Танцы с ментами

А потом я поняла, что эмоции могут в нем бурлить, как лава в вулкане, но это не заметно глазу окружающих. Каждый раз, как мне удавалось блеснуть своими кулинарными способностями, я, затаив дыхание, ждала восторженных возгласов, но так их и не дожидалась. И вообще ничего не дождалась, никакой реакции. Наконец я зажала гордость в кулак и спросила: «Ну как, Игоречек?» Игоречек, жуя десятый кусок пирога и не поднимая головы, пробурчал: «Ничего…»

Успокоилась я только после того, как поняла, что в устах моего мужа «ничего» – это максимум, что он может сказать приятного. Смотрела я по телику передачу про Мерилин Монро и спросила: «Игоречек, правда, М. М. – обалденно красивая женщина?» – на что он с теми же интонациями, что и по поводу моих пирогов, ответил: «Ничего…»

А Толя – я имею в виду опера Горюнова – совершенно другой. Он никогда не скупится на нежные слова, постоянно повторяет мне, какая я красивая, как я хороша в постели, говорит, что любой мужик был бы счастлив со мной. Даже если это и не так, все равно приятно.

Я скептически отношусь к своей внешности, несмотря на то что у меня неплохая фигура, длинные ноги, густые волосы; кроме того, я умею себя подать. Одна моя приятельница, кстати, сама не стопроцентная жаба, завистливо сказала: «Везет тебе, Машка, ты такая красивая!» На что я ей ответила: «Я красивая, потому что умная». В переводе это означает, что у меня довольно-таки средние исходные данные, которые я успешно превращаю в приемлемые благодаря тому, что научилась скрывать то, что меня портит, и подчеркивать то, что меня красит. Но я шла к этому всю сознательную жизнь. Посмотрели бы вы на меня после окончания школы: по выражению моей любимой подружки – явная сундучка. Мне десятилетия понадобились, чтобы понять простую истину: женщина может понравиться, если на нее приятно смотреть.

При этом мне не нужно было ходить далеко и равняться на Марину Влади: моя лучшая подруга – воплощенная женщина, от кончиков волос до кончиков ногтей. Она как-то мне сказала, что настоящая женщина даже мусорное ведро не должна выносить, не накрасившись и не причесавшись. Постепенно я пришла к выводу, что нельзя прихорашиваться только для выхода в свет, а дома ходить халдой; главное – нравиться любимым все двадцать четыре часа, а не только за пять минут до выхода на работу.

Позже я постигла еще одну великую истину, которую кратко можно сформулировать так: настоящая женщина не носит под дорогим платьем дешевое белье. Иными словами, красивым должно быть даже то, что не видно никому.

Но тем не менее от комплекса неполноценности я не избавилась, а он усугубляется еще и мнительностью; я прекрасно знаю все свои изъяны, поэтому не верю, когда меня называют красавицей. Считаю это грубой лестью, хотя слышу это от разных людей достаточно часто. А Толя все время говорит мне, какая я красивая, а один раз поднял меня с постели, подвел к зеркалу в ванной и стал вертеть перед зеркалом, держа за плечи сзади. «Ну посмотри на себя, – приговаривал он, – ты чудо, а не женщина; посмотри, какая у тебя фигура, какая кожа, какие глаза и волосы. А грудь, тем более для тридцатилетней женщины, – роскошь! Да твой муж просто дурак, что не удержал такое сокровище; ему нужно было каждый день Бога благодарить, что ты его жена и он владеет тобой на законных основаниях, а он… Идиот!..»

Мне было хорошо с Толей, хотя я прекрасно видела его самовлюбленность, хвастливость, ненадежность. Он мог часами говорить о том, какой он великий оперативник; показывал мне фотографии женщин, которых я знала по работе (следовательницы из милиции, судьи, адвокатессы), и рассказывал, что они были его любовницами. «Вот с этой, – говорил он, – мы вместе жили полгода, потом разошлись, но остались в добрых отношениях…»

Меня это коробило; тем более что первым делом он выпросил у меня фотографию и положил ее туда же, где хранил и остальные; и я представляла себе ситуацию, когда он скажет другой женщине: «Знаешь Швецову из прокуратуры? Я с ней жил, ничего баба, только муж у нее слишком ревнивый, пришлось ее бросить…» Какое это имеет значение, думала я, для любовника, с которым я не собираюсь связывать свою судьбу, а любовник он – выдающийся. И кроме того, я надеялась, что мы еще долго будем с ним вместе.

2

На работу я еле собралась к девяти; какая-то роковая закономерность заключается в том, что мне всегда нужно на сборы ровно на десять минут больше, чем то время, которым я располагаю. Если у меня в запасе полчаса, значит, я полноценно подготовлюсь к работе не меньше чем за сорок минут, а если я встану за два часа до выхода, значит, у меня уйдет два часа десять минут. Но вот наконец мое отражение в зеркале не вызывает у меня отрицательных эмоций, ноги – в уличные туфли, сумка на плечо – и вперед. Как выражается мой ребенок, отставив попку перед зеркалом и водя по губам закрытым тюбиком помады: «Мамочка идет бороться с преступностью».

И вот за поворотом родное здание прокуратуры, розовеющее сквозь густую листву скверика. Этот скверик у местных бомжей – любимая распивочная на пленэре, на сучьях деревьев висят заботливо пристроенные стаканы; но никаких беспокойств они нам не доставляют, ведут себя исключительно по-джентльменски, лишь запах от них резковат, если пройти в непосредственной близости. Как-то в день зарплаты я выходила из прокуратуры вместе с практикантом – плечистым малым, который трогательно за мной ухаживал и претендовал на то, чтобы считаться моим кавалером; нам пришлось пройти мимо бомжей, тихо сидящих в темноте под кустами, и я спросила, что бы он сделал, если бы вдруг на нас напали и потребовали денег. Он проникновенно ответил: «Я бы сказал тебе: „Маша, отдай ты им эти деньги"».

Лестница, длинный коридор и отсеки с тремя кабинетами в каждом, переделанными из школьных классов, поскольку наша прокуратура не исключение и, как почти все районные прокуратуры, занимает здание бывшей школы. Первого апреля инициативная группа не поленилась и, с помощью отвертки сняв с дверей кабинетов таблички, прикрутила их в другом отсеке. Пришедшие с обеда хозяева кабинетов зашли в отсек и уже приготовили ключи, но рука с ключом замерла на полдороге, когда взгляд упал на табличку, – «не мой кабинет»…

Но сегодня не первое апреля, и кабинет мой, и табличка на дверях именно та: «Старший следователь Швецова М. С», да и груда бумаг на столе – моя, и только моя, никто больше на нее не претендует. Как-то преподаватель Института усовершенствования, бывший следователь с огромным стажем, нам рассказывал об организации работы на месте происшествия: сначала там скапливается толпа начальников, их заместителей, оперуполномоченных, участковых, стажеров; раздаются указания, ставятся задачи, и толпа постепенно редеет, начальники едут руководить, заместители – рапортовать, оперуполномоченные – искать преступника, участковые – делать поквартирный обход, а следователь приступает к составлению протокола осмотра места происшествия. «И в истории криминалистики не было случая, – заключил преподаватель, – чтобы хоть кто-нибудь попытался оспорить у следователя эту святую обязанность».

Вот и мои святые обязанности переложить не на кого. «Так, что у нас?» – как говорит наш районный прокурор.

А вот что: пришел наконец ответ на отдельное поручение по поиску преступника, совершившего развратные действия в отношении школьницы. В парадной молодой парень, черноволосый и кудрявый, затащил девчонку под лестницу, снял с нее колготки, потрогал и отпустил. Я посылала в милицию обычное в таких случаях задание о проверке подучетного контингента из числа ранее судимых за сексуальные преступления. Справка о проверке на этот раз пришла солидная, на двух листах. Незнакомый мне оперативник живописал, как он произвел проверку на причастность к совершению преступления лиц, проживающих на территории отделения и ранее судимых за половые преступления: Сидорова С. С, 1912 года рождения; Петрова П. П., 1913 года рождения; Иванова И. И., 1914 года рождения, и так далее от рождества Христова. Самому молодому в списке было шестьдесят лет, и справка заканчивалась полным сожаления пассажем о том, что почти всеми проверенными предъявлено алиби, а двоих проверить на причастность не удалось в связи с их кончиной от старости. Конечно, все они полностью подходили под приметы молодого и кудрявого… Ха-ха, вот так и работаем.