За далью — даль

А мой майор невозмутимый,Со слов солдата выдав речь,На весь вагон добавил дымаИ вновь намерен был залечь…Солдатской притчи юмор грубыйУлыбкой лица подсветил,И сам собой пошел на убыльТот спор на тему: фронт и тыл.За новой далью скрылся город.Пошли иные берега.Тоннели, каменные горы,Вверху — над окнами — тайга.По кругу шли обрывы, пади,Кремнистой выемки откос.И те, что в душу мне вступали,Слова горели жаром слез.И не хотел иных искать яЗатем, что не новы они.Да, тыл и фронт — родные братья.И крепче в мире нет родни.Богатыри годины давнейИ в славе равные бойцы.Кто младший там, кто старший — главный, —Неважно:Братья-близнецы.И не галди — кто, который,Кому по службе подчинен,Оставив эти счеты-спорыДля мирных нынешних времен…Но не иссякнуть этой теме,Покамест есть еще в живыхИ те, что сами знали бремяЧасов и суток фронтовых;И те, кому в завидных далях,В раю глубоком тыловомУ их станков и наковаленБыл без отрыва стол и дом.И после них не канут в нетяхТа боль, и мужество, и честь.Но перейдет в сердца их детямИ внукам памятная весть.О том, как шли во имя жизниВ страде — два брата, два бойца.Великой верные ОтчизнеТогда.И впредь.И до конца.

Москва в пути

Вагонный быт в дороге дальней,Как отмечалось до меня,Под стать квартире коммунальной,Где все жильцы — почти родня.Родня, как есть она в природе:И та, с которой век бы жил,И та, с которой в обиходеСтолкнешься утром —День постыл.И есть всегда в случайном сбореСоседей — злостный тот сосед,Что любит в общем коридореТорчать, как пень, и застить свет.И тот, что спать ложиться рано,И тот бессонный здоровяк,Что из вагона-ресторанаПриходит в полночь «на бровях».И тот, что пьет всех больше чая,Притом ворчит,Что чай испит,И, ближних в храпе обличая,Сам, как зарезанный, храпит.И тот, что радио не любит,И тот, что слушать дай да дай,И тот и всякий…Словом, люди,В какую их ни кинуть даль.И на путях большого мираМне дорог, милИ этот мир…Съезжает вдруг жилец с квартиры,Вдруг сходит спутник-пассажир…И пусть с тобой он даже спичкиНе разделил на этот срок,Но вот уже свои вещичкиОн выдвигает на порог.Вот сел у двери отрешенно —Уже на убыль стук колес, —Вот встал и вышел из вагона,И жизни часть твоей унес…Но это что. Иное дело,Когда, как водится в пути,Знакомство первое успелоДо дружбы, что ли, дорасти.Читатель, может быть, припомнитМолодоженов-москвичей,Что в стороне держались скромно,Дорогой заняты своей,Своей безмолвною беседойПро тот, наверно, край земли,Куда они впервые едутВ составе собственной семьи.Когда пошли уже к УралуХолмы — заставы главных гор, —Супруги юные помалуВтянулись в общий разговор.Должно быть, так, что с непривычкиВзгрустнулось, — критик, погоди:Не версты дачной электрички,А вся Европа позади.И, отдаваясь этой дали,Что открывались душам их,Они с отрадой обреталиОпору в спутниках своих.И постигали въявь при светеДневном на этом рубеже,Что — да, они уже — не дети,И счет пошел иной уже…Расспросы, толки, тары-бары…Уже, проход загородив,Вокруг и возле этой парыВагонный сладился актив.На всех пахнуло в самом делеКак будто временем иным,И все по-своему хотелиНе сплоховать при встрече с ним;Не оттолкнуть почтенной спесью:Мол, то ли дело в наши дни;Не затянуть унылой песниВо вкусе матушки-родни —Той, чьи советы, поученьяИ справки — в горле у детей:Насчет превратностей снабженьяИ климатических страстей.