Слово арата

Я постучал.

— Войдите!

За столом что-то писал наш старый знакомый Пюльчун, генерал Пюльчун, тот самый, что ездил в Москву с правительственной делегацией. Мы плыли вместе на плоту, вместе осматривали Шушенское.

— Здравствуйте, тарга!

Пюльчун перестал писать, поднял голову и сразу вскочил из-за стола. Он жал нам руки, тормошил нас.

— Баа! Когда приехали? Вот замечательно! В самую страду приехали. Ну, садитесь, рассказывайте. Как учились? Как ехали? Где остановились? Как отдохнули?

Он забрасывал нас вопросами, не давая нам отвечать.

Воспользовавшись тем, что Пюльчун закурил и поток вопросов на мгновение прервался, мы наперебой принялись рассказывать о себе.

Я протянул удостоверение об окончании КУТВа.

Пюльчун взглянул на бумагу, повертел ее и отдал обратно:

— Этого я не понимаю…

Шагдыр тоже показал удостоверение. Седип встал:

— А я в отпуск приехал. Но документ у меня есть.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Пюльчун. — Зачем ваши бумаги? Садитесь!

И — ко мне с Шагдыром:

— Рад, рад, что вы закончили свое учение. Сами знаете, что такое для республики грамотные люди. Главный вопрос теперь — где вам работать? И вам это важно, и нам тоже. Но один я не решу. Надо посоветоваться с товарищем Шагдыржапом. Подождите меня тут.

Мы огляделись. Обстановка поразила меня. В небольшой полутемной комнате стояли три стула с шаткими ножками, диван с вылезшими пружинами и обшарпанный стол, когда-то крашенный в черный цвет. На полу валялись окурки и горелые спички. И это — кабинет секретаря ЦК… Странно!

Пюльчун вернулся, взял папиросу, прикурил, бросил спичку на пол и глубоко затянулся.

— Товарищ Седип, раз вы в отпуске — отдыхайте. Дома не были? Поезжайте. А вы двое идите со мной. К тарге Шагдыржапу.

Кабинет генерального секретаря был просторнее и светлее — широкие квадратные окна выходили на улицу. Однако порядка и чистоты здесь было немногим больше.

За столом сидел коренастый лохматый человек с усталым бледным лицом. Он поднялся, пожал нам руки.

Пюльчун доложил:

— Те самые ребята.

Шагдыржап не сказал ни слова. Не спеша достал папиросу, долго разминал ее, старательно раскурил. Потом стал расспрашивать, как учились, когда приехали, где остановились…

Мы ответили.

— Так. Сегодня и завтра можете отдохнуть. Мы обсудим, куда вас послать на работу. Ответ сообщим. Всего хорошего!

Ничего я не понял! Почему надо ждать? Ведь знали, что мы приезжаем. Даже встречать послали. Наверное, уже советовались, что с нами делать. И не говорят… И вообще, многое оказалось совсем не таким, как я себе представлял.

Седип-оол в тот же день уехал от нас. Перед тем втроем сходили к ямщику, рассчитались.

Мы с Шагдыром стали ждать, когда нас вызовут. День прошел, другой — никто не появлялся.

Тогда я сам пошел в ЦК, но не застал ни Пюльчуна, ни Шагдыржапа. Походил-походил по коридору, наткнулся на лысого толстяка — не поймешь: ввысь или вширь он растет. Казалось, под халатом у него целый тюк шерсти. Он меня послал в Чурмет-оолу.

— А где Чурмет-оол? В какой комнате?

Толстяк поклонился, вытянул руки, как на молитве.

— Место, где работает тарга Чурмет-оол, будет вон там-с.

Я подошел к двери, на которую мне указали, и постучал. Никто не ответил. Постучал громче. Ни звука. Дернул за ручку. За письменным столом, положив голову на руки, спал человек.

Я громко кашлянул и хлопнул дверью. Только тогда человек за столом вздрогнул, очнулся и вскочил. Вид у него был испуганный. Но, смекнув, что перед ним всего-навсего какой-то мальчишка, которого нечего опасаться, он опять важно опустился в кресло и нехотя ответил на приветствие.

Я молча топтался возле двери, не зная с чего начать. На мое счастье, зашел Шагдыр. Его, должно быть, направил сюда тот же толстяк.

Не дождавшись от Чурмет-оола ни слова, мы сами заговорили с ним. Сказали, кто мы такие.

Недовольно позевывая, словно изнемогая от усталости, тарга ответил:

— Идите к тем людям, с которыми говорили… А то сначала с кем-то встречаются, договариваются, а потом ходят и просят неизвестно чего…

Меня подмывало сказать ему что-нибудь злое, но я сдержался: как-никак секретарь… Спросил только:

— Значит, ничем не поможете нам?

— Ишь какие! — рявкнул Чурмет-оол. — Ходят тут всякие. А ну, вон отсюда!

Мы вышли в коридор пораженные.

Шагдыр так расстроился, что ушел домой. А я решил еще раз заглянуть в Пюльчуну. Он оказался у себя.

— Заходи, заходи, Тока. Как раз собирался посылать за вами. Где Шагдыр?

— Сейчас догоню.

— Ладно, пришлешь после. Мы решили временно назначить тебя секретарем государственной плановой комиссии. Что ты на это скажешь? Согласен?

— Раз Центральный Комитет посылает, значит, так надо.

— Верно сказал: надо. Ну, а сам-то как?

— Я готов.

— Тогда получай удостоверение. — Пюльчун протянул мне тонкую, тоньше папиросной, бумажку с красными линейками. На ней сверху вниз черной тушью было что-то написано по-монгольски. Прочитать я, понятно, не мог, поэтому сунул бумажку в карман. Спросил, где находится плановая комиссия, кто ее начальник.

— Рядом, в новом доме. Начальник — председатель комиссии — Данчай-оол. Знаешь?

Имя мне было знакомо.

— Тарга Пюльчун, а что я должен буду делать?

Секретарь развел руками:

— Понимаешь — не знаю! Учреждение только что создано…

«Ну и дела! — подумал я, — Открыли учреждение и сами не знают — для чего».

— Ты иди, иди к Данчай-оолу. Он тебе все скажет, — добродушно посоветовал Пюльчун. Он видел мое смятение и хотел как-то подбодрить меня. — Эта комиссия существует совсем недавно. А ты знаешь, сколько у нас старых учреждений, в которых люди еще не знают, чем заниматься? Да чего там! Просто ничего не хотят делать. Ступай. А там разберешься, сам все поймешь.

Пюльчуна я знал еще с того времени, когда была создана Народно-революционная армия. Хорошо запомнился он и в дни нашего путешествия по Улуг-Хему. Он один из всей правительственной делегации был близок с нами, будущими студентами, И теперь он держал себя, как равный с равным.

Я не утерпел и рассказал ему, что произошло с нами у Чурмет-оола. Лицо Пюльчуна покрылось красными пятнами:

— Вот тебе мой совет: пока нигде об этом не распространяйся. Знай про себя… — Пюльчун нервно заходил по комнате, вернулся к столу, закурил. Барабаня пальцами, он говорил будто сам с собой: — Ведь это сын бедного арата из восточного хошуна. Откуда у него этот чиновничий нрав?.. Да-а… Ну, ты иди, иди, куда я тебе сказал. И помалкивай.

В новом — «коричневом» доме, у Данчай-оола меня ждал не очень теплый прием.

— О, старый знакомый! Откуда приехал, куда собираешься?

Я коротко рассказал о себе, объяснил, что получил назначение ЦК, протянул удостоверение. Лицо Данчай-оола вспыхнуло, тут же побледнело и, наконец, стало совсем серым. Должно быть, он решил, что меня прислали на его место. Прочитав мою бумажку, он пронзительно свистнул и захохотал.

— Значит, вместе будем работать, парень? Превосходно! А как у тебя с грамотой?

— По-русски читать и писать умею.

— Русская грамота — вещь хорошая… — Он нахмурился. — Но дела-то у нас ведутся на монгольском языке. Как же с тобой быть?

— Научусь, Надеюсь, вы мне поможете.

— Так-то так, — промямлил мой новый начальник, и лицо у него стало непроницаемым, точно у каменной бабы. — Но я просил в Центральном Комитете умелого работника, а мне послали неграмотного ученика…

Я пошутил:

— Вы знаете монгольскую грамоту, — я русскую. Что же тут плохого? А по-тувински мы оба неграмотные.

— Ладно, нечего спорить. Послали и послали. Пойдем, покажу, где будешь работать.

Он провел меня в комнату, перегороженную тонкими неоструганными досками. В ней стояли стол и две табуретки.

— Это и будет твой кабинет.

— С чего же мне начинать?

— Ээ, с работой не торопись. Нашу комиссию учредили шесть месяцев назад, а никто еще не указывал, что делать. — Данчай-оол подмигнул и неожиданно запел: