Страница 17 из 67
— А я буду счастлива пристрелить вас, если вы попытаетесь это сделать, — не очень убедительно проговорила Гвинет. Морнингхолл бросил на нее презрительный взгляд, и она поблагодарила Бога за то, что маркиз не слышит, как гулко колотится ее сердце. Дрожащей рукой она открыла ридикюль, извлекла из него пистолет и сделала вид, что рассматривает его отделку. Лишь спустя несколько секунд она изобразила сладкую улыбку на лице и сказала: — Пожалуйста, начнем осмотр.
Морнингхолл искоса взглянул на нее — спокойный и бесстрастный.
Она взвела курок, щелчок прозвучал очень громко, а в следующую секунду она снова направила дуло в грудь Морнингхолла.
Его красивый, чувственный рот чуть скривился в еле заметной ухмылке.
Он равнодушно повернулся к ней спиной, демонстрируя абсолютное пренебрежение к пистолету, который, впрочем, дрожал в женской руке, и двинулся к двери.
— Что ж, — сказал он с угрозой. — Пойдемте со мной. Но только оставьте свой пистолет здесь, моя дорогая.
Ладонь Гвинет, сжимающая рукоятку пистолета, вспотела.
— Это еще почему?
— Потому что я не желаю, чтобы вы применили его против кого-то из тех несчастных, которым вы так хотите помочь, когда они набросятся на вас.
Гвинет некоторое время смотрела на маркиза, затем отвела взгляд и медленно положила пистолет на стол. Ноги у нее стали ватными, она с трудом поднялась и пошла за Морнингхоллом, испытывая искушение огреть его светлость зонтиком между лопаток.
Глава 6
Проклятие, она все-таки одержала верх. Не отступила и не уступила, и вот идет следом за ним — торжествующая и даже самоуверенная.
Деймон клокотал от гнева.
Она хотела осмотреть судно? Увидеть собственными глазами тот кошмар, в котором приходится пребывать заключенным? Ну что ж, он ей покажет. Он покажет, какое мерзкое хозяйство всучил ему этот подонок Болтон; он покажет ей такое, отчего у нее волосы встанут дыбом, лицо позеленеет и горошины пота выступят на ее красивом личике.
Морнингхолл направился в сторону юта, не интересуясь тем, поспевает ли Гвинет за его широким шагом. Глаза у него сверкали, а выражение лица было таким, что при виде его команда разбегалась. Шум и ропот нескольких сотен доведенных до отчаяния заключенных стал постепенно стихать при появлении Гвинет. Кто-то негромко присвистнул; кто-то насмешливо поклонился; кто-то на ломаном английском выкрикнул, что она может извозить в дерьме свое шикарное платье. Затем один из американцев, который ползал на коленях и локтях, драя палубу, увидел Деймона и стал выкрикивать в его адрес оскорбления. Лицо Деймона осталось бесстрастным, он явно не намеревался обращать внимание ни на этого человека, ни на скандирующих свои требования его товарищей, которые понимали, что все худшее ждет их впереди, когда они спустятся в трюм.
— Я хочу знать, каков порядок приема заключенных, прибывших на борт судна, — проговорила официальным тоном леди Симмз, стараясь говорить громко, чтобы перекрыть шум.
Деймон продолжал идти вперед и, не поворачивая головы, ответил:
— Их заставляют принять ванну.
— В горячей или холодной воде?
— В ледяной воде, взятой из этой чертовой бухты. Они — заключенные и ничего лучшего не заслуживают.
Он услышал, как Гвинет буквально захлебнулась от гнева, что доставило ему немалое удовольствие. Очень хорошо! А затем ее шаги замерли, и, обернувшись, он увидел, как она извлекла маленький блокнот и карандаш из своего ридикюля и начала что-то быстро писать.
«Волна… ледяная вода… обратить на этот факт внимание…»
— Пошли дальше! — рявкнул Морнингхолл. — Я не могу весь день заниматься только этим!
Гвинет метнула на него взгляд, способный расплавить железо, и продолжила свои записи. Ветер шевелил перья на ее шляпе, колыхал тонкий шелк ее юбок.
Деймон схватил ее за локоть и резко дернул.
— Я сказал — пошли дальше, черт возьми!
— Не прикасайтесь ко мне своими руками, негодяй! — Она вырвала локоть, глаза ее метали молнии. — Я хочу знать, в какой одежде они ходят, чем питаются, допускают ли к ним посетителей…
— Они ходят в одежде, поставляемой транспортным управлением, а кормят их так же, как матросов на кораблях его величества. Им не на что жаловаться, черт бы их побрал! Идем дальше, пока я не потерял остатки терпения.
Он увидел, что два матроса наблюдают за тем, как он направляется к лестнице, ведущей на нижнюю палубу. Это небезопасно — спускаться вниз без сопровождения, опасно для него, тем более опасно для леди. Он кивнул, и матросы тут же пристроились за леди Симмз, бдительно глядя по сторонам, готовые в крайнем случае пустить в ход оружие.
Люк, ведущий вниз, можно было сравнить с петлей в руках палача. Это была черная дыра, из которой исходили зловоние и шум. И еще жар — как из топки. До Деймона доносились выкрики и вопли заключенных, он смутно различал фигуры собравшихся внизу у лестницы людей, поджидающих их, словно голодные демоны в преисподней. Мелькнуло, словно вспышка, воспоминание об Оксфорде, он будто вновь услышал насмешки и хохот приятелей, наблюдавших за его позором из окон… Он не хотел идти сейчас вниз. Видит Бог, не хотел. Он сжал кулаки, собирая все свое мужество. Ведь они всего лишь заключенные, они ничего собой не представляют! Но он всем своим существом ощущал ее присутствие за спиной. Очень скоро она станет свидетельницей его еще большего унижения, чем тогда, — вероятно, станет смеяться вместе с ними. Он почувствовал, как участился пульс, усилив боль в висках. Повернувшись, он в упор посмотрел на нее, надеясь, что она откажется от дальнейшего осмотра. Однако она, наморщив нос и нахмурившись, вглядывалась вниз, даже не пытаясь прибегнуть к носовому платку.
Да, надо отдать ей должное. Видимо, она и в самом деле сделана из прочного материала.
— Я вижу, что духота и зловоние неблагоприятно воздействуют на вас. С вашей стороны было бы мудро отказаться от своей затеи.
— Напротив, милорд. Мы едва лишь прикоснулись к проблеме. Я непременно последую за вами.
И в этот момент Деймон почувствовал, что никогда в своей жизни ни к кому не испытывал такой ненависти, как к леди Гвинет Эванс Симмз. Однако он не позволит ей испытать триумф, не позволит увидеть его гнев и ярость. И он кивнул ей с бесстрашным выражением лица. Затем, давая себе клятву отомстить ей за тот ад, через который она собирается его провести, он стал стремительно сбегать вниз по лестнице.
То, что Гвинет увидела на нижней палубе, останется в ее памяти до конца жизни. Когда она стала спускаться по лестнице в горячее, дурно пахнущее замкнутое пространство, в которое через узкие, забранные металлической решеткой отверстия едва пробивался дневной свет, шум голосов внезапно смолк. В полумраке она стала различать множество застывших изможденных лиц, смотревших на нее с любопытством, интересом и благоговением. Она почувствовала, что в каждом закоулке этого помещения правят бал отчаяние, неизбывная боль и тоска. Жара здесь была такой, что ее платье сразу же прилипло к телу. От едких миазмов у нее стали слезиться глаза и к горлу подступила тошнота. Когда Гвинет ступила на скользкую, липкую от копоти палубу, она увидела стоящего у трапа маркиза. Лицо у него было суровым, глаза прищурены.
— Ну что, насмотрелись достаточно? — резко спросил он. Гвинет стояла озираясь, боясь разогнуться, под низко нависающей верхней палубой, не имея сил даже ответить, не то что записывать в блокноте.
Люди, кто полуголые, кто и вовсе без одежды, если не считать слоя сажи на них, располагались на лавках или, прервав игру в кости, стояли, переговариваясь и уставившись на Гвинет. В их волосах ползали вши. Жужжали мухи, опуская хоботки в капли пота, струившегося ручьями по их чумазым лицам. Из обрывков одежды торчали костлявые ноги и руки. Взгляды одичавших, потерявших надежду на избавление людей. И великое множество подвесных коек. Верхняя палуба располагалась всего в пяти футах над нижней, поэтому никто здесь не мог встать во весь рост, все вынуждены были передвигаться горбясь и сутулясь.