Сущий дьявол

«Ты знаешь, что это, Деймон».

Нет, не может быть, он этого не заслужил!

Но это было.

Деймон почувствовал, что туман набегает на его глаза, грозя пролиться слезами, что радость распирает его грудь.

— Я их открыл, Гвинет, — прошептал он и взял ее за руку. — Я открыл глаза.

Она дотронулась до его щеки и кротко улыбнулась:

— Да, ты открыл глаза, Деймон.

Он проглотил комок в горле и, не сводя с нее взгляда, спросил:

— Так что же ты хочешь мне сказать?

Улыбка Гвинет стала шире — это была чудесная улыбка. Улыбка ангела.

И вдруг она исчезла — грудь Деймона содрогнулась, и чувства, копившиеся в его душе годами, прорвались наружу — слезы хлынули из глаз, покатились по щекам и омочили подушку.

Он знал, что слова, которые она собиралась сказать, навсегда изменят его жизнь.

— Я хочу сказать тебе, Деймон… что я люблю тебя. Он привлек ее к себе.

— И я люблю тебя, Гвинет. Видит Бог, люблю!

Она обвила руками его шею, и он, уронив голову ей на плечо, разрыдался.

Выздоровление Морнингхолла шло быстро, чему явно способствовало его нетерпение. В восемь маркиз уже встал с постели, в девять с огромным аппетитом позавтракал, уничтожив солидную порцию бекона, яиц и тостов, а в одиннадцать он уже нежился в огромной ванне — впервые за несколько недель.

«Я хочу сказать тебе, Деймон… что я люблю тебя». О, эти слова все еще звучали у негов ушах, и сердце его неистово колотилось. У него возникло ощущение, что он вырвался на волю из какой-то мрачной темницы и впервые почувствовал вкус к жизни. Его прежняя жизнь, годы, проведенные на службе, даже ужасные раны, из-за которых он оказался в Морнингхолле, — все это осталось в прошлом, а в будущем была только она, Гвинет.

Голова у Деймона еще побаливала, но уже не так сильно. Когда же Робин, его новый камердинер, помог ему выбраться из ванны и облачиться в халат, Деймон почувствовал себя совершенно другим человеком. Он протер рукавом запотевшее зеркало и удостоверился, что нос его цел, а зубы на месте. Маркиз улыбнулся, и эта его улыбка даже не казалась демонической. Впрочем, голова у него все еще кружилась, когда он слишком резко поворачивался, но теперь он уже не боялся своего лица. Теперь он уже ничего не боялся, и это — главное.

Почему его покинул страх? Потому что он был на пороге смерти, но все-таки одолел ее? Или же что-то случилось с ним, пока он находился без сознания? Деймон улыбнулся.

Нет никакого сомнения: появившийся у него вкус к жизни и признание Гвинет сыграли роль большую, нежели что-либо другое.

Боже, ему не терпелось начать новую жизнь! Деймон отвернулся от зеркала. Робин ожидал его, держа наготове одежду — ту, что была на нем на плавучей тюрьме.

— Простите, милорд, — заметив недоуменный взгляд маркиза, сказал камердинер, — но леди Симмз привезла это с собой из Портсмута. Она решила, что вам понадобится…

— Она права. А где сейчас леди?

— Ожидает вас в желтой комнате, милорд, — ответил Робин.

— Сходи за ней и приведи ее сюда.

— Но я должен помочь вам одеться. Деймон улыбнулся.

— Ты мне больше поможешь, если приведешь леди. Гвинет появилась спустя пять минут, и ее фиалковые глаза засмеялись, когда она увидела Деймона, облаченного в просторную белую рубашку и бриджи. Волосы его были еще влажными и всклокоченными. Она приложила палец к губам, счастливо улыбаясь. Щеки ее порозовели. Деймон вскинул брови.

— Признайся, о чем ты сейчас подумала?

— Это трудно, милорд, мои мысли… слишком нескромные, чтобы выразить их словами.

— А как насчет действий? — пробормотал Деймон, устремляя на нее сверкающий взор.

— Они последуют, когда ты окончательно поправишься.

— Надеюсь, я сам способен судить о состоянии моего здоровья, дорогая сиделка.

Гвинет густо покраснела, однако мужественно выдержала его взгляд. Кровь Деймона вскипела. Разве она не знает, что он чувствует себя здоровым и сильным, как Атлант? Неужели она не знает: когда он видит ее в этом нежно-розовом платье, в нем просыпается желание и он начинает сходить с ума?

— Ну… посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, — улыбнулась Гвинет.

— Да… посмотрим, — пробормотал Деймон, глядя на нее многозначительно. Он подошел к Гвинет, поднес к губам ее руку, и в ней тотчас же вспыхнуло желание. — А пока что меня ожидают кое-какие дела, — продолжал маркиз. — Я не был в этом доме больше десяти лет. — Он заглянул в глаза Гвинет. — Был бы весьма рад, если бы вы, миледи, согласились меня сопровождать.

— Сочту за честь… милорд.

Он предложил ей руку, и они отправились осматривать дом, в котором маркиз Морнингхолл не был уже много лет. Сколько раз в своих мечтах и в ночных кошмарах он совершал подобную прогулку! Сколько раз его ужасала даже мысль об этом! Но сейчас, медленно шагая по длинным гулким коридорам, по пустынным комнатам, глядя на старинные скульптуры, картины и гобелены, на открывающиеся из окон живописные пейзажи, он испытывал лишь волнение — ему казалось, что он заново родился. Ведь это был Морнингхолл-Эбби — его дом!

Да, он вернулся домой!

Деймон чуть ли не бежал к восточному крылу — ему хотелось, чтобы Гвинет увидела все как можно быстрее.

— Вот комната, где я играл в прятки со своей няней… А на этом подоконнике я любил сидеть и читать Платона и. Аристотеля… А по этому коридору я бегал наперегонки со своими кузенами… Кто первый добегал до тех колонн, тот побеждал…

Он вдруг умолк и нахмурился. Побледнел.

Они стояли в коридоре, и перед ними висел портрет матери Деймона. Казалось, она в упор смотрит на сына.

— Я… — Маркиз осекся. Сделав глубокий вдох, он провел рукой по волосам и отвел глаза от портрета. — Моя… моя мать.

Гвинет прильнула к Деймону, как бы желая защитить его.

— Я знаю. Я велела вынести портрет из спальни. Ты не помнишь?

Минувшие две недели были заполнены кошмарами и болью, и Деймон не мог отличить сновидения от яви. Но он прекрасно помнил, как Гвинет защищала его от доктора. И как она кричала, требуя, чтобы вынесли портрет.

Он посмотрел на Гвинет, и в его глазах светились нежность и любовь.

— Я никогда этого не забуду, — сказал Деймон и коснулся губами ее щеки.

Какое-то время они молчали.

— Наверное, ты считаешь меня трусом — ведь я столько лет избегал появляться в этом доме.

— Нет, любимый, — мягко возразила Гвинет. — Я никогда не считала тебя трусом. Ты победил свой страх.

У Деймона перехватило дыхание. Она всегда говорит правду. «Господи, неужели ты и в самом деле ниспослал мне любовь?»

Он смотрел на портрет покойной матери и мало-помалу начал осознавать, что его отпускает ужас, который преследовал его все эти годы. Перед ним была всего лишь комбинация красок, нанесенных кистью, — свидетельство прошлого, которое давно миновало и никогда больше не вернется. Он встретился лицом к лицу еще с одним монстром — и победил. Еще одно воспоминание благополучно ушло в прошлое. Пусть и медленно, но мрак в его душе рассеивался, и все ярче пробивался свет. Страх, связанный с матерью, теперь окончательно умер; и мать больше не довлела над ним. Отныне ему больше не будет мерещиться ее лицо во всех темных углах и закоулках дома. Не будет казаться, что стены вот-вот рухнут на него: отныне Морнингхолл-Эбби — просто дом, причем весьма большой, и этому дому требуется лишь одно — обрести душу.

Деймон положил руку на плечо Гвинет, и они продолжили путь.

Дому требовалась хозяйка.

Глава 24

Уже на следующее утро Деймон почувствовал, что сумеет воплотить в жизнь все свои намерения.

Маркиз тайком приказал Бритуэллу приготовить завтрак для пикника и принести его вместе с плотным шерстяным одеялом в то место, которое, как он слышал, Гвинет окрестила Маковым полем. Утро он провел в спальне матери, окончательно распугав и разогнав духов. Перебирая старинные фамильные драгоценности, маркиз нашел наконец то, что искал. Испытывая почти ребяческое возбуждение, он отправился на поиски Гвинет.