Помойник

— Не обязательно. С Виктором совсем другая история. По моему мнению, он не случайная жертва. Помойник охотился за ним. Он хотел всем показать, кто является на свалке истинным хозяином. Смерть Виктора была предрешена, — сказал он, посмотрел на часы и заторопился домой. — Как поздно. Засиделись мы с тобой.

Оставшись один, я убрал со стола грязную посуду и принялся ее мыть в раковине.

Мой сосед Марек не производил впечатления любителя поесть. Напротив, имел худую и поджарую фигуру человека, привыкшего ограничивать себя в питании. Между тем, он съел у меня все, что можно было только съесть. Как-то: солянку по-грузински, курземес строганов с отварным картофелем, блюдце зеленого горошка, банку латвийских шпрот, все оливки — некоторые из них с косточками — батон белого хлеба, триста грамм голландского сыра и выпил сырыми три мои последние куриные яйца. Кроме того, прикончил весь украинский извар.

Нет, надо сказать, уникальных способностей оказалась личность. Особенно, если учесть, что все это время он почти непрерывно говорил. Впрочем, возможно, его слишком увлекла обсуждаемая нами тема, и он перестал контролировать себя в еде.

Но что я узнал от Марека? Прежде всего, немало нового и неожиданного про своего дядю. Не думал, что он был здесь столь значимой величиной. Приятно грело душу, что, возможно, где-то в моей квартире спрятаны несметные сокровища. Хотя крайне сомнительно. Еще до меня эту квартиру перерыли сверху донизу. Поэтому и нечего было мечтать о внезапном обретении большого богатства. Что ж, а жаль.

Да, но с каких средств мне отдавать дядин долг? И стоит ли вообще это делать? Ведь легко можно было превратиться в дойную корову для славной шайки, возглавляемой Генкой Кривоносом. Где только дядя отыскал себе таких замечательных коллег? Впрочем, глупый вопрос. Ясно где. На городской свалке.

Потом, неплохо было бы узнать, как в действительности погиб дядя Виктор. Во многом бы это определило все мое дальнейшее поведение. Если он умер насильственной смертью, то, скорее всего, в результате каких-либо внутренних разборок среди обитателей полигона. Хотя нельзя было исключить и обычный несчастный случай. Мусорный полигон — место опасное.

Но я не понимал, зачем Мареку понадобилось так откровенно пугать меня этим мифическим существом — Помойником? Туману он тут напустил, будь здоров.

В общем, желал я того или нет, придется самому завтра отправляться на городскую свалку. Нужно было познакомиться с ней ближе. Тогда, вероятно, мне будет легче разобраться в сложившейся ситуации.

С этой мыслью я лег в постель, натянул до подбородка верблюжье одеяло и выключил торшер. Как и следовало ожидать, ночью спалось мне не слишком сладко и безмятежно. На рассвете же меня и вовсе разбудил концерт, разыгравшийся на улице. Выступали, повинуясь любовному томлению, мартовские коты.

Мне хотелось выскочить из дома и разогнать к шутам их визгливый хор. Либо самому, ради шутки, присоединиться к нему. Но было лень. Да и как-то не солидно. Поэтому я положил сверху себе на голову подушку и, проклиная весь кошачий род, попытался снова заснуть.

Глава шестая

Утром я не стал бриться, умываться, чистить зубы, причесываться и прыскать на себя одеколоном. Ничего этого сегодня мне было не нужно. Наоборот, следовало выглядеть как можно хуже.

Наскоро позавтракав, я облачился в потертые джинсы, побитый молью свитер, потрепанную и выцветшую куртку. Обул старые стоптанные ботинки, которые неизвестно почему до сих пор не выкинул. Потом полюбовался собой в зеркале. Чудесный из меня получился хмырь. Совсем как на карикатуре про маргиналов, подумал я и вышел на улицу.

Свалка она и была свалкой. Ничего больше про нее и не скажешь.

Поражало, правда, в некоторых местах обилие пищевых объедков. Судя по их количеству, никакой голод нашей стране в ближайшее время не грозил.

Я шел по неровной тропе, петлявшей между возвышенностей из спрессованного мусора. Вскоре от трудной дороги у меня стала слабеть вывихнутая месяц назад левая нога. Поэтому мне приходилось все чаще останавливаться и отдыхать.

Иногда вдали я замечал фигурки людей. Они ходили с палками и низко опущенной головой. Помнится, Марек предупреждал, что здешние обитатели терпеть не могут чужаков и гонят их взашей. Но на меня они не обращали ни малейшего внимания. Они просто игнорировали мое присутствие.

Над одним из участков свалки с криком кружила большая стая чаек. Значит, в том месте им было чем поживиться.

Чтобы узнать, что там происходит, я поднялся на ближайший холм.

В пору моей юности выпускали сигареты «Памир». На ее пачке был изображен альпинист, стоящий на вершине горы и обозревающий окрестности. Название «Памир» в народе расшифровывалось следующим образом: пошел Абрам Моисеевич искать работу.

Так вот, сейчас я чувствовал себя тем самым Абрамом Моисеевичем. Только не на вершине горы, а на вершине мусорного холма.

Там, где носились чайки, разгружались два мусоровоза. Возле них, возбужденные не меньше чаек, собралось человек десять с мешками и баулами.

Но вместо того, чтобы присоединиться к ним с целью добыть что-либо ценное и полезное, я отправился к маленькой группке людей, расположившейся неподалеку от моего холма. Группка состояла из трех людей — двух мужчин и женщины — и лохматой дворняги. Люди что-то варили в закопченном котелке над костром. Настроены, по-моему, они были вполне миролюбиво. По-крайней мере, явной враждебности от них не исходило. Только дворняга тявкнула пару раз для порядка.

— Привет, ребята! — бодро, по-суворовски, поздоровался я приблизившись.

— Здорово! — вразнобой отозвались бомжи, а собака подозрительно покосилась на меня и нервно зевнула. Больше они никак не прореагировали на мое появление. Продолжали невозмутимо сидеть и смотреть на потрескивающее пламя костра.

— Оттуда ж ты взялся, красавец? — спустя минуту, все же поинтересовалось женщина. От женщины, правда, в понимании этого слова в ней мало чего осталось. Так, отдельные штрихи. Кое-как подкрашенные губы. Серый свалявшийся платок, наполовину сползший с головы. Серьга желтого цвета в одном ухе. Отвислая грудь, поднимавшая у живота кофточку. В основном же она больше походила на бесполое существо.

— С того холма, — ответил я.

— Это, представь, мы поняли. Вообще ты откуда? — уточнила она вопрос, потуже запахивая свой тулуп

— Из соседнего поселка.

— Вона как. Выходит, что ты деревенский, — хмыкнула она.

— Скорее, поселянин, — поправил я.

— Что-то, парень, я тебя здесь раньше не встречал, — вмешался в наш разговор кряжистый мужик с выпирающей вперед нижней челюстью. Одет он был в дорогое модное полупальто, отделанное по краям светлой замшей, но грязное и затертое до безобразия. Местами порванное и без половины пуговиц.

— Я нечасто бываю на свалке.

— Ну, это твое дело, — заметил кряжистый мужик. — Сегодня, значит, к нам не привезут ничего стоящего. Посему нечего тут шастать. Возвращайся к себе в поселок.

— Да, поселянин, давай лучше топай отсюда по добру по здорову. Не то мигом ребра пересчитаем, — прекратив жевать вяленую рыбину, поддакнул ему второй мужик — костлявый и сутулый. Облачен он был в синий милицейский бушлат.

— Что вы, ироды, выпроваживаете молодого человека? Что вы ополчились на него? Может, ему нужна какая-нибудь мелочь для хозяйства, — заступилась за меня бомжиха. Оказывается, что женского осталось в ней больше, чем я предположил вначале. — Может, он нам за нее еще денег предложит.

— Дура ты наивная! Держи карман шире! Кукиш он тебе предложит, а не денег! — усмехнулся сутулый мужик, принимаясь вновь обгладывать свою рыбину.

— Я бы вам заплатил. Только здесь мне ничего не нужно. Я пришел просто посмотреть на свалку.

— Видите, зачем он пришел? Зачем его трогать? — продолжала заступаться за меня бомжиха.

— Ишь ты, какой шустрый сыскался?! Чего тут смотреть?! — сердито скривился кряжистый мужик, помешивая длинной ложкой похлебку в котелке над костром. — Любопытным делать у нас нечего! Это тебе не цирк! Не виляй, как ужака под вилами! Признавайся, зачем явился?! Иначе мы потолкуем с тобой иначе!