Страница 55 из 71
Иногда она как-то смущенно посматривала на дочь, как бы боясь того, что ее Анке знает уже гораздо больше, чем она сама. Ей мало пришлось учиться.
Когда они увидели Бухенвальд, они после целый день ни о чем не могли говорить. Вечером мать пыталась успокоить и утешить дочь, говоря, что все, что там было, в этом лагере, давно прошло и не вернется, а Анке все спрашивала ее, как это могло произойти.
Вернувшись в деревню, крестьянка Кламм собралась и на велосипеде отправилась в город. Там расширяли известную ей фабрику стиральных порошков, и рабочие руки были очень нужны. Она встретила рабочих, с которыми была уже знакома по их наездам в деревню. Узнав о ее намерении работать в городе, они с сомнением качали головами. Поначалу фабрика пугала грохотом машин и аппаратов. Но женщина все же решила попробовать, и ее привыкшие к тяжелому крестьянскому труду руки быстро освоили несложные операции на упаковочном полуавтомате. Она сразу стала выполнять норму, которую обычно давали опытные работницы.
И все же Анке замечала, что мать ее несчастлива. Она стала молчаливой, редко смеялась, было видно, что ее тянет к прежней работе. И Анке без ведома матери пошла к председателю сельскохозяйственного кооператива. Председатель подумал и деловито направился к ним в дом, когда мать только что вернулась на своем велосипеде из города.
— Фрау Кламм! У нас собралось сейчас много обобществленного скота, но опытных работников, знающих, как с ним обращаться, не хватает. Мне говорили, что у вас по этой части золотые руки. Пойдете на ферму?
Предложение было как нельзя кстати. Мать ответила, что дело серьезное и она должна подумать. Но Анке уже знала, что все решено.
Мать уволилась с фабрики и, проработав совсем немного, вскоре стала бригадиром.
Это были тяжелые времена. Как назло, выдался неурожайный год. Анке переживала трудности вместе с матерью, а трудностей было много, в частности из-за неумелой организации. Крестьянин, который зарабатывал в кооперативе лишь 50 обязательных трудодней, а остальное время проводил в своем индивидуальном хозяйстве на оставленном ему участке, получал в конце года столько же, сколько и тот, кто трудился на общественном поле постоянно. Такое положение противоречило здравому смыслу, и мать пыталась его изменить. Много было бесхозяйственности. Некоторые члены кооператива в сенокос оставляли возы с сухим сеном под открытым небом, несмотря на то что собирался дождь. В своем хозяйстве этого никто бы не допустил. Мать указывала на подобные случаи, выступала против нерадивых на общем собрании. Из-за этого у нее испортились отношения со многими односельчанами. Она считала, что все должны работать хорошо и болеть за общее дело. Ей приходилось приказывать, распоряжаться, иногда не советуясь с членами кооператива. Начались раздоры, склоки, намеки, обиды. В деревнях на это большие мастера, имеют, можно сказать, в этом деле многовековой опыт. Мать заявила на заседании правления: «Не буду бригадиром. Ищите другого, с меня хватит! Останусь только в полеводческой бригаде!» И тогда же подала заявление в сельскохозяйственный техникум на заочное отделение. Это было в 1963 году.
В ноябре того же года на уборку свеклы из города прислали школьников. Кооператив не справлялся с работой, и клубни могли остаться под снегом. Анке работала в поле вместе с городскими ребятами, и ей было неловко оттого, что они в деревне сами не сумели убрать свеклу и вынуждены были приглашать горожан. Вот тогда появился этот парень — Рональд Шнейдерайт, сразу понравившийся ей. Он был сильный, хорошо работал, и любой холод был ему нипочем.
Анке не была застенчивой девочкой. Она пригласила Рональда к себе домой на обед. Так продолжалось целую неделю, и мать ничего не имела против. Она не возражала против дружбы с Рональдом. Четырнадцатилетний парень вскоре узнал все их семейные дела. Он тоже был не из робких и как-то прямо спросил мать Анке: «Я слышал, что на вашей кооперативной ферме с тех пор, как вы ушли из бригадиров, дела совсем плохи. Наверное, вы теперь переживаете, ведь правда?»
Мать ничего не сказала. Собственно говоря, он был прав. То, что после ее ухода с фермы дела там пошли значительно хуже, было очевидно. Но времена, когда она остро реагировала на подобные вопросы, давно минули.
«Бросить все и уйти — это не решение проблемы!» — заявил парень. Мать нахмурилась и сказала, что все не так просто и что он еще многого не понимает. Анке в глубине души была согласна с матерью, полагая, что Рональд слишком важничает, но смолчала. Она хорошо знала, что, если мать сердится, стало быть, слова этого мальчишки попали в цель. Но откуда у него берется смелость так судить о серьезных вещах? Почему он всегда рассуждает так, будто ему все известно? Анке, например, до сих пор не могла выбрать себе профессию, а он уже сейчас твердо решил, кем он будет — офицером, как отец.
Однажды Рональд рассказал ей о своем отце, В 17 лет старший Шнейдерайт уже с оружием в руках боролся на Балканах с фашистами, был награжден иностранным орденом и был убежден, что социализм победит и в Германии, но сам он не придет, его нужно завоевать. Это было в то время, когда в Германии флаги со свастикой висели почти в каждом окне, а с фронтов приходили победные вести. В тех условиях, казалось, самым простым было бы бросить оружие и спрятаться, спрятаться, чтобы выжить. Но коммунисты не могли так поступить. Пассивное ожидание — это не решение, никогда и ни в чем.
Анке, слушая Рональда, чувствовала, что думает так же, как он. Но она понимала, что в жизни бывают различные ситуации и нельзя видеть только черное и белое. «А для этого парня, — думала она, — существует, видимо, только одна возможность — быть «за» или «против». Нейтральным он не станет». Ему легко говорить, осуждать. Вот и мать тогда обиделась на него. Но ведь все-таки она снова пошла в правление кооператива, конечно не из-за этого мальчишки. Неполадки в кооперативе давно беспокоили ее, а слова Рональда только ускорили решение. «Направляйте меня на работу туда, куда сочтете нужным, где я буду полезной», — сказала она председателю, и ее вновь назначили бригадиром на ферме.
Анке с Рональдом к тому времени заканчивали десятый класс средней школы.
Рональд по-прежнему хорошо учился, получал похвальные грамоты, выступал на школьных конференциях, как секретарь организации Союза свободной немецкой молодежи. Товарищи уважали его и считали, что на Рональда Шнейдерайта всегда можно положиться — он не подведет. Этими чертами характера Рональд был обязан своему отцу.
«Ты что, живешь только для своего отца или для себя тоже? — спрашивала его Анке. — Кажется, он не только твой отец, но и вся твоя жизнь». Рональд не понимал ее.
Позже Анке познакомилась с его отцом. Это произошло после смерти матери Рональда, три года назад. (Фрау Шнейдерайт была больна какой-то тяжелой болезнью.) Отец Рональда, полковник Шнейдерайт, был человек серьезный и не любил говорить о себе. Казалось, для него не существовало никаких проблем. То, что Рональд знал об отце, он услышал от матери, которая в основном и воспитывала мальчика. Иоганн Шнейдерайт как-то признался Анке, что часто упрекает себя за то, что для сына у него никогда не хватало времени. Иногда ему казалось, что у парня весьма упрощенное представление о жизни и он слишком рационально воспринимает окружающий мир. «К счастью, сейчас он, кажется, избавляется от этого недостатка», — сказал полковник Анке, весьма польщенной тем, что такой серьезный человек беседует с нею как с равной о своем сыне.
Анке знала, что ее Рони во многом подражает отцу. Ее друг начинал свою службу так же честно, как и он. И случившееся на учениях не охладит их дружбы.