Страница 14 из 20
Домой шли по отдельности: Вася обычной дорогой, а Толик вообще исчез — возможно, пошел каким-либо обходным путем, чтоб и по одной дороге не идти с обидчиком!..
Впрочем, Вася не терял надежды, что как-нибудь все уладится. Зачем Толику обижаться? Вася же на него не обижался… И он не должен!.. Ведь, если рассудить справедливо, кто первый начал ссору? Толик! Начал придираться, упомянул про бутылки, а если Вася сказал, что Толик деньги выпрашивает, то это чистая правда: все ему деньги дают, Алхимик даже свою глиняную свинью разбил, ничего в этом особенного нет… Нужны деньги, вот он и просит! А что Вася не захотел ему денег дать, то в этом тоже нет ничего обидного: кто хочет — дает, кто не хочет — не дает… Сейчас не дал, а через десять минут, возможно, передумает и даст! Скажет: на тебе денег, иди покупай запчасти для своей больницы.
А что если в самом деле дать Толику немного для больницы, ведь больница-то — дело общее, Вася тоже обязан в ней участвовать! Взять, скажем, эти бутылочные деньги да и отдать! Тогда можно будет сказать, что бутылки эти Вася собирал специально для больницы, ни для чего другого! Видит, что больница нуждается в деньгах, пошел, набрал бутылок, сдал, и вот — получайте! И на воскреснике по этой самой причине не был — искал, где бы денег для больницы достать… Так Вася и сделает. Только, конечно, таким образом, чтобы не унизить своего достоинства…
Кое-как расправившись с домашними заданиями, Вася вышел во двор и сел на скамейку, оглядываясь по сторонам.
Настолько он был все эти дни занят, что и не заметил, как, во двор пришла настоящая весна: повсюду, где только можно, где не было асфальта, вылезали и зеленели изо всех сил разные травинки, почки на деревьях уже развернулись в самые настоящие листики, на большое дерево собрались на какое-то свое собрание воробьи со всего района и орали все разом. Это были уже не те зимние, озабоченные поисками пропитания, нищие и озябшие воробьи, а веселые, самоуверенные и нахальные! Судя по их голосам, они не какие-то деловые вопросы обсуждали, а орали просто так, от радости. Может быть, это собрался хор воробьиной самодеятельности.
Окончательно отбившиеся от рук Андрейка с Андрюшкой, одетые совсем по-летнему, напялили какие-то странные маски, изображающие голову непонятного зверя с ушами, и скакали рядышком через двор самым нелепым и неестественным образом. Ноги у них были прямые, локти прижаты к бокам, а ладони свисали у груди наподобие лапок, и так они неутомимо прыгали, хохоча во все горло от своей выдумки. Хозяин медведя, очевидно, направлявшийся опять в больницу со своим больным медведем, которого он нес под мышкой, остановился и с одобрением наблюдал, как они прыгают.
— Эй, вы! — крикнул Вася. — А ну, идите-ка сюда!
Андрейка с Андрюшкой переглянулись и, не спеша, запрыгали — прыг! прыг! прыг! — пока не допрыгали до Васи.
— Чиво? — независимо спросил Андрюшка, не снимая маски и не изменив позы.
— Почему вон там, на стенке, нарисовано? — набросился на них Вася. — Кто за этим должен следить?
— А нам какое дело! — сказал Андрюшка. — Ты видишь, мы кто? Кенгуру!
— Чтоб сейчас же стереть!
— Мы не можем, — сказал Андрейка. — Мы — кенгуру! А они не умеют стирать!
— У них передние лапки очень коротенькие, — объяснил Андрюшка. — Видишь, какие? Не достанут…
— Тогда принесите ведро с водой и тряпку, я сам без вас сотру!
— Кенгуру не умеют таскать ведра… — сказал Андрейка.
— У них лапки слабенькие… — добавил Андрюшка.
— А что они умеют?
— Они умеют только скакать! Вот так!
Андрейка с Андрюшкой повернулись и запрыгали прочь: прыг! прыг! прыг! В это время на балкон вышел Сережка из шестьдесят шестой квартиры со своим знаменитым кнутом.
Кнут и в самом деле был ужасного вида и неимоверной длины.
Андрейка с Андрюшкой сразу перестали прыгать, а Хозяин больного медведя, двинувшийся было по направлению к больнице, остановился, и они стали смотреть на Сережкин балкон.
Сережка сначала разложил кнут на перилах и начал измерять его пальцами, потом встряхивал, как бы пробуя гибкость, и, наконец свесив его вниз с балкона, как рыболов удочку, по всей вероятности, прикидывал: достиг ли он достаточной длины для расправы с Алхимиком или еще короток. Что-то в устройстве кнута его не удовлетворило, и он ушел в дом, даже не глянув на Андрейку с Андрюшкой и Хозяина медведя, которые продолжали стоять, пораженные величиной кнута и зловещей серьезностью его владельца.
Потом они обернулись к Васе, чтобы увидеть, какое впечатление произвел этот кнут на него.
Вася встал и пошел в подъезд, где находилась Сережкина квартира, чем необыкновенно заинтересовал Андрейку с Андрюшкой (они даже маски сняли) и Хозяина медведя, который тронулся было в путь, но опять остановился. Все стали с нетерпением ожидать дальнейших событий.
Дверь Васе открыл сам Сережка и отступил испуганно, видно предчувствуя, что от такого посещения ничего для него хорошего не произойдет.
— Что нужно? — грубо спросил он.
— Кнут зашел посмотреть! — ответил Вася. — Где он у тебя, ну-ка?
И хотел войти в комнату, но Сережка, растопырив руки, загородил ему дорогу:
— Нечего его смотреть! Я его не всякому показываю! Он еще не готов! Вот когда будет готов, все увидите!
Вася молча толкнул его в грудь и шагнул в комнату, а Сережка цеплялся за Васин рукав, со слезами вскрикивая:
— Не ходи! Туда нельзя! Там собака! Собака же там, говорю! Громадная собака сидит! Кусучая! Ма-а-ме ска-а-ажу!
Никакой собаки в комнате Вася не обнаружил, а кнут небрежно валялся возле балконной двери. Вася, не обращая внимания на Сережкины крики, поднял его, рассмотрел: страшное оружие оказалось свитым из разных тряпочек и веревочек и таким легким, что не только ударить им, а и размахнуться как следует было нельзя! Сережка, увидев, что тайна кнута все равно раскрыта, моментально перестал голосить и лить слезы.
Вася повесил кнут на руку кольцами, как лассо, показал Сережке кулак и вышел.
Во дворе он кинул его помиравшим от любопытства малышам:
— Нате вам ваш кнут!
Андрейка и Андрюшка, рассмотрев кнут и убедившись в бессовестном обмане, схватили его и куда-то понесли, скорее всего показывать Алхимику, чтобы тот успокоился и больше не волновался. Хозяин медведя отправился в больницу, и порядок во дворе, благодаря Васе, был восстановлен.
А сам Вася опять скромно сел на скамейку.
Пусть Толик убедится, что Вася, несмотря ни на какие конфликты и разногласия, не покладая рук продолжает выполнять по мере сил свои тяжелые обязанности и не ожидает ни почестей, ни наград!..
Окно в Толиковой квартире было раскрыто, там время от времени мелькали чьи-то головы, только не разобрать чьи. Может быть, оттуда исподтишка подсматривали за Васей, и он принялся оглядывать двор, ища, что бы еще совершить полезного.
Вот во дворе появилась Маринкина мать с велосипедом и Маринкой. С ней вышла ее соседка тетя Оля, которая везла в коляске младенца, такого маленького, что во дворе никто даже не знал, как его зовут.
— Вася, — сказала Маринкина мать, — посмотри, пожалуйста, за Маринкой, хорошо?
Вася согласился и поманил пальцем Маринку, которая хоть и с недоверием на него посматривала, но все-таки медленно, по шажку, пошла.
— И за моей колясочкой, Вася, посмотри! — сказала тетя Оля. — Я ее вот тут поставлю, я — в магазин, скоро вернусь!
— Давайте-давайте! — радушно восклицал Вася, косясь на Толиково окно. — Чего там! Не стесняйтесь!
Тетя Оля пошла в магазин, а Маринкина мать села на велосипед и укатила неизвестно куда. Конечно, лучше бы наоборот: Васе махнуть куда-нибудь на велосипеде, а Маринкина мать пусть сама смотрит за своей Маринкой, но ничего не поделаешь… Да и хлопот особенных не было. Маринка, привычная к разным нянькам, присела на корточки, достала из кармана какие-то черепки и начала раскладывать их на асфальте, тихонько сама с собой разговаривая. А безымянный младенец и вовсе не подавал никаких признаков жизни. Заглянув в коляску, Вася увидел, что он увлечен крайне трудным делом. У него были пастилка, вафля и конфета, и он поставил себе целью забрать все это сразу в руки. А так как своими крошечными пальчиками он мог взять только по одному предмету, то его положение было весьма затруднительным: зажмет в руки конфету и пастилку — вафля остается, схватит вафлю — конфета не захвачена! Судя по его сосредоточенному виду, он не собирался отступаться от этого занятия, пока не достигнет своей цели.