Восхитительная

Он плеснул виски в оба стакана.

– Как любезно с вашей стороны, – сказала она, принимая стакан. Нарочно ли вышло так, что их пальцы не соприкоснулись? – А вдруг я судомойка ваших соседей?

Она никак не походила на прислугу; не было в ней ни малейшего намека на услужливость. И еще он не преминул отметить изящество ее движений, деликатную манеру, с какой она приняла стакан. Ее явно воспитывали в утонченной атмосфере, где подобные движения – отточенные, доведенные до автоматизма – вырабатываются долгими годами, входя в привычку, в которой ее обладательница почти не отдает себе отчета.

– А вы судомойка?

– Нет. – Девушка сухо рассмеялась. – По крайней мере пока.

– Тогда кто же вы?

– Никто. – Она сделала изрядный глоток. – Точнее не скажешь.

Стюарт почувствовал горечь ее слов на собственном языке, словно привкус хинина.

– Отлично, – сказал он. – А то я начинал думать, что вы одна из самых знаменитых лондонских куртизанок, которая погубит мою многообещающую политическую карьеру.

– Слова Стюарта испугали девушку, но в то же время и приятно польстили. Она мило улыбнулась:

– Что ж, не стоит беспокоиться. Я не «дама с камелиями».

– Да, вы всего лишь Золушка, – предположил он. – Скажите же, что делала Золушка в городе – без кареты, лакеев и бального платья?

Она уставилась в свой стакан, почти пустой.

– Это очевидно, не правда ли? Кое-что на балу пошло решительно не так.

– Что же случилось? Неужели принц превратился в лягушку, когда вы его поцеловали?

– О, в гадкую жабу!

Это было сказано легким, беззаботным тоном, но слова резали, как нож. Подойдя к нежданной гостье, Стюарт щедро наполнил виски ее стакан.

– Нужно утопить ваше разочарование.

– Крепкие напитки добавят Золушке к сердечной муке еще и похмелье, – возразила она, тем не менее отпивая из стакана. – Потом она будет очень злой на кухне.

– Мне казалось, Золушка всегда добрая, нежная и безропотная.

– А знаете почему? – Взглянув на Стюарта, она заговорила с неожиданной горячностью. – Это оттого, что сказки всегда пишут мужчины, которые в своей жизни не провели на кухне и часа. Настоящая Золушка курит, ругается и пьет – иногда больше, чем нужно. У нее болят ноги. Болит спина. И она очень обидчива. Ей бы хотелось своей каретой-тыквой переехать Злую Мачеху. И Принца-жабу, если представится случай.

Ее пылкость зажгла в нем огонь. Захотелось схватить ее в охапку и поцеловать гневное, пылающее лицо. Стюарт заставил себя отойти на пару шагов.

– И сейчас тоже?

Ее губы сложились в жалостливую улыбку. Она провела пальцем по боку стакана.

– Я разрушила сказку?

– Вряд ли. Я перестал верить в сказки задолго до вашего появления.

– Как же это случилось? – Склонив голову набок, она с любопытством посмотрела в глаза Стюарту. Злость бесследно улетучилась.

– Все дело в Принце. Неоднозначный персонаж, вам не кажется? Всегда женится на прекрасной девушке – Золушке, Спящей Красавице или Белоснежке. Разумеется, он получает в наследство замок и королевство. Сидишь и гадаешь – что он сделал, чтобы заслужить счастье? В чем его заслуга? Ему просто посчастливилось родиться сыном королевы, и все!

Вот теперь он выдал себя, сказав слишком много. Ему еще ни разу не случалось проговариваться.

Она уловила в его словах ноту горькой обиды – ее брови поползли вверх. Но она не стала задавать лишних вопросов. Заметила только:

– Неудивительно, что он превратился в жабу. Вздохнув с облегчением, Стюарт поднял стакан:

– Выпьем за вас – вам удалось избежать жабьих объятий. Ясные, глубокие глаза рассматривали Стюарта, столь прекрасные, что это даже причиняло боль. Потом гостья улыбнулась – улыбкой одновременно печальной и исполненной надежды.

– Выпьем.

И опрокинула в себя содержимое стакана. Решительно, Золушка пила слишком много. Стюарт всегда настороженно относился к любителям возлияний, будь то женщина или мужчина. Но он собственноручно построил бы винный завод и отдал его ей в полное распоряжение, если это был единственный способ заставить ее улыбнуться.

Воцарилось молчание, и он запоздало вспомнил, что обещал ей найти кеб и отправить домой. Жаль, нет под рукой Дурбина, лакея. Можно было бы отправить его на поиски экипажа, наказав вернуться не скоро.

– Расскажите немного о себе, если можно, – попросила она, вполне еще трезвая.

Ему бы снова быть начеку. Такие вопросы, когда их задавали женщины, очень его настораживали, потому что потом непременно приводили, пусть и окольным путем, к расспросам о детстве. Как Стюарт подозревал, многие женщины заигрывали с ним не потому, что он был видный и успешный мужчина, а оттого, что ему довелось жить в трущобах. Дамы умоляли поведать им что-нибудь непристойное – расскажите о драках в пабах! о шлюхах, которые отдавались вам в темных переулках! возьмите меня, как одну из тех шлюх! – жадно упиваясь ощущением опасности, чтобы скрасить скуку своего существования. Не важно, что он был тогда слишком юн, чтобы пользовать шлюх или драться в кабаках.

Но сейчас Стюарту было все равно. Он лишь глотнул виски. Гостье не было нужды выспрашивать его о темной изнанке жизни.

– Что бы вам хотелось знать?

Она задумалась.

– Кажется, вы не считаете себя принцем. Тогда кто же вы? Ей хотелось знать его историю, а не его имя. Если она – Золушка, то кем же быть ему?

Прямо за гостьей на книжной полке стояли все двенадцать томов «Тысячи и одной ночи».

– Аладдин, – ответил Стюарт, усмехнувшись.

– Аладдин, – повторила она задумчиво. – Молодой человек низкого происхождения, который подчинил могучего джинна, и он приносит ему богатство и прекрасную принцессу в жены.

– Никогда нельзя подчинить себе джинна, – возразил Стюарт.

– Нет?

– За каждое исполненное желание он отнимает у вас нечто дорогое.

– А какое желание загадали вы? – спросила она, поддавшись естественному любопытству.

Он мог бы придумать что-нибудь забавное и не соответствующее действительности.

– Обрести отца, – ответил он. Ее пальцы крепко сжали стакан.

– И от чего вам пришлось отказаться?

– От матери.

В ее глазах заплескалась боль – неужели всего лишь отражение его собственной?

Девушка опустила голову.

– Моя мать умерла, когда мне было шесть. Я до сих пор тоскую по ней.

– Наверняка она была очень красива, если вы на нее похожи, – выпалил вдруг Стюарт.

Их взгляды снова встретились, ив ее аквамариновых глазах он прочел тревогу и радость одновременно.

– Она-то была красавицей. Не то, что я.

– Ну, тут вы сильно ошибаетесь.

Она улыбнулась – очень застенчиво на сей раз. Бледные щеки порозовели. На долю секунды ему показалось, что она бы позволила ему поцелуй. Затем благоприятный момент прошел, оба почувствовали себя неловко.

Он понял, в чем промах. Опыт в подобных делах сейчас сослужил ему плохую службу. Нельзя было так открыто проявлять к ней интерес. Следовало предложить ей еще виски, наконец, сигарету, этой разочарованной Золушке. Или хотя бы печенья, которое Дурбин держал в какой-то жестянке, – вид у бедняжки был такой, словно Злая Мачеха морила ее голодом.

– Пойду искать кеб, – сказал Стюарт неохотно.

Она с ним незнакома. Они все еще в его доме. Разумеется, она вправе подозревать злой умысел в каждом его заявлении.

– У вас нет собственного экипажа? – спросила она, точно так же неохотно.

– Нет. – Пока Стюарт не продал Сомерсет-Хаус, он не мог даже выплатить жалованье Дурбину, которому задолжал за год.

– И слуг нет, чтобы пошли за кебом?

– Мой камердинер всю неделю гостит у сестры в Дербишире. А горничная живет по соседству и, кроме моего, обслуживает еще два дома. Так что придется мне идти за кебом, хоть и не пристало делать это самому.

– И вы оставите меня здесь одну?

– Здесь вы в безопасности, разве нет?

– То есть вы оставите меня наедине с этой прекрасной картиной Констэбла?