить… ты все ж таки не дюже налегай… Норови с подходцем… Прежняя учительница об нем какой отзыв дала? Он, грит, озорной, но душа у пего тонкая!.. Да! Так и сказала, ей-богу!.. Значит, подход нужно иметь…
— Учтем… — кивнул Андрейка.
Сам Ромашка в это время где-то скрывался, но из кухни слышались подозрительные шорохи и поскрипывания. Андрейка заподозрил, что он находится там — подсматривает и подслушивает, не показываясь на глаза.
Вскоре кухонная дверь отлетела, стукнувшись об стенку, и Ромашка выскочил с таким отвратительным воплем, что даже хладнокровный Андрейка вздрогнул. Не поверишь, что человек может издавать такие вопли… Сам маленький, беленький, но взгляд веселый и хитрый, а губы сложены так, будто он знает про Андрейку что-то смешное, вот-вот скажет…
— Господь с тобой! — испуганно махнула на него Марьмитревна. — Как все равно домовой из пекла выскочил!..
— Я всегда откуда-нибудь выскакиваю! — заявил Ромашка и, хитро косясь на Андрейку, начал полными ложкам и таскать себе в рот варенье прямо из вазочки — стоя, а не сидя, как все люди…
— Вот, Ромочка… — обратилась к нему Марьмитревна. — Значит, Андрюша берет тебя на свою попечению об языку… Слушайся его, чего покажет — усвояй… А недопоймешь — спроси, он тебе даст разъяснение… Он постарше, разбирается больше…
Ромашка недоверчиво осмотрел Андрейку с ног до головы и, видно, остался недоволен, потому что вместо ответа плюнул в Андрейкину сторону вишневой косточкой…
Для начала Андрейка пока не обратил внимания на такую выходку и по-деловому осведомился:
— Когда начнем приступать?
— После… — буркнул Ромашка, схватил со стола сухарь и выскочил вон как угорелый…
Марьмитревна, глядя ему вслед, сказала:
— Перед посторонним человеком бодрится… А так — смирный… И учительница вишь какое об нем мнение имеет: «душа тонкая»… Небось не с потолка взяла, зря-то не скажет, верно, Андрюш?
Андрейка из вежливости кивнул, хотя имел другое мнение… В окно было видно Ромашку, бежавшего через улицу: не как бегают все нормальные люди, а почему-то задом наперед, но с необыкновенной быстротой. А его страшный вопль донесся даже через двойные рамы…
Не любя откладывать дела в долгий ящик, Андрейка достал учебник, полистал знакомые странички и наметил в уме предварительный план занятий.
Значит, так: нужно проследить, чтобы он школьный урок выучил и еще дополнительно, от себя задать ему побольше из прошлого: перевод, грамматику, правила там всякие… Чтобы он и новое усвоил и старое подогнал. Потом спросить, и все дела. А уж потом можно будет съездить на автобусе в Шапкино: повидаться с Алехой и Моськой, учившимися во второй смене, проведать свой дом и поросенка, а главное, разузнать, что делает кошка… А еще лучше — задать Ромашке задание да и ехать. Он пускай тут пока учит, а после Андрейка приедет, все проверит, задаст новое… Так гораздо лучше. Главное, время зря не проходит: задаст, съездит в Шапкино, проверит, снова задаст и опять можно в Шапкино.