Танцы с ментами

– Ешь мороженое, оно уже капает, – сказал Андрей. – Знаешь, Маша, ты даже умней, чем я думал. Снимаю шляпу. – И опять замолчал. Я поняла, что по крайней мере сейчас продолжения не будет.

Мы доели мороженое, и я спросила:

– Когда поедем? Программу мы вроде бы выполнили.

– Маш, если ты не возражаешь, я бы хотел уехать завтра дневным. Мне надо завтра утром кое с кем встретиться, это недолго; мне бы не хотелось тебя одну отпускать, поэтому давай поедем завтра вместе. Потерпишь лишний день?

– Ладно. Только давай посидим тут еще немножко.

В это время к скучающей буфетчице подошел местный ханыга, прижимая к груди «мерзавчик» водки. Сердечно поприветствовав ее, он тоном, не допускавшим возражений, предложил ей срочнень-ко снабдить его стаканом, чтобы он мог оросить израненную душу живительной влагой, он так выражался. Буфетчица проявила черствость и погнала его от прилавка, заявив, что стаканов на них не напасешься. Ханыга в свою очередь проявил гордость и сообщил, что обойдется без ее услуг. Буфетчица, навалясь на прилавок, с интересом приготовилась наблюдать, как он будет обходиться. Ханыга остановился у ближайшего к нему столика, неподражаемым жестом откупорил бутылку и мастерски опорожнил ее в пустой пластмассовый стаканчик для салфеток, стоявший на столике. Боже, какой удар судьбы ждал его! Когда он взялся за стакан, оказалось, что стакан прибит к столику.

Несчастный попытался отковырять стакан, но ничего не вышло; более того, живительная влага, которой так жаждала его израненная душа, медленно утекала в дырочку от гвоздя, державшего стаканчик. Бедолага заметался: сначала он попробовал подлезть под стол и подставить рот под струйку, но не смог, тогда он попытался поднять столик, чтобы донести прибитый стакан до рта вместе со столом, но силы оставили его, и он упал, придавленный к земле коварным столиком. Буфетчица хохотала. Андрею пришлось встать и снять стол с груди барахтавшегося под ним пьянчужки. А мне эта сцена вдруг напомнила мое позорное опьянение водкой с пепси-колой, и я почувствовала, что заливаюсь краской. Во всяком случае, Андрей удивленно на меня посмотрел, но ничего не сказал.

Мы съездили за билетами и вернулись в гостиницу. Андрей предложил купить чего-нибудь съестного и пообедать (тире – поужинать) в номере – по крайней мере, там прохладно. Во всех злачных местах наверняка дикая духотища, да и ничего горячего не хотелось. Возле самой гостиницы мы купили арбуз, персиков, яблок и бутылку сухого вина; решили трапезничать в моем номере.

Как только мы вошли в вестибюль гостиницы, приветливая женщина-портье замахала нам рукой:

– Петербуржцы, вас искал кто-то!

– Кто? – спросили мы хором.

– Из Питера звонили, спрашивали, остановились ли вы в гостинице. Я дала номера ваши, наверное, будут звонить. Поди, начальство проверяет?

– Да уж вестимо, – улыбнулся ей Андрей.

– Это тебя, что ли, ищут? – спросила я, пока мы поднимались в лифте.

– Нет, – прищурившись, ответил Андрей.

– Ну, а уж мое начальство меня разыскивать не будет в милицейской гостинице.

– Правильно, – разглядывая вино на свет, сказал Андрей. – Ищут не тебя и не меня.

– А кого же? – удивилась я.

– Нас, – коротко ответил мой секьюрити, нагруженный провизией.

В номере я взяла инвентарное блюдо, положила на него фрукты, прихватила арбуз и пошла в ванную мыть все это великолепие.

Андрей открыл вино, разлил по стаканам и включил по телику питерскую программу. Там шел брифинг, посвященный перспективам раскрытия дерзкого убийства личного друга вице-президента.

Мы уселись перед телевизором и стали развлекаться, комментируя выступление начальника ГУВД.

– Это преступление будет раскрыто в ближайшее время, мы уже достаточно много знаем о преступнике, – надувая щеки, сообщал он журналистам. – Преступник, на поиск которого ориентированы все службы, – это человек в возрасте тридцати – сорока лет, среднего роста, среднего телосложения, может быть одет в черные джинсы и светлую куртку из плащевой ткани.

– И галоши, – добавил Андрей.

– В Федеральной службе безопасности, – вещал генерал, – создан штаб по расследованию убийства. Мы договорились два раза в день встречаться там и обмениваться накопившейся информацией.

– Два раза в день?! – ужаснулась я, в том смысле, что если так часто встречаться, то когда же работать?!

– Действительно, – поддержал меня Андрей. – Пять раз надо, не меньше.

Пресс-конференция закончилась, и мы переключились на другую программу. Известный, намозоливший всем глаза депутат со слезой в голосе рассказывал все про того же Хапланда:

– Это был талантливый ученый, прогрессивный чиновник, реформатор и кристально честный человек. Бориса Хапланда убили за то, что он сам не брал взяток и другим не давал этого делать.

– Просто поразительно, – сказал Синцов, – а в определенных кругах пожимают плечами – зачем было убивать Хапланда, если с ним все вопросы можно было решить за деньги?!

Он заботливо вытащил косточки из отрезанных для меня кусков арбуза и подвинул ко мне тарелку. Я невольно сравнила его с Толиком Горюновым и задумалась. Все-таки права Машка: Толик – фат, я бы даже сказала, фанфарон, хорош он в интимной обстановке, и ласков, и может быть заботливым, а вот на настоящего мужика не тянет. Не могу понять, в чем дело, но вот от Андрея идет мощная волна мужественности и надежности. А от Толика, наоборот, веет опасностью. Нет, надо завязывать с этим моим крутым виражом, больше отрицательных эмоций, чем удовольствия, особенно если он за моей спиной языком чешет.

Я вспомнила наше последнее свидание. Мы встретились у метро возле «тетиной» квартиры, причем, пока я ехала до этой станции, я вела себя как резидент вражеской разведки, обрубающий «хвосты»: постоянно оглядывалась, переходила из вагона в вагон, тщательно осматривала всех пассажиров, проверяя, не замаскировался ли среди них мой муж, и на этом потеряла миллиарды нервных клеток.

Когда я вышла из метро и ко мне подошел Толик, я была уже на последнем градусе паники, он даже спросил, что со мной творится. «Ничего особенного, – ответила я, нервно оглядываясь. – Пошли быстрее», – и потащила его к проходному двору. «Подожди, – уперся Толик, – я хотел тебе бананов купить и орешков соленых, дай я к ларьку подойду», – но не тут-то было. Я так стремилась быстрей скрыться с глаз людских, что огрызнулась: «Я что, к тебе есть, что ли, приезжаю? У меня мало времени!» – и рванула Толика вперед, что явно произвело на него неприятное впечатление. Он с кривой улыбкой заметил: «Ну ты, Швецова, даешь!» А в квартире, когда мы уже обнимались в постели, меня трясло от страха, потому что мне все время казалось, что, когда мы с Горюновым выйдем на лестницу, у дверей будет стоять мой муж и я больше никогда не оправдаюсь.

– Скажи мне, Маша, – неожиданно спросил Андрей, – а почему ты с мужем не разведешься?

Я слегка оторопела.

– Уйти некуда? – продолжил он.

– Послушай, что, вся питерская милиция в курсе моих семейных дел?

– А я что, вся питерская милиция? Ну ладно, Маша, не хочешь – не говори, но я не просто так спрашиваю.

– Не просто так? А как? Или ты как честный человек хочешь на мне жениться после ночи, проведенной в поезде?

– Я же сказал, не хочешь – не говори, но похоже, что ты его не любишь и жить вам вместе тяжело.

– Вот как? А на основании чего, позволь спросить, ты пришел к подобным выводам?

– Маша, не бесись, я уже вижу, что ты заводишься… Ты женщина заметная, естественно, что о тебе говорят. Мужики слюни пускают, начинают выяснять твой статус, а наш брат всегда рад о вас, девушках, посплетничать.

– Да, это точно. Могу утверждать, что женщины никогда в своем кругу не обсуждают так мужиков, вы же, скоты, ни сантиметра дамской плоти не пропустите! И что же именно ты слышал?

Я сказала это и моментально пожалела. Ведь знаю себя: стоит мне услышать что-нибудь неприятное в свой адрес, я просто заболеваю. Умом я понимаю, что не на все стоит обращать внимание, но в душе справиться с этим не могу, несмотря на совет моей мудрой подруги Маши Швецовой. Плакалась я ей как-то на сплетников, Машка терпеливо меня слушала, а потом сказала: «Мышь! Никогда не поддавайся на провокации! Даже если ты будешь причислена к лику святых, все равно найдется субъект, который позлословит в твой адрес. Поэтому, если кто-нибудь очень настойчиво захочет тебе поведать, что он о тебе слышал в одной компании, заткни уши…»