Страница 4 из 25
Подтянув потуже ремень и выпрямив спину, он зашагал вперед, соблюдая молодцеватую выправку для примера личному составу.
Пусть видят: командиру не лучше, чем остальным, даже хуже, потому что он обут в сапоги, когда другие в легких сандалиях и тапочках; обмундирования на нем надето больше, а жара и песок для всех одинаковые! Но он не распускается, не злится: раз дано особое задание, надо выполнять, и никаких разговоров! Настоящим солдатам не такие трудности приходится преодолевать, а никто не стонет, не хныкает, не старается залечь в болото наподобие свиньи и карасиков ловить!.. Это пожалуй, и все разлягутся по болотам, а патрулируют за них глупые пускай!.. Да и лисе тоже надо чего-нибудь есть…
А вот уже и ориентир завиднелся, где намечен первый привал, — шершневое дерево! Так прозывался старый тополь за то, что там в дупле невысоко от земли обитало неисчислимое количество страшных полосатых шершней, с виду похожих на ос, но раза в три крупнее и злее. Как они там жили и что делали, неизвестно: шершни никого не пускали подойти поближе посмотреть. Смотреть можно было только издалека, а на сильно любопытного они набрасывались и вонзали в него свои толстые, как иголки, жала. Ужаленному человеку казалось, что его прижгло раскаленным железом или ударило током, от боли он терял всякое соображение, а потом на укушенном месте вздувалась здоровенная шишка, которая не проходила много дней. Шурка испробовал все на себе, стараясь получше рассмотреть, что там, у себя, делают шершни, и в разное время был укушен уже три раза.
Так что это дерево могло служить только для ориентировки на местности, но ни как не для привала, который Шурка устроил на большой дистанции, то есть много не доходя, чтобы, во-первых, не злить шершней, во-вторых потому, что ноги уже не шли…
Личный состав сразу повалился на землю, но командир присел на пенечек и, не теряя времени, начал наблюдать в бинокль все, какие есть, направления.
Бойцы вели разговор о шершнях: правда ли говорят, что человек, ударенный в лоб шершнем, ни за что не устоит на ногах? И будто бы это получается потому, что, ударяя, шершень одновременно впускает жало, а человек ничего такого не ждет и не успевает крепко уставить свои ноги, — так рядовой Дед плел…
Тем временем каптенармус Перфишка, которому была доверена фляга с водой, отвинтил пробку, сделал большой глоток, весь скривился и начал отплевываться:
— Тьфу! Тьфу! Это что такое? Тьфу! Чего это сюда налито?
— Пей, не бойся… — успокоил его командир. — Обычная вода, подсолена малость…
— Зачем? Ты нарочно, да? Тьфу! Тьфу! 'Издеваешься, да?
— Ничего не издеваюсь. Так теперь полагается во всех походах — обязательно чтоб солить…
И Шурка вкратце разъяснил отряду, зачем это делается. Но бойцы, боязливо попробовав воду, решили, что такая вода для питья не годится, ни в походе, ни нигде!
— Да неужели ж вы не понимаете, — надрывался командир. — От солнца организм обессоливается, ему требуется соль!
— Моему организму ничуть соли не требуется! — уперся Перфишка. — Свой-то организм я лучше чувствую, чем ты. Ему требуется не соль, а вода! И чтоб чистая была, несоленая…
— От соли еще хуже пить захочется, хоть кто знает! — подтвердил Дед.
— А статья?
— Мало ли…
— Это она кажется соленой! Вот: сам пью! Видите? И ничего со мной не делается!
Шурка храбро отпил глоток противной воды, где соли, кажется, и на самом деле было переложено…
— А чего же ты дальше не пьешь? — подозрительно спросил Перфишка.
— А если я больше не хочу?
— Ага! Сам не хочет, а других заставляет! Мы лучше из речки напьемся!
— К речке не скоро попадем! — объявил командир. — Мы всего полмаршрута пока сделали, а как обойдем вон тот большой лес…
Тут заволновался весь отряд. Бойцы зашумели:
— Опять не скоро?
— Окупнуться не дает! Карасиков не посмотри!
— Нашелся!
— Над людьми издеваться!
— Уж и водички попить не дает!..
— Что ж, помирать всем теперь?
— Разговорчики! — закричал Шурка. — Я сам знаю, когда что! Кто командует: вы или я?
— Не нужно нам такого командира! — бунтовали бойцы. — Мы можем другого переизбрать!
— Командиров не переизбирают! — пытался перекричать их Шурка.
— Мало ли что!.. А мы возьмем да и переизберем!
— Ив настоящей армии будете переизбирать?
— В настоящей — другое дело! А тут не хотим!
— Верно, чего зря таскаться… — начал рассуждать даже друг Калиныч. — В такую жару никто в лес не пойдет… Может, ближе к вечерку… А сейчас самое время завертывать к речке: охладимся получше, а там видно будет…
— Я разве против? — пошел на уступки командир. — Но закончить нужно? Уж не так много осталось пройти…
— Да чего ходить, если нет никого?
И на счастье Шурки вдруг послышался стук мотора, голоса и музыка…
— Вот! — обрадовался Шурка. — Слышите. А болтали: «Нет никого»… А они — вот! Подъем!
Но подчиненные не спешили подниматься с земли. Вскочили только Зубан и Голован. Чтобы еще больше не ухудшать отношения с отрядом, командир нашел выход:
— Сперва пошлем разведку…
И приказал Зубану с Голованом:
— Бегите, разведайте там хорошенько… и доложите!
— Ладно! — ответили разведчики и побежали, заранее пригибаясь к земле.
Разведка обернулась так быстро, что Шурка не успел ни о чем поговорить с личным составом, который валялся врастяжку, кто где, будто затем сюда и шли, чтобы отдыхать…
— Там у них собака! — доложил запыхавшийся Зубан. — В пять метров долинЫ!
— Длинная, как крокодил! — горячо добавил Голован.
— А кто еще?
— Да так… Ребята чужие… На мопедах приехали…
— Пошли, глянем? — осторожно обратился командир к подчиненным, и те начали один за другим подниматься, желая поглядеть на такую длинную собаку…
Сведения разведки оказались неточными: собака была ростом с большую кошку, но длинным туловищем на кривых коротеньких лапах и вытянутой мордой действительно здорово смахивала на крокодила, как правильно подметил разведчик Голован.
— Это называется — такса! — сразу определил ее породу Шурка. — Такая у меня в «Собаководстве» есть!
А приехавшие с ней чужие мальчишки — были большие и на вид очень опасные: косматые, голые до пояса, транзистор слушают и сигареты раскуривают в лесу, как все равно не для них ежедневно по радио о пожарах сообщается!
Двое стояли с мопедами, а третий — так: его, видно, привезли на багажнике, а собака своими ногами бежала…
Значит, численность была на стороне особого отряда: трое тех против пятерых наших да еще плюс два нестроевых разведчика… Однако противники, конечно, сильнее, и собака у них…
Перед лицом опасности первым струсил и проявил малодушие каптенармус Перфишка. Разглядев нарушителей издалека, он впал в форменную панику.
— Это Сосиска! — тревожно зашептал он, останавливаясь и поглядывая, в какую сторону удирать. — Не знаете, что ль? Сосиска сам! Вон тот — Седой… А поменьше — Королек! Вон у него штаны-то какие — с железочками… Пошли скорей отсюдова, пока не привязались!.. Ну их...
Своими паникерскими причитаниями он мог подорвать боевой дух бойцов, поэтому Шурка решил:
— Ладно… Ты оставайся здесь… в резерве!..
И скомандовал:
— Остальные — за мной!
Но остальные переминались с ноги на ногу, а с места не двигались. — Чего же вы? Бойцы молчали. Наконец друг Калиныч внес свое предложение:
— А я вот как думаю… Нужно немножечко подождать — они и сами уйдут… Правильно? Не станут же они торчать тут на жаре целый год? Правильно?
— А лес подожгут?
— Ху-у-у… это мы потом запросто потушим! Что тут особенного… Как они уедут, так все обсмотрим и потушим!..
— Да чего бояться-то? — уговаривал бойцов Шурка. — Ну в крайнем случае можно в лес убе… отступить!.. Им с мопедами неудобно по чаще-то за нами…
— А собака! — напомнил Перфишка. — Собака везде догонит!
— Подумаешь, овчарка какая! Такса!
— Ну что ж, что такса… Один ты, что ль, про таксов знаешь? Я тоже видел по телевизору, как она лис прямо из норы достает… Она потому и длинная такая, чтобы ей лучше было в норы пролазить… Ты не смотри, что она маленькая, у ней зубы хуже, чем у волка!..